Звонок моего экс-шефа Сансаныча застал меня в эпицентре событий, которые можно смело назвать летнее безделье. Он проговорил по мобильнику короткое и многозначительное предложение:
– Приезжай, есть дело!
…Солнце стояло в зените, и я, вволю накупавшись в прохладной ласковой воде, иду, не торопясь, ужинать; потом дожидаюсь, пока раскалённый диск не станет уходить за макушки деревьев. Неторопливо упаковываю вещички, закрываю на вертушку дом и выезжаю на просёлочную дорогу, которая через час неторопливой езды приводит меня в Андриаполь, город основанный неутомимым русским купцом. Потом всю ночь напролет жму на педаль газа, не видя вокруг ничего, кроме необъятной кромешной тьмы и асфальта Ново-Рижского шоссе. Убаюкивающую монотонность лишь изредка прерывают аккуратные дорожные указатели, предостерегающие вас от крутых поворотов, подъемов или опасных участков дороги.
Ранним утром, проделав около 400 километров, я проезжаю мимо Красногорска и по Волоколамскому шоссе вливаюсь в раскалённую от адовой жары и задымленную Москву.
Выйдя на улицу, я направился к ближайшему телефону-автомату и позвонил Сансанычу – он заслужил известия о том, что я возвращаюсь в игру, проведя пару лет, вооруженный только фотоаппаратом и ноутбуком. Мой экс-шеф месяцами не выбирался с дачного участка под Зеленоградом и возился с домом, который строил уже лет десять. Для чего ему понадобилось бросать свой любимый долгострой и вызывать из дальней дали меня, трудно было вообразить.
И вот сейчас, пару лет спустя, Сансанычу потребовалась моя помощь.
Приняв душ и переодевшись, я нагрянул в гости к бывшему начальнику, который, как и в былые годы, терпеливо ждал моего звонка.
И вот я, наконец, плюхнулся в необъятное кресло напротив письменного стола в кабинете.
– Рудольф, как ты смотришь на то, чтобы навестить столь дорогую для тебя Германию? – неожиданно полюбопытствовал Сансаныч.
– А у меня есть право выбора? – сыронизировал я, пристально глядя на него.
– Естественно, – невозмутимо отозвался старый пират. – Ты же в свободном полёте. Вроде того парящего в небе орла, который сам выбирает цель и в удобный момент стремительно атакует её…
Я пригляделся к своему бывшему шефу…
Высокий, чуть сутуловатый, где-то за 60 лет, с прилизанными как у мальчишки волосами и в полуспортивном одеянии, Сансаныч больше походил на учителя физкультуры, нежели на одного из экс-руководителей «конторы». Это всё равно, если бы закаленный в морских сражениях старый пират трудился бы а речном буксире в акватории Москва-реки.
…Сансаныч верно истолковал мой взгляд.
– Да, – сказал он, – Разговор пойдёт о всемирно известном австрийском композиторе Вольфганге Амадее Моцарте… Недавно исполнилось 226 лет со дня его загадочной кончины. Всё в соответствии с шедевром нашего Александра Сергеевича Пушкина «Моцарт и Сальери».
– Я читал это в школе, – буркнул я, не понимая, почему Сансаныч взялся за классику.
– В действительности Сальери не давал яд Моцарту. В гениальной поэме всё значительно проще и сложнее…
Вернувшись из Германии ты Рудольф сделал великое дело: привёз обширные бумаги и документы, касающиеся великого Моцарта. Прикрываясь знакомым литератором, скажем так Максом, попались уникальные документы, письма, артефакты, связанные с грандиозной фигурой XVIII столетия – Вольфгангом Амадеем Моцартом. Тот провёл своеобразное расследование, итогом которого стал выход в свет его романа «Гений и злодейство». Этой публикацией Макс разворошил «осиное гнездо». К нему потянулись поклонники Моцарта и его божественной музыки – из Германии, Франции, Австрии, Италии. Макс скоро убедился: тут было всё как в царской солянке – подлинные почитатели композитора и мнимые, причём последних было намного больше. Эмиссаров интересовали атрибуты, связанные лично с композитором: раритеты, артефакты, начиная от локонов композитора и посмертной маски до писем, документов, автографов. Один магнат, коллекционирующий скрипки Антонио Страдивари и Якоба Штайнера, предложил даже экранизировать книгу Макса в голливудской кинокомпании «Юниверсал пикчерз».
Макс был на вершине от счастья. Он написал сценарий, передал помощнику магнату. И внезапно заболел да так, что на полгода попал в реанимационное отделение кардиологии. С запредельным артериальным давлением и приступами астмы – чего у него не было и в помине. А тут посыпались неприятные известия: музыковед из Мюнхена доктор Гунтер Дуда неудачно упал и повредил шейку бедра; отлежавшись в госпитале, он был выписан домой. И как по команде его стали донимать неприятные визитёры, охочие до антиквариата и раритетов, – всё под эгидой Моцарта. Сам Макс вылететь в Мюнхен не в состоянии, вот он и просил меня помочь, как большого специалиста по Германии. Итог переговоров таков: требуется экстренная помощь, чтобы разрулить ситуацию.
III. Труба зовёт
«Умереть и стать посвящённым – равно и в значении и в слове»
Я надолго засиделся у Сансаныча в домашнем кабинете, за письменным столом. Ощущение было такое, что мой экс-шеф по-прежнему возглавляет отдел в конторе, слегка изменив обстановку – с казённой на домашнюю.
