Мне показалось очень подозрительным, что в альбоме, где сотни иллюстраций и подписей на нескольких языках, отсутствует портрет Франца Зюсмайра, который я уже видел и успел запомнить на всю оставшуюся жизнь, зато была репродукция с портрета аббата Макисмилиана Штадлера. Странное упущение, особенно если учитывать, что альбом издан в Германии, а немцы в своих исследованиях всегда педантичны и необычайно скрупулезны. Где же Франц Ксавер Зюсмайр?
Зато на каждой странице «Моцартианы» есть упоминание об аббате Максимилиане Штадлере, о котором сказано, что он «являлся профессором теологии, церковным композитором, был в дружеских отношениях с Моцартом, а после его смерти был помощником у Констанции и её второго мужа Николауса Ниссена, помогая им разбирать рукописное наследие композитора; завершил ряд незаконченных произведений Вольфганга Амадея и выступал в печати со страстной защитой подлинности моцартовского Реквиема». Как пишут современники, Штадлер относился к числу членов масонского ордена, не внушающих доверия. На портрете выражение лица Иоганна Карла Доминика (Максимилиана) Штадлера более чем откровенное: скепсис сноба, надменность и какая-то похожесть с напыщенным служителем музыки Антонио Сальери, императорским капельмейстером.
– Кто ещё попал в сети аббата после гибели Моцарта? – сказал я вслух.
– Вам ничего не говорит имя скульптора и художника графа Дейма-Мюллера? – послышался неожиданный голос Надежды.
Я вздрогнул, поскольку произнесённые слова были точь-в-точь из последней открытки Веры Лурье.
– В некотором роде, да, – отозвался я.
Девушка уже сервировала стол небольшим самоварчиком и легким ужином – все в русском стиле: ароматный чай в фарфоровом пузанчике, крендельки, баранки. Подлетев ко мне, она ловко достала том иллюстраций Полного собрания писем Моцарта и открыла его на странице 284, где была посмертная маска Вольфганга.
– Ну как? – торжествующе спросила она.
Я изумился: это был не Вольфганг из подарочного издания Зальцбургского Моцартеума; не конфетно-приторный Вольфганг Амадей с портрета Б. Крафта – эдакая смесь из Тропинина и Репина; не великий композитор из чистенькой, причесанной биографии специалистов Моцартеума.
На меня смотрело спокойное красивое лицо мастера Вольфганга Амадея Моцарта. И приписка рукой поэтессы Веры Лурье на полях: «Наконец-то! Факт остается фактом: до сих пор – вот уже в течение 30 лет – от мира скрывается последнее и самое достоверное изображение Вольфганга Амадея Моцарта. Изображение, к слову будет сказано, приведено не как подделка, а как апокриф».
Открытый чистый лик композитора – застывшая в его образе неземная и волшебная музыка.
Я ещё раз посмотрел на изображение посмертной маски Моцарта. Волосы зачесаны назад, полноватые губы чуть полуоткрыты, большой мясистый нос, глаза закрыты, голова слегка откинута назад. Невероятно, чтобы кто-то, спустя много лет после смерти Моцарта сумел с такой точностью воплотить в бронзе Вольфганга – всю ту музыку великого маэстро, застывшую в металле!
– Поговорим о ртути, – широко улыбнувшись, проговорила она. – Ртуть (Hg) издревле была посвящена Меркурию. В средневековой алхимии этой планете ставилось в соответствие число 8. О том, какое отношение имеет это число 8 к смерти и вопросам посвящения в античном культе таинств, речь пойдет ниже. А пока что отметим, что сразу же бросается в глаза: эта восьмерка присутствует и в том числе 18, которое намертво связано с великим Моцартом. Поскольку числам 1 и 2 нет алхимических соответствий (они начинаются только с 3 это Сатурн, а 4 – Юпитер и т. д.), то из этой комбинации двух чисел единица выпадает: и сублимируется в цифру 8 – Меркурий, образуя смертельный яд: сулему или mercurius sublimatus…
Увидев недоумение в моих глазах, Надежда подчеркнула:
– На первый взгляд все это может показаться преувеличенным и надуманным, но, к сожалению, не все так просто. Необычными такие взаимосвязи покажутся только тому, кто неискушен в мифологических сплетениях античного и средневекового образа мышления. Скажу откровенно, ведь, скажем, душу химии мы потеряли в схематизме её формул. И то, что нам сегодня представляется абсурдным, ещё несколько поколений тому назад принадлежало «благости знания» посвящённых. И тут на свет выступают целые – изрядно однозначные – таблицы «соответствий», соответствий чисел, элементов, металлов, планет, драгоценных камней и целебных трав. И тут среди прочих признаков для ртути в Меркурии выделяется серый цвет. Запомни это, серый цвет, пресловутый «серый посланец», это ничто иное, как символ.
– Ты имеешь в виду то, что за три месяца до кончины Моцарт был напуган серым посланцем, будто бы заказавшим ему траурную мессу? Хотя сведения об этом заказе и мессе, по многим источникам – чистой воды выдумка.
– Верно. Так вот, Моцарт был крайне напуган этой встречей и переданное незнакомцем известие воспринял как открытое предупреждение о своём скором конце. «Серый посланец» приходил в согласии с символикой чисел – священное число раз – было ровно три встречи.
