Попробуем открыть перечень сочинений, составленный самим Моцартом и доступный теперь исследователям в факсимильном издании. И что же? Мы не найдем там никаких упоминаний о Реквиеме. Это уже достаточно странно, поскольку Моцарт, как правило, вносил в него и неготовые сочинения.
Согласно текстам книг, переданных мне Сильвией Кернер, порядок следования последних произведений композитора был, мягко говоря, иным. По окончании «Волшебной флейты» (июль-сентябрь 1791 года) Моцарт никак не мог с «рвением», как утверждает биограф Моцарта и второй муж Констанции Георг Ниссен, приняться за работу над заупокойной мессой, так как следующая запись в перечне, сделанная вслед за увертюрой и Маршем жрецов к упомянутой опере, касается оперы «La Clemenza di Tito» – (K. 621). Далее идёт Концерт для кларнета ля мажор (К. 622), написанный 7 октября 1791 года. За этим следует небольшая масонская кантата «Laut verkunde unsre Freude»[71] – (К. 623), написанная 15 ноября 1791 года для освящения Второго храма ложи «Вновь венчанная надежда» и продирижированная композитором 18 ноября 1791 года. Объем её – 18 листов, а на 18-й день после освящения, 5 декабря Моцарт умирает.
Последняя рукопись Моцарта (К. 623), недоступная простым смертным, хранится в архиве Общества друзей музыки в Вене. Моцарт, член ложи с 1784 года и, как известно, совсем не ординарного ранга, за свою короткую жизнь написал несколько масонских сочинений, и прежний храм его материнской ложи «Вновь увенчанная надежда» располагался на втором этаже венского дома барона Мозера по Лангекронгассе.
В масонских кругах не Реквием, а именно кантата «Laut verktinde unsre Freude» («Громко восславим нашу радость») считалась последним сочинением Моцарта. И для этого есть весомые основания. Ибо, в отличие от Реквиема, партитура этой кантаты Моцартом полностью закончена, пронумерована и собственноручно внесена в его собственный список сочинений под таким титулом:
«Вена, 15 ноября 1791 года.
Маленькая масонская кантата (К. 623).
Включает 1 хор, 1 арию, 2 речитатива и дуэт, тенор и бас, 2 скрипки, альт, бас, 1 флейту,
2 гобоя и 2 валторны».
Справа вверху начала партитуры рукой Моцарта помечено: «В. А. Моцарт 15 ноября 791». На последней странице, после указания о повторении первой части, следуют три такта «Coda»; затем стоит «Fine».
Уже 25 января 1792 года императорский и королевский придворный владелец типографии Иосиф Храшански, который и издал кантату, поместил о ней в «Венской газете» следующее сообщение:
«Чувство уважения и благодарности к покойному Моцарту побудило филантропическое общество известить об издании сочинения сего великого художника в пользу нуждающейся вдовы и сирот оного, сочинение, кое справедливо может быть названо его „лебединой песнью“, написанной с присущим ему искусством и исполненной им в кругу лучших друзей под собственным управлением за два дня до последней болезни. Это кантата на посвящение масонской ложи в Вене, слова коей есть труд одного из членов упомянутой ложи».
Как и либретто «Волшебной флейты», текст кантаты принадлежит Эммануэлю Шиканедеру. В классической литературе о Моцарте сведения об этой кантате были довольно скудны и неопределённы.
В 1798 году биограф Моцарта Франц Немечек писал:
«Его состояние в самом деле улучшилось, и это позволило написать ему маленькую кантату, заказанную неким обществом по случаю торжества. её хорошее исполнение и большой успех, с коим она была принята, вновь воодушевили его».
После краткого, прерванного небольшим соло хора, звучат речитатив и ария тенора, затем речитатив для тенора и баса, переходящий в дуэт, после чего повторяется первый хор. В качестве примера приведем текст первого речитатива:
«Впервые, благородные братия, приемлет нас сие новое пристанище мудрости и добродетели. Мы освящаем сие место для святости нашей работы, которая отомкнет нам великую тайну. Сладостно чувство масона в столь светлый день, который внове и тесней сплотит братскую цепь; сладостна мысль, что ныне человеколюбие вновь поселится среди людей; сладостно воспоминание об очаге, где сердце каждого брата целиком вещает ему, что он был, и что он есть, и что он будет, где пример наставляет его, где братская любовь печется о нём и где в тихом сиянии восседает на троне всех добродетелей святейшая, первейшая, всех добродетелей царица – благотворительность».
В предисловии к факсимильному изданию Реквиема Шнерих в 1913 году высказывает мнение, что кантата КV 623 была создана в два приема, то есть перед, и после пражского путешествия 1791 года, когда Леопольд II принимал корону Чехии, а Моцарт исполнял своего «Titus». Шнерих исходит при этом из того, что при записи кантаты была использована бумага двух разных сортов: в первой части автографа водяной знак – звезда, во второй – полумесяц. То есть вполне возможно, что Моцарт прервал свою работу, а позже продолжил ее. Что кантата по времени непосредственно примыкает к «Волшебной флейте», над которой Моцарт работал в мае, июне и июле 1791 года, доказывает уже то обстоятельство, что некоторые места из большой разговорной сцены этой оперы (1/15) всплывают в первом речитативе кантаты; даже ноты на словах: «Где она, которой он лишил нас? Памина, может, её уже принесли в жертву?» – почти точно повторяются в оркестровом сопровождении.