Под занавес нашей беседы, Сансаныч стал рассказывать мне про наши былые времена:
– Прошлой осенью руководство конторы вдруг решило направить меня в командировку в Берлин. Так, по пустяковому случаю. Я быстро справился с делами и подумал: а не навестить ли мне твою пассию. Соню Шерманн. Если честно, то на это я решился из благих соображений. Тогда реально думалось, что дело о вашем разводе уже решённое дело. С точки зрения конспирации мне, конечно, не стоило слишком уж рисковать, но она и так уже знала о нас гораздо больше, чем следовало бы после твоего скоропалительного отъезда в Россию. В первую очередь я хотел выяснить, насколько она достойна доверия и сможет ли держать язык за зубами, а потом решил, что если объясню ей, насколько важна твоя работа в прошлом, настоящем и будущем для безопасности наших государств, то она всё поймет… В связи с этим у вас может возобновиться союз или брак – понимай, как хочешь.
Он сокрушенно пожал плечами.
– Мне и в голову не пришло, что вы на сей раз выступите в роли парламентёра на семейном фронте, – съязвил я.
– Командир должен всегда заботиться о моральном состоянии личного состава, – сухо ответил Сансаныч. – Впрочем, ничего путного я так и не добился. Твоя жена была очень вежлива и обходительна, но о тебе даже говорить не хотела. Обидел ты её крепко – хотя бы пообещал скоро вернуться из Москвы.
– Поскольку ты уже вошёл в эту историю, то сообщу тебе ещё один тезис, – сказал задумчиво Сансаныч. – Причём, как я понимаю, очень важный…Буквально в это же время на моё имя пришла депеша из Берлина. От твоей экс-жены Сони Шерманн. Довольно странная… Не зная, где тебя искать, направила его прямым адресом на «контору» и лично мне с просьбой прочитать и переадресовать тебе только в том случае, если ты не на задании. Она написала, что нет необходимости отвлекать тебя от важных дел и что она не собирается мешать тебе выполнять очередное ответственное правительственное поручение.
– Спасибо, что вы вспомнили о Соне… Мне тоже давно не даёт покоя этот вопрос, шеф, – изрёк я и добавил: – А вы знаете господина Инкогнито, за которого она собиралась замуж?
– Мне кажется, что это более, чем блеф, – рубанул Сансаныч. – Слухи об этом несколько преувеличены…
– Её рыцарь теперь господин Инкогнито, – с упрямством проговорил я. – Она это подчеркивала и не раз.
– Так-то оно так, – пробормотал Сансаныч, – но за помощью она обратилась к тебе, а не к господину Инкогнито. Хотя ты, конечно, и сам об этом подумал.
Я взглянул на письмо, потом сложил его и, не читая, сунул в карман.
– По правде говоря, Соня написала довольно странную депешу, которую прислала на моё имя, – признался Сансаныч. – Якобы, ей приснился сон, в котором ты встретился ей в центре Берлина на Курфюрстендамм. Она спросила тебя: «Рудольф, ты откуда?». Ты ответил: «Из Мюнхена». Вы стали целоваться и вдруг у тебя отломался зуб, потекла кровь. Соня испугалась и отпрянула. Присмотревшись, она видит, что это был не ты, а некто похожий на тебя. Она тут же решила, что с тобой стряслось нечто ужасное – и отослала на моё имя письмо. Об этом же я поведал в больнице Максу; он побледнел и стал звонить в Мюнхен, считая, что с доктором Дудой что-то произошло. Слава Богу, тот оказался жив, хотя и был госпитализирован в травматологическое отделение.
– Любопытная история, – пожал я плечами. – Не вижу связи.
– Вот тебе-то и придётся выяснить: есть тут связь или нет.
– И вы не возражаете, если я отправлюсь к ней в свой законный отпуск и выясню, в чем дело?
– Разумеется, тебя настоятельно необходимо взять отпуск, Рудик, – ухмыльнулся в ответ Сансаныч. Он бросил на меня изучающий взгляд, словно желая проверить, не изменился ли я за время нашей беседы, потом добавил:
– Когда приедешь в Мюнхен, остановись в мотеле «Арабелла». Номер уже забронирован.
Сансаныч нацарапал что-то на листке бумаги и протянул его мне.
Я нахмурился.
– Это еще зачем?
– Это адрес и телефон доктора Гунтера Хайнца фон Дуды из Дахау – учёного, всю жизнь занимавшегося тайной гибели Моцарта. У тебя он кажется есть. Ты же был у него в Мюнхене. Вот он, только запомни и уничтожь.
– Мне кажется, вы упомянули про отпуск, шеф, – сухо произнес я, как будто мы по-прежнему работали с ним в конторе.
– Совершенно верно, – согласился Сансаныч. – Только заруби себе на носу: независимо ни от чего все наши с тобой действия остаются теми же, что и прежде. Как в старые добрые времена.
Помолчав, он добавил:
– Загляни по дороге в картотеку. Возможно, за время твоего отсутствия там появились новые физиономии по антиквариату и прочим раритетам, до которых так охочи всякие кримдеятели. И запомни: там, в Германии, конечно, тоже есть хладнокровные, жёсткие, смышленые и безжалостные личности, но они в определенном смысле одомашнены. То есть они вполне профессионально рассуждают, каким способом прикончить противника, но дальше слов дело у них не заходит. При виде настоящей крови любой из этих молодцов тут же кинулся бы звать полицию.