… Ах, боги, кровавые боги!..
Меня окружили четыре человека в экзотических индейских одеждах; их лица, раскрашенные в разные краски, были стоически холодны и беспристрастны. Это были, вероятнее всего, жрецы. Они раздели меня донага и стали обмазывать священной жертвенной краской – это был какой-то особый вид лазури. На мою голову надели специальный высокий жертвенный «колпак» и наложили повязку на глаза.
Под аккомпанемент религиозных песнопений меня повели на вершину пирамиды. Четыре помощника первосвященника (по имени своих божественных покровителей они назывались чаками), тоже обмазанные священной жертвенной лазурью, держали меня, как жертву, каждый за одну конечность. Меня бросили навзничь на алтарь. И только наком – церемониймейстер – приблизился ко мне, чтобы каменным ножом вскрыть грудь и вырвать мое еще живое сердце, как недалеко раздался взрыв и одновременно с этим наком, выронив каменный нож, повалился набок.
– Гвардейцы, немедленно к колодцу! Святой колодец… – там что-то произошло!.. К синоту! – вдруг послышался знакомый голос Линды Шварцер.
Помощники первосвященника отпустили мои руки и ноги, и я воспользовался замешательством и скатился на ступеньку ниже. И те, кто только что совершал с моим телом жертвенный ритуал, попадали, сраженные снайперскими выстрелами. Четыре помощника первосвященника-чаки упали, тоже сраженные пулями. Это продолжала стрелять Саманта Смит – с гребня каньона.
Линду Шварцер я увидел бегущей в сторону святого колодца, она по ходу отдавала какие-то приказания. Ее быстроте и грациозности можно было позавидовать.
Аборигены в долине уже определили, откуда прогремели выстрелы. Какой-то нукер с длинными блестящими чёрными волосами размахивал руками, он собрал вокруг себя с десяток сподвижников-мексиканцев с автоматами и указывал в сторону гребня каньона, где, должно быть, засели мои спасители – Саманта Смит и Хорхе Гонсалес со своими коммандос. На подмогу к аборигенам Линды Шварцер спешили еще несколько человек. Этот длинноволосый нукер, возглавивший отряд в долине, меня мало волновал. В нужное время автоматы коммандос разберутся с этой проблемой без труда.
Возле меня неожиданно оказался буддийский монах. Он бросил мне кусок материи, чтобы я завернул свое голое тело, взял меня за руку и потащил за собой в обход вооруженных мужчин. В общей сумятице на нас пока что не обратили внимания.
Я потерял из вида бегущую Шварцер, она попросту исчезла. Глядя поверх голов, я только видел, как ее люди спешили, что было духу, по откосу, в сторону священного колодца.
Буддийский монах успел сунуть мне в руки тяжелый «магнум», и тот сразу же пригодился, пошел в дело.
Оставшиеся на ступенях люди из гвардии Линды Шварцер, не долго размышляя, кинулись в мою сторону. Я выстрелил в лицо первому смельчаку, вознамерившемуся рассечь меня наискосок своим мачете. Вторым выстрелом в упор я убил другого, и он кувыркнулся вниз по ступеням храма. Я воспользовался чьим-то мачете и всадил его в третьего. И тогда они дрогнули и чуть отступили. Но в следующее мгновение дико завопили и кинулись на меня. Вот тут я и разрядил в них всю обойму «магнума». Патроны закончились, и я вновь схватился за мачете. Обхватив его обеими руками, я стал наносить удары, не давая им возможности приблизиться ко мне.
Но тут издалека до меня донесся какой-то странный шум, перемежаемый грохотом горного обвала и слившийся с какофонией криков в какой-то каталектический рев. Я старался не обращать на него внимания, потому что сейчас самым главным для меня было остаться в живых, хотя с каждой секундой эта задача становилась все более сложной.
Проскочив вниз по наклонной плоскости храма, я бросился в сторону спасительных зарослей, чтобы вскарабкаться на гребень каньона – к «своим», но землю сотряс удар. Я кинулся ничком на береговой песок у ручья, укрывшись за высоким обрывом, три раза глубоко вздохнул, обхватил лицо руками и закрыл глаза.
Это было землетрясение. Каньон наполнился грохотом, свистом – как будто стал извергаться вулкан. Часть берега обвалилась. Меня обдало сыпучей волной, точно кто-то вознамерился засыпать меня песком из гигантского ковша. Громовая канонада и гул растаяли где-то вдали, а я утонул с головой в тяжелом, как свинец, песке.
Наверное, я пролежал довольно долго, дожидаясь, пока окончился этот катаклизм – то ли природный, то ли техногенный.
Выбравшись из своей песчаной могилы, я набрал полные легкие воздуха. Рядом со мной земля зашевелилась – это был буддийский монах. Я помог ему откопаться, мы побрели к спасительному берегу каньона.
Никто из перепуганных нукеров Линды Шварцер, ошалело бродящих вокруг, не сделал ни малейшей попытки воспрепятствовать нашему отходу в горы. Уже вскарабкавшись на гребень каньона, мы неожиданно наткнулись на коммандос Хорхе Гонсалеса, которые чуть не прикончили нас в горячке боя: они выпускали отрывочные очереди по тем, кто пытался прорваться в их сторону.
И тут на меня кто-то налетел, стремительно обнял и бешено расцеловал. Это была Саманта Смит.