В связи с этим замечательно то, что не Реквием, а именно эта кантата в специальной масонской литературе названа его «лебединой песнью», которую «он с присущим ему искусством сочинил и в кругу лучших друзей сам продирижировал её первым исполнением за два дня до своей роковой болезни».
И ещё. Перерывая бумаги умершего композитора, вдова и ученик Моцарта Зюсмайр наткнулись на нотные листки.
«Что это?» – удивился Франц Ксавер.
Потом оказалось, что эти фрагменты к заупокойной мессе были написаны и не окончены ещё в 1784 году. То есть Моцарт никогда не слышал исполнения этого неоконченного произведения, найденного у него в документах после смерти. Об этом же Констанция говорила другим лицам, как, например, аббату Максимилиану Штадлеру.
Попытка Констанции склонить капельмейстера Иосифа Эйблера к доработке этого сочинения потерпела неудачу, тогда Франц Зюсмайр, секретарь и ученик Моцарта, друг Констанции, заявил о готовности взять на себя такой риск.
Уже одно это противоречит утверждению, будто Зюсмайр в качестве «поверенного» Моцарта у одра смерти был самым тщательным образом проконсультирован композитором по всем вопросам дальнейшего завершения сочинения. Во-первых, он был другом соперника Моцарта Сальери, во-вторых, – «постоянным провожатым» жены Моцарта Констанцы во время её лечения в Бадене летом 1791 года, и письма Моцарта так и пестрят ядовитыми замечаниями по отношению к человеку, обоими именами которого – Франц Ксавер – был назван его младший сын, родившийся в июле того же года.
Сначала все это не очень бросалось в глаза, поскольку сам Зюсмайр был очень скуп на слова, и, таким образом, «все сочинение было истинно моцартовским». Настоящий спор вокруг Реквиема разгорелся после выступления теоретика музыки из Майнца Г. Вебера, который в 11-м номере журнала «Cacilia» (Verlag В. Schott's Sohne, Mainz) за 1825 год начисто опроверг его подлинность. На это его натолкнули серьезные расхождения в оригиналах. Но, кроме своих соображений он, видимо, обладал достаточно точными документами, переданными его другом, оффенбахским издателем А. Андре, который приобрел у вдовы большую часть музыкального наследия Моцарта.
Г. Вебер выступил против подлинности уже потому, что в основу вступления к Реквиему положена тема из кантаты Генделя – на погребение королевы Шарлотты, – транспонированная из соль минора в ре минор, а двойная фуга «Kyrie» представляет собой обработку Генделевой же фуги из оратории «Иосиф» (транспонированной в другую тональность). А вопрос об оригинале вообще захлебнулся, увязнув в джунглях обработок, копий, продолжений и противоречий.
Получается, что Моцарт достал старый опус и по желанию заказчика переделал его в заупокойную мессу для частного лица – и все это задолго до своей смерти. Это согласуется и с письмом пештского адвоката Й. Крюхтена Г. Веберу от 3 января 1826 года, где говорится, что после смерти графини Вальзегг (январь 1791 года) «был заказан, получен и исполнен Реквием. В сентябре же 1791 года, то есть уже после нашего Реквиема, о котором столько споров, Моцарт находился в Праге на коронации императора Леопольда II».
Поразительно, но граф Вальзегг, который якобы из тщеславия выдал Реквием за собственное сочинение, по своей инициативе нарушил молчание, о чем и сообщила Констанца в письме издательству Брайткопф и Гертель от 30 января 1800 года. Вальзегг сам дал разрешение на публичные исполнения Реквиема, например – 14 декабря 1793 года, при этом он прозвучал не как «Requiem composto del Conte Walsegg», о чем так настойчиво твердили раньше, а как произведение великого композитора Моцарта!
Отсюда следует: сочинение, о котором мы ведём сейчас речь, было исполнено в сентябре 1791 года, то есть за три месяца до смерти Моцарта! Когда тот же английский музыковед Блюме в журнале «The Musical Quarterly» (Лондон, апрель 1961 года) возмущенно восклицает:
«Зайти так далеко, как Андре и Кернер, это значит обвинить в чудовищном обмане всех потомков, начиная с современников Моцарта – Констанции, Эйблера и Зюсмайра, и Кернер не боится этого». По поводу подобного высказывания, повторенного затем и в «Syntagma musicologicum» (Barenreiter/ Kassel, 1963), можно ответить: да, именно так!
Итак, подведём итог этой беглой дискуссии:
Вплоть до наших дней Реквием остается, видимо, величайшей мистификацией в истории мировой культуры. То, что Моцарт счел незрелым для публикации, то, что он «из-под полы» продал частному лицу задолго до своей смерти и о чем впоследствии старался не распространяться, было теперь возведено в summum opus summi viri (великий опус великого человека – лат.)! Разве Немечек и Ниссен не упоминали в связи с отравлением Моцарта о «Реквиеме»? Но раз слово это прозвучало, то первым, кто мог его произнести, уж, конечно же, был сам Моцарт! Такой шанс упускать было нельзя.