– Я и не собирался язвить, – спокойно возразил я. – К счастью, всё получилось как нельзя замечательно. Никто не стрелял, трупов нет. И ты появилась в нужный момент.
Она подошла ко мне и передала стакан со льдом.
– Замечательно. Нас, ветеранов невидимого фронта, не так-то легко поджарить на сковородке. У нас железные кости и шкура как у носорога…
Теперь она уже была самой обыкновенной девушкой, а не психопаткой с комплексом неприятия мужчин. Немного удивленный, я не мог отвести взгляд от ее лица. Оно было бледным и решительным. Она сосредоточилась на своих действиях, стараясь не смотреть мне в глаза.
– Откинься на кровати чуть назад, я тебе сделаю классный массаж спины.
Я хотел только тронуть её слегка, как бы невзначай, но, похоже, в тот вечер мои лёгкие прикосновения ни к чему хорошему привести не могли.
Она тут же отдернула руку. И через мгновение отошла от кровати и как-то странно стала на меня смотреть. Её глаза округлились, и в них заплясали дерзкие искорки. Но я уже был на ногах. Правда, она бы опередила меня, если бы дверная ручка хорошо работала, а её пальцы не были скользкими. Оба этих обстоятельства дали мне фору, и я вмиг оказался рядом с ней. Я схватил ее за плечи и ногой захлопнул дверь. Она вдруг окаменела в моих объятиях.
– Не прикасайся ко мне!
– Перестань! Мы же решили покончить раз и навсегда с этими играми в недотрогу, не забыла?
– Пусти меня, – прошептала она. – Ну, пожалуйста.
Я отпустил ее. Она повернулась ко мне, стараясь не дотрагиваться до платья липкими пальцами.
– Извини, – тяжело дыша, прошептала она. – Я… просто дура. Истеричка. Всё уже прошло.
– Ну и хорошо.
– Это вполне естественная реакция, – продолжала она. – То есть ты тут ни при чём.
– Пусти меня, я пойду к себе, Рудольф. Пожалуйста!
– Ну конечно!
Она не шелохнулась.
– Чёрт побери! – прошептала она. – Ты же самый обыкновенный мужчина – ну, немножечко выше других. Да ты и не особенно-то джентльмен. То есть ты не гнушаешься так всё устроить, чтобы даже при выполнении задания легко можешь посягнуть на честь женщины – соблазнить её, взять силой – в общем, переспать… Задание! Да я же видела тебя в деле! Небось, также стонешь и корчишься от боли, как и все. Я слышала эти стоны. Не понимаю, почему… В тебе ничего выдающегося нет. И я не понимаю, почему все женщины… Рудольф!
– Да?
– Выгони меня. Открой дверь и вышвырни меня. Это простой психологический феномен. Ведь это же нечестно: заставлять меня стоять здесь и разыгрывать перед тобой целый спектакль.
В комнате вдруг стало тихо. Она слегка покачивала головой, глядя на меня. Потом шагнула ко мне – или я к ней, уже не помню, как всё произошло. Потом мы замерли.
Кто-то из нас рассмеялся, может быть, мы оба, не помню. Соня быстро повернулась ко мне спиной.
– Помоги-ка мне снять блузку и юбку, а то… а то, боюсь, разорвёшь его на несоединимые части.
Мне никогда не было так хорошо с ней, как сегодня. Как, пожалуй, в то знаменательное утро, когда я улетал из Берлина.
Проснулся я с обострённым чувством страха. Поначалу я мучительно вспоминал, что же я натворил. Ощущение было такое, что со мной произошло нечто провально-ужасное, неисправимое.
Я выпрямился в постели и огляделся. В номере я был один. Сонин след простыл. Когда она ушла – среди ночи, утром, – было неизвестно. Кое-как одевшись, я подошёл к зеркалу, взглянул на себя. Единственное, что в моём отражении мне понравилось, так это мой дерзкий взгляд, причёска и прядь с сединой.
– Герр Рудольф, к вам можно? – в дверь внезапно постучали, от чего я чуть вздрогнул.
– Господи, Соня!
Я подбежал к двери и распахнул ее. Она стояла, держа в обеих руках по пластиковому стаканчику с кофе: вполне здоровая и совсем не испуганная, в белой рубашке с коротким рукавом и светло-коричневых бриджах. Они были чистенькие и отглаженные. Если не считать этих бриджей, от которых надо сказать, она выглядела почти как девушка – привлекательной и вожделенной, а вовсе не сорокалетней женщиной – у меня вспыхнул огонь желания.
Она прошла мимо меня. Я закрыл за ней дверь. Когда я обернулся, она внимательно стала меня рассматривать.
– В чём дело, милый? – спросила она. – У тебя ужасный вид. Ты переживаешь запоздалый шок от случившегося вчера?
Она нахмурилась.
Господи, у тебя что – приступ угрызений совести или что-то в этом роде?
– Что-то в этом роде, – мрачно заметил я.
– Пей кофе и постарайся вести себя благоразумно.
Я смотрел на нее и размышлял о том, что события и люди всегда опровергают наши ожидания – в особенности люди.
– Ты знаешь кто? Ты бесстыжая, фройляйн!
– Конечно, – согласилась она. – А за кого ты меня принимал? Тебе-то и надо было только пролистать мой послужной список в Дойче Банке, и ты бы понял, что, если бы я не была бесстыжей фройляйн, я бы давно уже отправилась на тот свет. – Не бойся меня обидеть, милый. Как-нибудь я поведаю тебе историю своего первого брака. Это было ещё то испытание! Меня не так-то легко сломать. И то, что я могу участвовать в показах моды на самых престижных дефиле, вовсе не означает, что… – Она осеклась.