– Единственное, чего тут не хватало, так это подписи чёрным по белому: «Ты, Моцарт, приговорён к смерти», – вставил я.
– Вне сомнений, «Волшебная флейта» в окружении этих событий предстает теперь совсем в ином свете. И слухи, гулявшие по Вене, будто Моцарт был отправлен на тот свет из-за разглашения тайн «королевского искусства», сегодня уже не кажутся безосновательными. В самом деле: здесь он столкнулся со «своим ядом», так же как столкнулся с 8-ю аллегориями Меркурия на колонне Гермеса, изображенной на титульной гравюре к первому либретто «Волшебной флейты». Остановимся на ней подробнее. Слева под колонной лежит мертвец: вот он, умерщвлённый архитектор храма Адонирам или Хирам! А ведь Моцарт наверняка держал эту гравюру в руках, держал и созерцал свой яд и судьбу своего двойника – но не понял этого! Те, кто доконали его, оказались на несколько порядков изощренней. И, тем не менее, внутренний голос подсказал ему, что «музыке скоро конец».
– Что последовало за этим – известно, – резюмировал я.
– В пасьонах Моцарта число 18 приобретает новое, откровенно культовое значение. 18 ноября 1791 года состоялось освящение второго храма венской ложи «Вновь венчанная надежда». Для этого случая Моцарт написал кантату объёмом в 18 полных листов. Подобно древнеегипетским гимнам к богу Солнца Ра, в этом сочинении канонически проводятся соло, дуэты, речитативы и номера для смешанного хора. То есть церковный стиль очевиден.
Вскоре Моцарт оказался прикованным к постели, тело его сильно опухло. На 18-й день после освящения храма, 5 декабря 1791 года он скончался. Не будь это число зафиксировано документально, его без стеснения попытались бы оспорить.
Ибо этим 5 декабря исполнялось ровно 7 лет, как Моцарту было предложено вступить в ложу «Благотворительность». Семь лет созидательной работы над так называемым «Соломоновым храмом», о чем говорится уже в Третьей книге Царств, завершились, день в день. Справившись в срок, архитектор храма Адонирам – именно под таким именем, наделенное отличиями высшего градуса шотландского обряда, неожиданно является имя Моцарта в циркулярном письме ложи от 20 апреля 1792 года! – он закончил свой жизненный путь, или «Via regia».
– Поистине, факт, который заставит задуматься любого упрямствующего нигилиста, – согласился я.
– Вспомним библейскую притчу. Мудрый Соломон, который был одним из избранных в познании символов, которые выражали собой «хранилище святыни всезнания Адама до грехопадения», задумал построить Великий Храм, и так построить его, чтобы он символически передал потомству, всем жаждавшим познать истину, божественные познания. Главным строителем храма был назначен Адонирам, обладавший знанием «божественной истины»; рабочих для постройки этого храма было собрано 130.000 человек, которых Адонирам разделил на три степени: учеников, товарищей и мастеров. Каждой степени было дано символическое слово: ученикам – Иоаким, товарищам – Вооз, а мастерам – Иегова, но так, что мастера знали своё наименование низших степеней, товарищи своё слово и слово учеников, а ученики знали только своё слово. Мастера за свою работу получали более высокую плату, что вызывало желание трёх товарищей выпытать у Адонирама мастерское слово. Воспользовавшись тем, что по вечерам Адонирам ходил осматривать в храме работы, первый из них остановил его у южных ворот и стал требовать от него, чтобы он открыл ему слово мастеров, и, не получив желаемого, ударил Адонирама молотком. У северных ворот другой товарищ нанес ему удар киркой. Адонирам бросился спасаться, и едва он успел бросить в колодец золотой священный треугольник, символ всесовершенства духа, божеское начало (на треугольнике было таинственное изображение имени Иеговы), как третий товарищ нанес ему смертельный удар циркулем у восточных ворот. Убийцы унесли и схоронили тело Адонирама. По приказу Соломона тело было найдено, ибо земля оказалась рыхлой, а воткнутая ветвь акации, которою убийцы отметили место погребения Адонирама, – зазеленела. Мастера из боязни, что древнее мастерское слово уже потеряло значение, решили заменить слово «Иегова» первым, которое будет кем-либо из них произнесено при открытии тела погибшего мастера.
В это мгновение открылось тело, и когда один из мастеров взял труп за руку, то мясо сползло с костей, и он в страхе воскликнул: «Мак-бенах», что по-еврейски значит: «плоть от костей отделяется». Это выражение и было принято отличительным словом «мастера» степени.
Таким образом, для мастеров Адонирам, или Хирам есть только олицетворение гения, перешедшего к нему и всему его потомству, состоящего из тружеников ума и таланта, по наследству от Каина, который родился будто не от Адама, созданного из земной глины, а от гения огня, одного из элохимов, равносильного Иегове. А три убийцы Адонирама объясняются для кандидатов в мастера как выражение самовластия, изуверства и тщеславия, убивающих гениальность. Борьба с «деспотизмом гражданским и церковным» диктуется теми целями и задачами, которые ставит себе орден франкмасонов: превратить весь мир в одну республику, в которой, по выражению масонов, «каждая нация есть семья и каждый член сын оной».