Бенкендорф развел руками:
— Беда в том, что они вступили в революционные отряды под вымышленными французскими именами, скрывая принадлежность к своему отечеству. Лишь некоторых из лжефранцузов удалось выявить нашим агентам.
Император нахмурился и недовольно приказал Бенкендорфу:
— Что ж, давайте список хотя бы этих «некоторых». А своим служащим, Александр Христофорович, велите усердней работать!..
Николай I внезапно смолк, подошел к глобусу, недавно подаренному принцем Леопольдом Саксен-Кабургским и ткнул пальцем в то место, где был указан Париж.
— Ну, почему этот город так опьяняет русских? — вздохнул император.
Бенкендорф не нашелся, что ответить, но понял: аудиенция закончилась. Он поклонился и повернулся к выходу из кабинета.
Лишь теперь на его лице появилась растерянность. Вспомнились слова опытного царедворца Нессельроде: «Чем короче аудиенция, тем больше становится расстояние между государем и вами…».
Первыми в «парижском списке» Бенкендорфа русских участников революции оказались братья Александр и Николай Тургеневы.
Один из агентов во Франции докладывал шефу жандармов, что Александр Иванович Тургенев постоянно ведет дневник, который называет «Журналом». В этом «писании» собрана «вся крамола Европы».
Приятель Тургеневых Дмитрий Свербеев в дни пребывания в Париже прочитал, с позволения автора, записки, о которых упоминал агент Бенкендорфа.
«Из жизни Александра, составленной по его журналам, можем мы узнать лондонское, венецианское и особенно парижское общество…» — писал Свербеев. Он также отмечал, что Александр Тургенев — «неутомимый и прозорливый» и не боится бывать в гуще политических, даже очень опасных событий.
В Париж Александр приехал до начала Июльской революции 1830 года.
Он сразу познакомился со многими политическими и общественными деятелями Франции. В основном с теми, кто выступал против Карла X: Гизо, Гюго, Констан, Лафайетом, Шатобрианом.
Своих друзей, приехавших в Париж из России, Александр Тургенев предупреждал о скорых политических переменах во Франции.
Когда началась Июльская революция, он находился в Марселе. Газетные сообщения из столицы поменяли его планы. Однако 5 сентября 1830 года ему удалось вернуться в Париж.
Александр с радостью писал в Россию о бегстве в Англию отрекшегося от престола Карла X.
Братья Тургеневы находились в добрых отношениях с некоторыми приближенными нового короля Франции Луи-Филиппа. Может, эти отношения и заставили их изменить свои взгляды на дальнейшее развитие революции во Франции.
— К власти пришел справедливый монарх. К чему теперь продолжать борьбу за свободу и снова проливать на улицах Парижа кровь? — заявлял Александр соотечественникам.
Дмитрий Свербеев отмечал: «Николай Тургенев… и особенно его брат Александр были в дружеских сношениях с орлеанистами (так называли сторонников Луи-Филиппа, носившего до коронации титул герцога Орлеанского) и особливо последний сблизился в то время… с герцогом Больо, затем м-м Сталь. Их тянула к этой партии умеренность ее политики, средней между ничему не научившимися и ничего не забывшими легитимистами и отчаянными республиканцами».
Сам Александр Тургенев в дневнике высказывал опасения о дальнейшем развитии революции, о напряжении между Петербургом и Парижем и об отношении императора Николая к Луи-Филиппу: «…кто поручится, чтоб во Франции не загорелся новый разрыв, но не хлопушек, или, лучше сказать шутих, раздающихся в Париже и никого не ранящих, но разрыв великий и от коего искры могут развеяться дальше.
… Император Николай хвалится высоким уважением к Франции и французам, но он афиширует в то же время дикую ненависть к новой династии, избранной в июле».
Пушкин ценил Александра Тургенева как публициста и предложил напечатать его «Хронику русского в Париже» в журнале «Современник».
«По старой привычке я не оставляю и света, и литературных померажей, бываю в заседаниях Академии наук… присутствую при суждении любопытных процессов, коими полна теперь Франция, и едва успеваю вносить, сухим реестром, в мой журнал явления нравственного и политического мира», — писал Александр Тургенев.
Его опубликованная в «Современнике» работа весьма не понравилась некоторым из приближенных французского короля. Автору даже пришлось на время покинуть Париж.
Он вернулся в Россию летом 1831 года. По личному указанию императора Николая I за Александром Тургеневым тут же был установлен строгий надзор.
В ноябре того же года его вызвал на допрос Бенкендорф. Шеф жандармерии выяснял подробности долгого пребывания публициста в Париже.
Обошлось без ареста. Но полицейский надзор за Александром Ивановичем остался до конца жизни.
Его брат Николай так и не смог вернуться в Россию, поскольку был осужден царским судом на бессрочную каторгу. От сурового наказания спасла поездка за границу для лечения.
