Портрет жены Кутузова княгини Екатерины Ильиничны также нёс на себе исторические приметы. Перевернув его, мы прочитали следующее: «Историч. Выставка Портретов. 1905. Портретъ Кн. Голенищевой Кутузовой, Смоленской. Собственность Тучкова Николая Николаевича. Спб, Французская наб. 30». Жирным черным карандашом на раме вверху написано «Соб. Н. Н. Тучков кв. № 66». Сохранился также инвентарный номер – 2193.
Граф Толстой в конце 60-х продал этот портрет барону вместе с двумя другими замечательными картинами – «Портретом Кутузова» Ж. Доу и «Портретом Кутузовой» Э. Виже-Лебрен. Доу изобразил фельдмаршала в полный рост, снять такое полотно с тяжелой резной рамой с навершием в виде короны было не просто, но на обороте была записка, на которой сохранился машинописный текст, составленный графом Толстым: «Жорж Доу (1781–1829), английский художник, создавший Портретную галерею героев Отечественной войны 1812 года. Портрет Михаила Илларионовича Кутузова. Холст, масло, 80х116 см. Портрет хранился в семье Кутузова, в доме на Французской набережной, 30, в Санкт-Петербурге, затем перешел к старшей дочери Прасковье Михайловне, вышедшей замуж за сенатора Матвея Федоровича Толстого (1772–1815). Их сын Павел Матвеевич получил право носить двойную фамилию Толстой-Голенищев, чтобы подчеркнуть принадлежность к роду прославленного полководца. Из России портрет попал в Париж и хранился у Екатерины Дмитриевны Голенищевой-Толстой (урожденной Андриони). Граф Георгий Коцебу купил портрет в Ирландии у ее внука. После смерти графа портрет наследовал его племянник, граф Илья Иванович Толстой…»
– От графа Толстого я узнал, что картина была на знаменитой выставке исторических портретов в 1905 году, которую устроил Сергей Дягилев в Таврическом дворце. Оба портрета висели в доме Кутузова. От родителей они перешли к младшей дочери Кутузова Дарье Михайловне, которая вышла замуж за Федора Петровича Опочинина, шталмейстера, члена Государственного Совета. Затем владельцами стала семья Тучковых. Правнучка Екатерины Ильиничны Голенищевой-Кутузовой – Екатерина Константиновна Опочинина вышла замуж за Николая Павловича Тучкова. А Тучков Николай Николаевич – их единственный сын. И вот что интересно! Его дед Николай Алексеевич Тучков погиб как герой при Бородине – с него Лев Толстой рисовал своего Андрея Болконского в романе «Война и мир».
Сегодня таких уникальных портретов на аукционах не найдешь, – закончил свой рассказ Эдуард Александрович. А потом добавил: – Нет ничего интереснее русской истории.
…Пока мы знакомились с коллекцией барона, был накрыт стол – чай в чашках с фамильными гербами, на столешнице появились холодные закуски, лосось с лимоном, швейцарский сыр, шоколад Lindt. За окнами столовой – панорама альпийских гор, а внутри дома – русские картины, скульптурные бюсты царей, золотые подсвечники с двуглавыми орлами…
Перед нами предстал настоящий музей русского быта в имперском стиле. Честно признаться, я оробел, но повернувшись к Соне и встретившись с ней глазами и взяв себя в руки, начал свою речь:
– Герр барон, вы известны у нас в стране как человек, очень много сделавший для того, чтобы вернуть в Россию из Парижа прах великого Шаляпина. Вы выкупили и передали на Родину знаменитую библиотеку Лифаря-Дягилева, подарили Санкт-Петербургу архив Епанчиных, и многое другое. Хотелось бы вручить лично вам книгу Макса о Моцарте с его автографом, в которой русские и немецкие учёные-исследователи, музыковеды и писатели доказали то, что Александр Сергеевич Пушкин был прав: да, Моцарт был устранён из жизни и хотя Сальери лично не убивал ядом великого композитора, но руку приложил. С русской стороны это – А. Улыбышев, Г. Чичерин, Игорь Бэлза, с немецкой – Йоханнес Дальхов, Дитер Кернер, Гунтер Дуда, Вольфганг Риттер и их сегодняшние единомышленники.
– Спасибо, мои дорогие соотечественники, за книгу, – кивнул барон. – Что же это за предприятие такое «Моцарт и злодейство»?
– Эдуард Александрович, «Русский Моцартеум» – это своеобразный музей бога музыки Моцарта, лепту в который вложили русские, немцы – все те, кому Вольфганг Амадей Моцарт был особенно дорог: Пушкин, Чичерин, Бэлза, Улыбышев, Дуда, Кернер, Риттер и несть им числа. И, разумеется, вы, о чём я не буду распространяться. Деятельность названных поклонников Моцарта сродни вашей деятельности, конечно же, ваши усилия и траты грандиознее, поскольку вы трудились во благо России.
– Спасибо, мне приятно.
– Барон, а кто все эти люди, которые посещают вашу виллу?
– Никто. Как и мы с тобой.
– Никто? – переспросил я и расхохотался. – Хорошенькое дело сидеть в гостях у барона Фальц-Фейна в его вилле «Аскания Нова» в компании сотен «никто»!
Соня рассмеялся вместе со мной.
– Как тебя зовут? – спросил он меня.
– Рудольф.
– Рудольф. Хорошее имя, оно древнегерманское, переводится, как волк. Понимаешь, Рудольф, они, эти люди, действительно никто. Просто мужчины и женщины, как ты и я, – фермеры, банкиры, художники, агенты спецслужб, ученые, врачи, домохозяйки. Они не принадлежат ни к одной организации. Единственное, что их объединяет, – вера в ценность человеческой жизни и свободы и готовность защищать нашу цивилизацию. Вот посмотри «гостевую книгу», – и он передал мне расписанный золотом фолиант.
Одними из первых из СССР виллу посетили Сергей Михалков, Агния Барто, Сергей Бондарчук, Илья Зильберштейн, Юлиан Семенов, приезжали корреспонденты ТАСС, дирижеры, космонавты, чемпионы по фигурному катанию, шахматисты.
– Барон, а почему все эти люди стремятся к вам, сюда?
– Во-первых, мы в откровенных беседах выясняем, что на самом деле происходит в политике, науке, экономике, экологии, – потому что те, кто воцарился сегодня во власти, умело используют её в своих целях, дотошно дозируя или искажая информацию, поступающую через официальные источники. Во-вторых, мы встречаемся, чтобы узнать, как лучше защитить людей от экологической катастрофы; в-третьих, – уяснить, как влияют новейшие научные изыскания, открытия глубинной психологии, новые цифровые технологии и тому подобное на расширение сознания или укрепление воли личности. Сегодня мы, как всегда, будем обсуждать наши дела.
Я не знал, что такое «наши дела», но в нынешнем моем; необычном состоянии безмятежного покоя всё, что я услышал, показалось мне совершенно логичным.
За столом стоял негромкий гул, гости оживленно переговаривались. Какой-то человек, сидевший в пяти метрах от меня, поднялся и обратился к аудитории за столом по-французски. С первыми его словами наступила полная тишина. В гостиной была великолепная акустика. Оратору практически не приходилось повышать голос, хотя здесь было около двадцати человек. Но в притушённых тонах гостиной я не мог разглядеть ни одного лица.
– Друзья мои, – начал он, – я рад приветствовать вас. Многие здесь не впервые. Иным пришлось проделать долгий путь, преодолеть сотни, а то и тысячи километров, чтобы оказаться с нами, рядом с прекрасным человеком мира бароном Александром Эдуардовичем Фальц-Фейном. И мы благодарны вам за это. Думаю, некоторые из вас подготовили тёплые слова, речи. Просим вас, друзья, быть искренними. Вместе с бароном мы верим, что только при условии такой свободы, которой, как вы знаете, там, наверху, становится всё меньше, у нас есть надежда прийти к истинному пониманию того, как помочь друг другу.
Как это верно, черт возьми, подумал я. Свобода – ничего нет важней. Но мы живем в безумном мире, где свободно выражать свои мысли можно только в каменном склепе глубоко под землей или высоко в горах: где-нибудь в Альпах, на Кавказе или в снегах Килиманджара. Что ж, в этом, должно быть, есть своя печальная логика.
Я вспомнил высказывание экс-госссекретаря США Генри Киссинджера «История должна твориться втайне» и приведённую Максом в книге о Моцарте беседу «правителей мира» в венской таверне. Немногое изменилось с тех пор, хотя прошло 200 лет…
Человек, выступавший вторым, – я назвал его шпрехшталмейстером из цирка, – встал и заговорил приглушённым голосом:
– Большое спасибо всем выступившим. Я еще раз прошу собравшихся – уважать анонимность докладчиков, так же как они уважают вашу. Если вы узнаете кого-либо из друзей, которых видели здесь, мы настоятельно просим никому об этом не говорить. Грустно жить в мире, где приходится обращаться с такими просьбами, и, тем не менее, мы чувствуем, что это необходимо, – и он повторил мои недавние мысли о Генри Киссинджере. – Все мы должны стать членами молчаливого заговора, имеющего целью защитить свободу людей и будущее нашей планеты. Нас можно назвать «справедливыми заговорщиками» – мы не уничтожаем жизнь на земле, но пестуем ее; мы уважаем права личности и славим силу человеческого духа. Вот почему мы попросили друзей, которые выступают перед вами здесь у барона Фальц-Фейна, познакомить вас со своими открытиями и даже сенсанционными результатами своей деятельности. Мы надеемся, что сможем лучше понять феномен жизни на Земле и больше узнать о резервах человеческого сознания. Перед вами выступит милая женщина, физик. Надеюсь, что её доклад сообщит нам много нового о взаимодействии и взаимном влиянии видимого и невидимого миров.
– Здравствуйте, дорогие гости. Я занимаюсь наукой. Мы с коллегами, экспериментируя с основными законами физики, наткнулись, как нам кажется, на рациональное объяснение взаимодействия различных измерений в нашей Вселенной…
Она принялась в доступных непрофессионалу выражениях толковать глубинные физические теории. Я слышал слова «торнадо», «смерч», про эйнштейновское кредо: «материя – законсервированная энергия» и всё понимал с лёту. Слушая этот нежный голос молодой женщины с голубыми глазами здесь, на вилле барона Фальц-Фейна, я ощущал себя членом некоей новоявленной тайной секты, как это было, вероятно, две тысячи лет назад, когда зарождалось христианство. А все мы, сидящие за большим столом, служили новую, небывалую мессу. Слова этой женщины и тех, кто говорил до неё, были частью литургии, взывающей не к богам войны, не к богатству или власти, но к божественным началам новой Жизни.