В декабре 1836 года в Петербургском Большом театре состоялась премьера оперы Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»). Несмотря на то что произведение молодого композитора публика приняла благосклонно, появились и недоброжелательные отзывы. Глинку обвинили в симпатиях к «мужицким страстям и непросвещенного народа». Кто-то даже заявил о его опере: «Это кучерская музыка».
Творение Михаила Ивановича одобрили Пушкин, Гоголь, Белинский и другие славные представители русского общества.
Литератор, философ и музыкальный критик Владимир Одоевский в дни премьеры «Жизни за царя» писал: «С оперою Глинки является то, чего давно ищут и не находят в Европе — новая стихия в искусстве, и начинается в его истории новый период: период русской музыки. Такой подвиг, скажем, положа руку на сердце, есть дело не только таланта, но гения!».
Премьера следующей оперы Михаила Ивановича «Руслан и Людмила» тоже оказалась, по мнению некоторых зрителей, «победой с привкусом горечи». Одни восторгались этим творением, другие называли его «неудачей композитора». И все же «Руслан и Людмила» имела огромный успех у публики: тридцать два представления в течение первого сезона! Такого еще не случалось на русской оперной сцене.
О произведениях Михаила Глинки заговорили и в музыкальных кругах Парижа. Этому способствовали восторженные отзывы известного французского музыкального критика А. Мериме. Он посещал Россию в начале 40-х годов, слушал произведения Михаила Ивановича и высоко оценил их в своих публикациях.
Летом 1844 года Глинка выехал в Париж.
Первым с французской столицей его познакомил уже известный в ту пору композитор и дирижер Гектор Берлиоз.
«Наш мятежный романтик», «неутомимый и кипучий повелитель нот» — так отзывались о нем в музыкальных салонах Парижа. В дни Июльской революции 1830 года Берлиоз сделал свой музыкальный вариант «Марсельезы» и написал на партитуре: «Для всех, у кого есть голос, сердце и кровь в жилах».
Русский и французский композиторы были почти ровесниками. Современники считали, что их объединяли взгляды и на творчество, и на обыденную жизнь.
С 1832 года Берлиоз поселился в Париже. Здесь началась его деятельность как музыкального критика. Он часто выступал на страницах «Парижской музыкальной газеты» и «Журнальде деба».
Очевидно, Глинка и Берлиоз познакомились еще в России, куда французский композитор приезжал на гастроли в 1842 году. В Париже они почти не расставались.
— Я родился вдали от Парижа, но здесь я стал тем, кем являюсь. И теперь это мой город. Надеюсь, что и для вас он станет своим, — так, по свидетельству современников, заявил Берлиоз русскому коллеге.
Концерт Михаила Ивановича в Париже прошел успешно. Он получил приглашения в аристократические салоны, на музыкальные вечера французской столицы.
В «Журнали де деба» появилась обстоятельная статья Берлиоза о творчестве русского маэстро. Автор отмечал «непревзойденную оригинальность» музыки Глинки и называл его «превосходнейшим композитором своего времени».
Гектор был первым из иностранных музыкальных критиков, написавшим о Михаиле Ивановиче серьезную, всеобъемлющую статью. Он также включил несколько произведений русского друга в свой симфонический концерт в Париже.
После этого выступления Берлиоз заявил знакомым:
— Никогда я еще не дирижировал с таким удовольствием и упоением!..
Парижский период был знаменателен для Михаила Ивановича выступлениями, встречами с почитателями, беседами с коллегами, знакомством с французской столицей. Он продолжал работать над новыми произведениями.
В апреле 1845 года Глинка писал из Парижа: «Я решился обогатить свой репертуар несколькими (и если силы позволят многими) концертными пьесами для оркестра, под именем Fantaisies pittoresques…
Мне кажется, что можно соединить требования искусства с требованиями века и, воспользовавшись усовершенствованием инструментов и исполнения, писать пьесы равно докладные знатокам и простой публике».
Некоторое время Глинка снимал квартиру в доме рядом с пассажем «Сент-Анн».
Почти каждое утро, еще до завтрака, он садился за рояль. Игру обычно прерывали голод или ранние визитеры.
Однажды в такой час к нему явился Гектор Берлиоз и с порога заявил:
— Поздравляю, мой друг!.. Народ Парижа по достоинству оценил тебя!..
Михаил Иванович подумал, что приятель имеет в виду какую-то доброжелательную публикацию в прессе о его творчестве.
— А где же газета?
— Нет-нет, я имею в виду истинное народное признание, — Берлиоз рассмеялся и указал на открытую дверь балкона.
Гектор, ничего не объясняя, вышел на балкон. Михаил последовал за ним.
— Просим, маэстро!..
— Продолжайте!..
— Мы хотим слушать вас!..