– Опять мы за старое, – ухмыльнулся я.
Засмеявшись, она сказала:
– Вчера… я много глупостей наговорила? Не относись к ним слишком серьезно, ладно?
Я молча посмотрел ей в глаза.
– Договорились.
– Не будем забивать себе голову глупостями и молоть всякую чепуху про любовь, – затараторила она. – После всех этих месяцев ожидания тебя из далёкой и неизвестной России, когда я была точно зверёк в клетке, мне хотелось броситься на шею любому, кто будет обращаться со мной по-человечески. Так что не бери на себя никаких обязательств. Я переживу. – Она быстро допила кофе и взглянула на часы. – Ну, пора.
– Куда?
– Как куда? – она искренне удивилась. – Мы должны уехать отсюда к барону Фальц-Фейну. В его знаменитое имение «Аскания Нова» в Вадуце. Ты разве забыл?
– Да, точно. Чуть не забыл. – Я помолчал. – Ладно. Главное нам с тобой нужно быть предельно осторожными.
– В каком смысле?
– Возможно, они думают, что с нами можно поиграть в кошки-мышки. Ну и отлично. Во-первых, такой подход аннулирует пакт о взаимопомощи. Я же чрезвычайно принципиальный человек. Иногда.
Она улыбнулась.
– А ты не так глуп, как может показаться.
– Надеюсь, что я и в самом деле не дурак, а не рассказываю я тебе всего потому, что, когда чего-то не знаешь, то действуешь в нештатных ситуациях много лучше, профессиональнее.
Она задумалась.
– Спору нет: у наших конкурентов есть все законные основания претендовать на раритеты Моцарта.
– У них есть чёткое задание, план. Но чтобы претендовать на раритеты, герра Моцарта, у них прав не больше, чем у нас прав этому воспрепятствовать.
Я взглянул на её милое моему сердцу чистенькое лицо, слегка подкрашенные губы и белые локоны и назидательно проговорил:
– Пусть даже их помыслы чисты и прозрачны, сами-то они далеко не воплощение непорочности: на них заведены такие досье, что не замолить им грехи даже у самого папы Римского. Так что держи ухо востро.
Соня помолчала, затем высказалась как-то обречённо:
– А за мной сегодня следили.
– Кто?
Она пожала плечами.
– Люди, связанные с Михаилом Глотцером и четой Романцовых. Похоже, они меня проверяли.
– Послушай-ка, сдаётся мне, что они прямо-таки уверены в том, что мы прихватили с собой посмертную маску Моцарта. И, по их мнению, этот артефакт должен быть у меня. Так что все стрелы должны быть выпущены в меня.
– Рудик, тогда тебе придётся потренировать меня военно-прикладным приёмам, например, в стрельбе из нагана.
– Идея неплохая.
– Как же это здорово – быть таким умным! – промурлыкала она и поинтересовалась: – А что в этих коробках?
– Кое-что, что может нам понадобиться постфактум.
Я сделал запасы. Мы двинемся в путь, как только определимся в том, какой маршрут нам предпочесть…
Она некоторое время испытующе смотрела мне в глаза.
– Надеюсь, ты сам прекрасно осведомлён, что нужно делать?
– Возвращайся в свою машину и поезжай прямо, но сначала дай мне возможность объехать квартал – на всякий случай. Я проеду мимо тебя и посигналю, если все чисто.
На хвосте у нас никого не было. Мы купили по биг-маку в придорожном ресторанчике, после чего отправились на своих машинах в путь, в сторону Лихтенштейна.
Оказавшись в объятьях природы, мы помчались, углубляясь в чащобы, подальше от цивилизации. Наконец, выбрав подходящую полянку в первозданной глуши, я соорудил нечто похожее на стрельбище. Мы оставили машины в тени роскошных елей и отошли метров на сто. На склоне горы я установил несколько мишеней, а потом попросил Соню с близкого расстояния произвести несколько пробных выстрелов из пистолета.
– Целься как можно ближе к центру, старайся не водить стволом при каждом новом выстреле.
Стреляла она великолепно. Я присел у неё за спиной, держа в руках бинокль. Бинокль был неплохой, и я мог различить с такого расстояния пулевые дырки в мишенях. Впрочем, мне было интереснее наблюдать за самой Соней.
Солнышко весело играло в ее белых волосах. Она лежала неподвижно и спокойно нажимала на спусковой крючок. Я еще не забыл то время, когда ее волосы были собраны в кокетливый хвостик, а обворожительная улыбка не сходила с лица. Эти наблюдения не имели никакого отношения к стрельбе по мишени или к оценке стрелкового мастерства Сони Шерманн. Но главное – она знала своё дело.
– Не возражаешь, если я устрою тебе проверку?
– Нет, – сердито сказала она. – Конечно, не возражаю.
– Я же должен знать, почему такой разлет, когда стреляешь из положения лёжа: то ли это у тебя рука нетверда, то ли пистолет никудышный.
Мы вернулись на линию рубежа, и я пять раз выстрелил в мишень.
Стрельба не доставила мне никакого удовольствия. Странно, но мои пять пуль легли чуть кучнее, чем у неё, – результат вполне достаточный для удовлетворения мужского самолюбия.