– Милый мой, ты жив? Жив, жив! – причитала она, никого не стесняясь. – Я так переживала, ты ведь чуть не погиб. Правда ведь?
– Все получилось как нельзя лучше! – сказал я и совершенно некстати ляпнул: – Саманта, я… я люблю тебя!
– И я, и я!.. – как сумасшедшая закричала она.
– Нам надо спешить, – опомнился я и сжал ее в своих объятиях, – пока эту мирную долину не запрудили бывшие строители новой империи, торопящиеся перековать свои орала на мачете…
И я на мгновение представил себя распластанным на жертвенном камне-столешнице, четырёх чаков-помощников первосвященника и как каменный нож накома вонзился в мою грудь, а его рука, вырвав мое сердце, передала его главному чилану, а тот брызжущей из всё еще пульсирующего сердца кровью окроплял изображение или статую бога, в честь которого совершалось жертвоприношение.
Потом представил, как моё тело, тело жертвы, чаки сбрасывали со ступеней пирамиды. Внизу, всё ещё дергающимся в конвульсиях телом, завладевали другие жрецы. Они сдирали (в буквальном смысле слова) с ещё тёплого моего трупа кожу, в нее тотчас же облачался главный чилан и исполнял неистовый ритуальный танец. Затем мое тело, тело жертвы, кремировалось – сжигалось, а может, – в том случае, если Линда Шварцер причислила меня к мужественному воину, – разрезалось на множество мелких кусочков и тут же поедалось знатью и жрецами – для того, чтобы обрести мои достоинства. Кровь у майя почиталась, как «любимейшая пища богов».
И тогда я, по всей видимости, попадал прямиком под землю – в потусторонний мир, или ад. И опять-таки этот ад был не один. Скорее всего, я попал бы в девятый, самый темный и глубокий, в пекле которого владычествовал Ах Пуч, куда моя душа наверняка должна была попасть…
– … Нашли её – эту фрау Шварцер? – очнувшись от грез, спросил я и поправился: – Альбу Торрес?
– Нет, – мотнула головой Саманта. – Никаких следов.
– И не найдут, – угрюмо произнес я. – Хотя я не думаю, что она выжила. Взрыв то ли спровоцировал землетрясение, то ли просто совпал по времени с природным катаклизмом. Скорее всего, ее завалило глыбами, рухнувшими в святой колодец, вместе с теми злополучными «ранцами». Святой колодец был погребен под мощным завалом. Все кануло в девятом, темном и глубоком пекле, где владычествовал ужасный бог Ах Пуч…
… Вернувшись через несколько дней в Веракрус, мы поселились с Самантой в мотеле, как водится у агентов, в разных номерах. По телефону я сделал предварительный рапорт Джонни, а потом в Германию – на подставное лицо для передачи в Центр.
Потом наступили дни приведения всех дел в порядок, подготовки официального отчета и т. п. Однажды вечером я услышал стук в дверь: это была Саманта Смит. Я увидел ее совершенно другой – женственной, привлекательной, желанной.
Я сразу понял, зачем она пришла. Свою верхнюю одежду она аккуратно сложила на стуле в углу и теперь была одета в точности так же, как тогда, в отеле Форта-Лодердейл, когда я ее впервые увидел, – в ультрамариновых джинсах.
Она выставила два запотевших стакана с охлажденным шотландским виски.
Все было настолько очевидно, что я даже растрогался – если вы понимаете, что я имею в виду – мне ясно давали понять, что нам надо завершить одно мероприятие, на которое не хватало времени ни в Форте-Лодердейл, ни в мексиканских джунглях недалеко от деревеньки Эль-Питаль.
– Надеюсь, вы не против шотландского виски? – спросила она.
Я шагнул к ней, невольно протянул руку и легонько дотронулся до ее обнаженного плеча.
Кровь ударила мне в голову. Небольшая комната с широкой двуспальной кроватью и кое-какой мебелью закачалась будто в сладком сне.
– Саманта! – прохрипел я. – Но в моем меморандуме об этом нет ни слова.
– Я доложила о проделанной работе в Центр, а новых инструкций мне не выдали, – спокойно отозвалась она. – Так что сейчас я свободна от работы и делаю что хочу.
Возможно, я глупо уставился на нее, потому что Саманта сказала с иронией:
– Если тебе не нравится мой наряд, то можешь помочь его снять. – И она повернулась, подставляя мне молнию, которую я должен был расстегнуть. – Ну же, давай, я жду…
Такого у меня не было ни разу. Часа два или три мы не могли насладиться друг другом. Потом был перерыв, и мы выпили двойное виски, наколов льда из холодильника. Затем все началось сначала…
Не помню, как заснул, но проснулся в объятиях Саманты. Осторожно, чтобы не разбудить, высвободился из ее рук.
Побрился, оделся и спустился в буфет за кофе.
Она еще спала, когда я вошел в номер с кофе. Спала она или только притворялась спящей, понять было трудно.
Саманта вольно или невольно, но позволила мне рассмотреть себя в обнаженном виде с кончиков пальцев ног до кокетливого носика и распущенных волос. Она лежала, раскинувшись на большой измятой постели, нагая – как на картинах художников, работающих в стиле «ню». Она выглядела как топ-модель, перенесенная сюда прямо с подиума.