— В такой прекрасный солнечный день над Парижем обязательно должна звучать ваша музыка!.. — раздалось снизу.
Под балконом собралось человек двадцать. По-видимому, это были случайные прохожие.
Глинка в смущении отпрянул от перил. Послышались аплодисменты.
Берлиоз развел руками:
— Пожелания публики надо выполнять, тем более такой благожелательной и стихийной… Так что к роялю, маэстро!..
Глинка повиновался. Он поклонился собравшимся под его балконом и вернулся в комнату к инструменту.
— Первый раз я буду играть невидимой мне публике, но — с ощущением, как она меня слушает… — сказал он Берлиозу и занес руки над клавишами.
Спустя семь лет Глинка снова побывал в Париже. Тогда, в 1852 году, он начал работать над симфонией на украинские темы. Михаил Иванович назвал ее «Тарас Бульба», поскольку был вдохновлен творчеством Николая Гоголя.
— Возможно ли в Париже, вдали от украинской земли, поднимать такую тему? — интересовались французские знакомые у композитора.
— Надеюсь, и в этот раз Париж щедро одарит меня вдохновением, — отвечал Глинка и добавлял: — В детстве один музыкант сказал, что в Париже можно услышать эхо всего мира. Вот я и буду вслушиваться и писать о далекой земле, о давних событиях…
Увы, симфония «Тарас Бульба» не была завершена. Ее черновики затерялись. Часть из них, возможно, пропала в Париже.
В 1854 году Глинка вернулся на родину.
Он снова хотел побывать во французской столице. Некоторые исследователи полагают, что композитор мечтал создать симфонию, посвященную Парижу.
Возможно, такие замыслы и в самом деле были. Но документальных подтверждений этому не найдено.
Глинке уже не удалось посетить Париж.
Последней его зарубежной поездкой стала Германия. Композитор умер в Берлине в феврале 1857 года. Лишь спустя два месяца прах его был перевезен на родину.
Когда в Париже узнали о смерти Михаила Ивановича, кто-то из приятелей Гектора Берлиоза сказал:
— После появления Глинки и Гоголя литературномузыкальная Франция перестала смотреть на Россию как на ученицу и младшую сестру.
«Сердитые русские»
Люди злословят обычно не из дурных намерений, а из тщеславия… Люди недалекие обычно осуждают то, что выходит за пределы их кругозора.
В человеческом невежестве весьма утешительно считать все то за вздор, чего не знаешь.
В двадцатых годах XIX века подданные Российской империи Е. Балабин, И. Гагарин, И. Мартынов и П. Пирлинг основали в Париже Славянский музей-библиотеку. В этом просветительском учреждении был открыт русский отдел. В дар музею передавались современные и старинные книги, древние документы, рукописные творения.
Доброе начинание не осталось без внимания. Если французская пресса лишь скромно упомянула об этом событии, то русские, находившиеся в то время в Париже, обсуждали открытие Славянского музея весьма горячо. Одни поддерживали, другие бранили, выискивали всевозможные недостатки в организации музея-библиотеки.
Французы после двадцатых годов XIX столетия стали отмечать, что русские, посещавшие Париж, изменились:
— Где былой восторг?.. Где любование нашей столицей?.. Где романтические вздохи при виде бульваров, улиц, дворцов и парков города?.. Где вздохи при виде очаровательных парижанок?..
— Теперь от визитеров из России, в основном, слышишь брюзжание, недовольство, ехидные замечания и настырные советы, как нам обустроить жизнь…
— Обустраивали бы свое отечество… И чего им дома не сидится, коли так недовольны Парижем?!..
Наверное, в этом французы отчасти были правы. И русские аристократы, и разночинцы, стараясь выпятить себя, пользовались древним, как мир, способом. На хорошие отзывы люди меньше обращают внимание, а вот к ругани прислушиваются.
В июне 1836 года Николай Васильевич Гоголь отправился за границу. Ему хотелось не только посмотреть мир, но отвлечься от недоброжелателей и критиканов. А их у Гоголя, после постановки «Ревизора», оказалось в России не мало.
Актеру Михаилу Щепкину он писал: «Все против меня. Чиновники пожилые и почтенные кричат, что для меня нет ничего святого, когда я дерзнул так говорить о служащих людях. Полицейские против меня, купцы против меня, литераторы против меня…
Теперь я вижу, что значит быть политическим писателем. Малейший признак истины — и против тебя восстают, и не один человек, а целые сословия».
Во время заграничной поездки Николай Васильевич продолжал работу над поэмой «Мертвые души».
Вначале посетив Швейцарию, зиму он провел в Париже. Известный французский писатель и критик Шарль-Огюстен Сен-Бев рассказывал своим приятелям, что Париж не произвел на Гоголя должного впечатления. Видимо, он «не нашел созвучия с нашей столицей».