– Мне кажется, вам лучше не светиться с этими записями дорогих сердцу музыкальных шедевров Третьего рейха.
Трудно было понять, было ли это Folltreffer[76] или же я сделал Fehlschuss[77]. Ведя свою игру, я превратился в своеобразный локатор, улавливающий нужные мне сигналы: были ли это внешние проявления – ее походка, жестикуляция, мимика и даже взгляд или тембр голоса Линды, – все оставалось важным, поскольку ставка была выше, чем жизнь.
– Предостережение принято, – ровно проговорила она и, шагнув ко мне, взяла у меня несколько компакт-дисков и поставила их на полку. – И вовсе не потому, что вы меня напугали. Музыкальная сессия сыграла свою роль.
– Какую же?
– Наладить контакт, – хитро сощурившись, произнесла она и уточнила: – Наладить контакт с влиятельным человеком. Может быть, это вы и есть – тот главный человек.
– Может быть. У меня имеются верительные грамоты, скажем так, из авторитетных кругов Венесуэлы, Мексики и Аргентины – не суть важно. Подписанные влиятельными политиками и бизнесменами… – Я мгновенно извлек из глубины памяти все, что когда-либо знал о революционных, повстанческих и, конечно же, неофашистских движениях в странах Латинской Америки.
– Итак, это предложение к сотрудничеству? – задумчиво сказала фрау Линда. – А почему я должна верить вам?
Я сделал нетерпеливый жест, прервав ее на полуслове.
Но она перебила меня тут же:
– У меня тоже имеются документы – своеобразная верительная грамота.
– Какая верительная грамота? И от кого?
– От человека, которого уже нет в живых. – Она профессионально осмотрелась, давая понять, что нас могут подслушивать, и перешла на разговор вполголоса: – Человека, который интересовал одновременно вас и меня.
Я сделал вид, что меня это заинтриговало, и некоторое время испытующе смотрел на нее. Наконец решил рискнуть и строго потребовал:
– А ну-ка, назовите настоящее имя этого Анонима.
– Какой смысл называть имена, когда вы знаете, возле какого особняка мы с вами впервые встретились, и помните тот известный инцидент с полицией и вашим, извините, кратковременным арестом.
Ваши рекомендательные письма меня не интересуют. Разумеется, я не сомневаюсь в их надежности: все, что надо, у вас имеется, иначе бы вы не стали уверять меня в существовании этих верительных грамот. Проверить их подлинность я просто не смогу, поскольку вы предоставите мне нужные номера телефонов и людей, которые будут контактировать со мной. А почему вы не продемонстрировали свои бумаги тогда, в предместье Бонна, и устроили для меня спектакль с опознанием?
– Меня строго предупредили, что дело на грани провала. Как это было в прошлый приезд в Бонн связника под видом мюнхенского адвоката Эрики. За ним тут же установили слежку. И ему пришлось срочно ретироваться.
– По моим сведениям, его взяли в Мюнхене и он якобы покончил с собой, – сымпровизировал я и, оказалось, что попал в точку.
С широко открытыми глазами Линда выпалила:
– Откуда вам это известно, герр Ганс?
– Я же профессионал, – поскромничал я.
– Я иду буквально по гробам. Мое появление рядом с особняком чуть не стоило мне жизни.
– Так и я о том же! Вместо конструктивного диалога вы совершаете странные поступки: пытались сдать меня криминальной полиции – и это в то время, когда в известном особняке лежали убитые из оружия для дураков – американского «дерринджера» – две известные в Германии фигуры. Вы в своем особняке под Берлином демонстративно наслаждаетесь произведениями Третьего Рейха при открытых окнах!
– Вы сами виноваты. Ваше поведение под Бонном, в Танненбуше, более чем странное. Я так до конца и не знаю вашей истинной роли в судьбе этой политической пары.
– Прокуратура разбирается, и я, думаю, скоро ее выводы будут известны общественности. – И, презрительно взглянув на Шварцер, я сделал выпад: – Ваши местные неурядицы, фрау Линда, меня не касаются. Я имею особое задание. И я проделал столь долгий путь, чтобы выполнить его и поставить в судьбоносном диалоге логическую точку. Предполагалось, что здесь мне окажут содействие. И я намеревался добиться этого делового партнерства тем или иным способом.
И она оценила мое поведение!
– Своим, извините, неадекватным поведением вы могли бы, герр Ганс, добиться чего-то совсем иного, например смертельного удара в висок, выстрела или просто удавку нунчаками.
На это я и бровью не повел.
Она же полюбопытствовала с чувством превосходства человека, переигравшего соперника по всем статьям:
– Так в чем же цель вашего столь долгого и трудного вояжа?
– Об этом я могу сказать только одному человеку, – ответил я. – Человеку, с которым я должен был встретиться в одном из городов Германии.
– Его имя?
– Не могу назвать. До поры – это тайна.
– Тайна в нашем деле – это закон.
Я заметил, что Линда слегка успокоилась.
– Ну, теперь вы видите: я не самозванка, – весело проговорила она. – Мне многое известно.
– Даже слишком, – резко вставил я.