Николай Иванович Тургенев умер во Франции. Так же, как и его брат, он писал о важных политических событиях своего времени, хотя и не оставил такого богатого литературного наследия.
«Некто Михаил Кологривов, находившийся в Париже со своим гувернером Джоном, не только там участвовал в бунте, но и отправился… в корпус испанских инсургентов, в службу коих вступил, дабы… сражаться против испанцев, оставшихся верными своему королю. Таким образом нарушив долг российского подданного, изъясняется весьма дерзко насчет российского правительства», — так говорилось в жандармских документах о Михаиле Андреевиче Кологривове.
Вероятно, он был самым молодым из русских участников Июльской революции в Париже. Восемнадцатилетний Михаил без колебаний примкнул в июле 1830 года к восставшим.
Своим приятелям, парижским студентам, он заявил:
— Я ненавижу деспотизм!.. А потому буду сражаться!..
В одном из писем в Россию Кологривов объяснял свое решение стать революционером: «…знаю, что могу лишиться имения своего в России, что все родственники мои будут осуждать мой поступок, несмотря на то, я не колеблюсь… лучше соглашусь бедствовать, даже умереть, чем жить в рабстве.
…Никто, ни мать, ни родные, ни даже сам Бог, ничто бы не могло изменить принятого мною решения… Я ненавижу деспотизм».
Вскоре, после начала революции в Париже, прибыл приказ Николая I. Царь повелевал всем своим подданным без промедления покинуть Францию. Михаил не подчинился. Свой дерзкий поступок он объяснил в письме к родным: «Последняя революция утвердила меня окончательно в моих взглядах, в моей ненависти против тиранов.
Принимая активное участие в этой революции в Париже, в борьбе против роялистов, жалких рабов, посвятив мою жизнь делу высокой свободы, я [считаю] невозможным возвращение в Россию по приказу императора».
Узнав о его отказе покинуть Францию, Николай I возмутился:
— Как мог так поступить сын генерала Андрея Семеновича Кологривова, прославившегося в 1812 году?!.. Впрочем, после декабрьского мятежа на Сенатской площади по этому поводу уже не стоит удивляться.
В России Михаила Кологривова объявили государственным преступником и судили заочно. Приговор — «смертная казнь через повешение».
Чтобы заставить непокорного юношу вернуться на родину, царь пообещал матери Михаила, что простит его.
Но едва Кологривов оказался в России, как тут же был сослан на Кавказ в Егерский полк рядовым. Умер Михаил Андреевич в 1851 году в 38 лет.
«Я не могу налюбоваться и благодарить до сыта свое счастье, доставшееся мне случайно видеть революцию 26, 27, 28 июля. Ничего более любопытного я не могу видеть в жизнь свою — в три дня низвергнутую монархию.
Были и минуты ужасные, как например, в то время, когда разнесся слух, что король обложил Париж войском и хочет принудить к повиновению непокорных своих подданных голодом», — писал двадцатилетний чиновник канцелярии генерал-губернатора Новороссии Михаил Михайлович Кирьянов.
В начале 1830 года он добился разрешения выехать за границу на лечение. На самом же деле Михаил Кирьянов мечтал попасть в Париж. Лишь несколько дней молодой чиновник задержался в Карлсбаде. Там ему каким-то образом удалось получить разрешение на въезд во Францию.
В Париж Кирьянов прибыл за пару недель до начала восстания. Университет, Королевская библиотека, Ботанический сад, Люксембургский дворец, Лувр, Дворец юстиции, встречи с французскими учеными, театры, чтение парижских газет и журналов — такими насыщенными были дни русского чиновника в столице Франции.
И вдруг его жизнь стремительно изменилась.
Революция!..
Кирьянов бросился к своим знакомым парижским студентам. Их он нашел на баррикадах. С ними и остался.
Впоследствии Михаил рассказывал, что в те дни на улицах Парижа было много убитых и раненых. В центре города восставшие возводили баррикады, «…во время сего происшествия студенты политехнического университета играли немаловажную роль и… произведены были офицерами в разные полки, которые в Париже так гремят своею славою».
Кирьянов находился в самой гуще событий и на баррикаде, и во время штурма Лувра, и на митингах, и на собраниях жителей французской столицы.
Возвратившись на родину, Михаил сообщил друзьям, что в Париже вел дневник. Но такие записи весьма опасно хранить при себе, а потому он их спрятал.
Как и другие участники Французской революции, вернувшиеся на родину, Кирьянов подвергся репрессиям. Его уволили со службы, установили за ним слежку, а затем выслали под надзор полиции в глухую деревню на Херсонщине. Там Кирьянов занялся агрономической деятельностью и биологическими исследованиями.
Умер Михаил Михайлович в 29 лет. За несколько недель до этого с него сняли полицейский надзор. Друзья пытались отыскать записи Кирьянова о революционных событиях в Париже, но так и не смогли.