– Таких, как мы с вами, повсюду подстерегают опасности, – проворковала она и, сделав шаг вперед, положила ладони мне на плечи и сладко улыбнулась. – А если честно, вы можете причинить мне боль, герр Гансвурст? Вы можете ударить меня? Или – убить?
«Молодец фрау Линда, хорошо работает, профессионально», – подумал я, а вслух сказал:
– Да что вы! Я так пленен тайной ваших глаз и магнетизмом вашего облика – просто нет слов, а только восклицательные знаки.
– Вы не знаете, для чего я вам про все это говорю?
– Нет, – сказал я и, замкнув руки на ее спине, притянул ее к себе. – Я слушаю.
– Полегче, Ганс, – пробормотала она. – Мне уже кажется, что весь ваш ум, как у хоккеиста, сконцентрирован на конце клюшки.
– Со мной вам нечего опасаться, – ухмыльнулся я.
Она от души рассмеялась:
– У вас короткая память. А полицейские запросы из Бонна по поводу вашего мафиозного образа жизни во Франкфурте-на-Майне?
– Это совсем другое дело, – отмахнулся я.
– Вы ужасный человек.
– Да, – скромно согласился я.
– А как вы догадались, что я не вызову полицию?
– В нашей профессии нужно уметь рисковать. Я решил, что вам выгоднее пойти на сделку.
– А что бы вы сделали, если б нарвались здесь на засаду?
– Я заранее приготовил правдивый рассказ.
– Я так и поняла. У вас есть что-то от этих мерзких и рациональных янки. У них повсюду только бизнес, только выгода, а расписано все до детали, нюанса. Для полета души, для нравственных порывов просто нет места…
– Возможно. Но на большинство вопросов кримполицаев ответы я заготовил. Пусть не идеальные, но вполне приемлемые. Потом, у меня есть люди, которые наймут для меня лучших адвокатов. Полиции пришлось бы выбрать, кому верить – мне или вам. А потом… потомя бы опять позвонил вам.
– Вы страшная личность, – сказала она. – Пожалуйста, оставьте в покое мои застежки. Я не выношу этого рукоблудия. – Она отстранила мою руку от спины и опустила ее ниже, на свои бедра. – Вот, побалуйтесь пока здесь, скверное создание.
Лишь тонкое белье отделяло мои ладони от жаркого тела Линды Шварцер. Ощущение довольно тревожащее, даже для человека, посвятившего свою судьбу защите национальных интересов страны.
Я прокашлялся и сказал с хрипотцой:
– Вопрос: почему это фрау из высшего общества и пуританских нравов приглашает коварного уголовника Гансвурста в свою лесную усадьбу под Берлином и позволяет ему баловаться своими прелестями, вместо того чтобы просто сдать в криминальную полицию?
Я почувствовал, как она напряглась.
– Не хамите женщине, – ответила она и тут же рассмеялась. – Вы мне нравитесь, Гансвурст. Вы такой самодостаточный, прямой, дитя природы. И вы не строите из себя кого-то другого.
– Гансвурст – всеобщий любимец, согласно народному фольклору, – ухмыльнулся я. – Но на мой вопрос вы не ответили.
– Вы знаете ответ.
– Вы хотите услышать, кто меня нанял, – произнес я. – И вы были уверены, что полиция из меня этого не вытянула бы. Вы умница. Но, как я вам уже говорил, у Гансвурста тоже есть свои принципы.
– До сих пор? – прошептала она, теснее прижимаясь ко мне.
– Не стоит, – ухмыльнулся я. – Все женщины повторяют эту ошибку. Я никогда не мешаю секс с делом.
Ответила она не сразу. Потом снова засмеялась.
– Вот это философия настоящего мужчины! Гансвурст, вы просто чудо!.. Но ведь вас могла нанять фрау Лотта, жена генерала Бастиана? Не так ли?…
Я вздрогнул, но промолчал.
– … Не отпирайтесь, – мягко продолжила она, – я и сама про это знаю. Эрика Шнайдер мне многое рассказала.
– Эрика? Какая она все-таки болтушка! – невольно выпалил я. – Хотя что возьмешь с этого ребенка!..
Она легонько похлопала меня по плечу, а затем отвела мои руки от бедер, в которые я вцепился как истый самец.
– Довольно с вас секс-разминки, – сказала она, отходя. – Где мой коньяк?
– Там, где вы его оставили, – ответил я.
Я подошел к ней, и она протянула мне двойную порцию коньяку. Я небрежно взял его.
– Спасибо, – вежливо поблагодарил я.
Шварцер улыбнулась.
– Ладно, блюдите свои дурацкие принципы. Я и без вас знаю, кто эта Эрика, и уже в Бонне догадалась, что и вы работали на фрау Лотту Бастиан.
– Дополнительная крыша не помешает, потом – деньги.
Она помотала головой.
– Нет, тут еще какая-то интрига, мне до конца неизвестная.
– География и история – это, конечно, интересно, – сказал я, – но я предпочитаю Эрос в самом естественном облике.
Я надеялся, что мой голос не выдаст охватившего меня волнения; я также мечтал, чтобы мои последние слова не разубедили ее продолжить рассказ. Впрочем, я был почти уверен, что этого не случится. Шварцер хотела рассказать все это мне, – Гансвурсту. Вот только почему?
Она продолжила диалог, даже глазом не моргнув: