[361]. Лейтенант флота В.И. Лепко в своем дневнике 16 марта 1904 г. записал: «Откуда-то понаехало разных дам. Сестры толпами бродят вместе с офицерами, и ничего решительно больше не напоминает тревожного времени <…> Даже поразился оживлением на улицах»[362]. Сухопутный офицер А. Любицкий, приезжавший в Порт-Артур весной 1904 г., также отмечает большое оживление в местах обычного проведения досуга – улицах, бульварах, ресторанах, кафе[363]. Сестра милосердия с госпитального судна «Монголия» О.А. фон Баумгартен записывала в своем дневнике 8 июля 1904 г.: «Проходим мимо ресторана “Звездочка”. Здание все освещено [несмотря на приказ о затемнении. – А.Л.] и набито народом – преимущественно моряками. На каждом шагу встречаются весьма подозрительные женщины»[364]. В связи с последним замечанием Баумгартен можно привести одну анекдотическую историю, насмешившую весь Порт-Артур. С началом войны городские власти потребовали всех дам легкого поведения найти за себя поручителей. Одна особа предоставила список поручителей, состоявший из 50 офицеров[365]. О том, что многие офицеры во время войны оставили содержанок, держа себя шумно и вызывающе, упоминают М.И. Костенко и Ю.В. Васильев[366]. Васильев сообщает в своем дневнике от 15 апреля 1904 г. о сохранении довоенного образа жизни в Порт-Артуре, торгующих магазинах, гуляющей публике, музыкальных оркестрах[367].
Упоминание о нездоровом проведении досуга и борьбе с этим явлением можно найти в ряде официальных документов. Так, 17 февраля 1904 г. начальник Квантунского района генерал-лейтенант А.М. Стессель издает приказ следующего содержания: «До сведения моего дошло, что в ресторане “Эдем” ежедневно идет безобразие; закрыть его немедля»[368]. Комендантом крепости Артур генерал-лейтенантом К.Н. Смирновым в приказе от 25 апреля 1904 г. было предложено закрыть все кабаки и питейные заведения, следить, чтобы не было тайной продажи водки. Распоряжение это, мягко говоря, не нашло должного понимания среди военных и гражданских лиц. Также нереализованным осталось постановление коменданта для жителей крепости от 18 апреля 1904 г. Оно содержало требования не продавать подпольно спиртные напитки, в особенности нижним чинам армии и флота и портовым рабочим, не устраивать у себя запрещенных игр, не содержать подпольных притонов безнравственного характера. Всю торговлю в ресторанах, трактирах и магазинах следовало прекращать после 21 часа. В конце апреля А.М. Стессель в своем циркуляре признавал, что распоряжения Смирнова не исполнены, и требовал от городского полицмейстера немедленно закрыть все питейные заведения и «фактически воспретить» продажу всех спиртных напитков[369].
Запрет продолжали нарушать. Так, из приказа командира порта Артур контр-адмирала И.К. Григоровича от 1 октября 1904 г. следует, что младший инженер-механик флота М.Н. Лосев был посажен под домашний арест на 8 суток «за покупку водки нижнему чину и произведенный шум в магазине Экономического общества после сделанного приказчиком магазина заявления о том, что покупка водки для передачи нижним чинам воспрещена»[370]. Употребление алкоголя чинами гарнизона продолжалось в течение всего 1904 г. Военный корреспондент Е.К. Ножин отмечал, что солдаты, матросы и рабочие доставали любое количество водки, переплачивая за нее бешеные деньги. «Запрет был строжайший, – писал Ножин, – но все, что хотело пить – всегда было пьяно»[371]. На продажу спиртных напитков офицерскому составу, чиновникам и служащим никаких запретов не существовало.
Водоразделом в жизни Порт-Артура 1904 г. стало начало обстрелов города с суши. Произошло это 25 июля. К этому моменту относится и очередной всплеск отъездов из крепости гражданского населения. Оставшиеся жители спешно искали себе защиты. Для этих целей использовались подвалы, погреба, строились специальные бомбоубежища. К постройке последних некоторые приступили еще в феврале. Тогда город бомбардировала японская эскадра с моря. Однако генерал Стессель, назвав жителей Артура «жалкими и трусливыми “блиндажистами”» запретил постройку прикрытий в городе[372]. Но этот запрет, когда снаряды на голову стали сыпаться все чаще и чаще, отпал сам собой. Собственные блиндажи имели состоятельные гражданские лица, служащие Восточно-Азиатской компании. Большим успехом пользовались укрытия, построенные под руководством капитана инженерной службы М.И. Лилье[373]. К нему жители обращались с заказами. Самыми надежными блиндажами были выдолбленные в скалах. Такие блиндажи имели обязательно два выхода. В них проводилось электричество. Один блиндаж, например, по свидетельству лейтенанта В.Н. Черкасова, состоял из трех больших и высоких комнат (спальня, кабинет и гостиная). Внутри висели ковры, горело электричество. Все это было выдолблено в скале[374]. Обыватели с небольшим достатком кроме подвалов и погребов прятались в катакомбах. Так называли огромную трубу для стока воды. По сути, это был целый подземный канал, идущий под городом. Многие жители перебрались туда с постелями и частью имущества. Во время дождя приходилось забираться на кровати. Если дождь шел сильный, то койки всплывали. Военный священник о. А. Холмогоров вспоминал, что около места расположения его части в катакомбах образовался целый поселок. «Трубные жители» (так называли прятавшихся в этом укрытии) даже выбрали «трубного коменданта» из отставных чиновников для поддержания порядка в убежище[375].
Значительная часть мужского русскоязычного населения, способного носить оружие, записывалась в порт-артурскую дружину. Дружинники представляли собой аналог ополчения. Они носили гражданскую форму. На головах были шапки с крестами, как у ратников ополчения. Активного участия в боевых действиях дружинники, как правило, не принимали. Их функция была вспомогательной. Они несли внутреннюю и караульную службу на тыловых объектах. Всего в Порт-Артуре за время осады было создано 12 дружин, сведенных в 3 батальона общей численностью в 3 тыс. человек. Отношение представителей кадровой армии к дружинникам было снисходительно-ироничным. Так, генерал-лейтенант А.М. Стессель в приказе по гарнизону за № 313 не без юмора отмечал: «Подобные части более опасны с оружием в руках против своих, чем для противника»[376]. Е.К. Ножин свидетельствовал по этому поводу: «Потешают дружинники: идет с винтовкой на плече; на “здорово, молодец!” ничего не отвечает, но очень грациозно раскланивается, снимая фуражку. [Комендант крепости] Смирнов то и дело отмахивается от них»[377]. Однако свою посильную лепту в оборону крепости дружинники внесли, освободив для фронта часть кадровых войск.
Многие женщины, оставшиеся в крепости, работали сестрами милосердия в госпиталях. Другие шили белье и обмундирование. В порт-артурской газете «Новый край» можно было встретить следующие объявления: «Предлагаю свои услуги безвозмездно шить, по мере сил гимнастические рубахи, как для господ офицеров, так и для нижних чинов гарнизона крепости»[378]. Такие объявления размещали жены офицеров, чиновников, служащих. Главным уполномоченным Красного Креста в Порт-Артуре И.П. Балашовым были организованы швальни на добровольной основе. В них порт-артур-скими женщинами были сшиты за время осады около 20 тыс. штук комплектов белья, обмундирования, одеял и прочих вещей для защитников крепости[379].
Начавшаяся война взвинтила цены на товары и услуги в Порт-Артуре. Некоторые повышения цен носили характер откровенной спекуляции. Так, например, за поставленный до войны по цене 2 руб. 80 коп. ящик керосина уже 30 января 1904 г. просили 4 руб. 50 коп., а 13 апреля этот же керосин стоил 6 руб. ящик[380]. Подобные махинации прокручивались с большинством товаров первой необходимости. Военные власти пытались с этим бороться. Так, 16 июня 1904 г. А.М. Стессель издает приказ, гласивший: «Замечая непомерное повышение цен на все жизненные припасы, которые к тому же поступили в крепость не теперь, при осадном положении, а еще до начала войны, я считаю необходимым выяснить причину этого, и если обнаружится, что цены повышаются только потому, что припасов в крепости становится меньше, то лица, занимающиеся взвинчиванием цен и пользующиеся безвыходностью положения потребителей, будут привлечены к ответственности, а цены восстановятся нормальные, какие были до осады»[381].
Благие намерения и многословные заверения Стесселя исправить ситуацию не могли. Военная администрация пыталась вводить таксы, тарифы на товары первой необходимости, назначать им фиксированную цену. Но тогда товар пропадал с рынка вообще. Продавался он где-нибудь из-под полы и опять-таки по завышенной цене. Наиболее ярко это будет видно из ситуации с продовольствием, о которой речь пойдет ниже.
Другим актуальным вопросом для осажденного Порт-Артура стала нехватка в нем наличных денежных знаков. С началом войны операции Квантунского отделения Русско-Китайского банка в крепости практически прекратились. Частные банковские операции были заморожены за неимением денежных знаков. Все наличные деньги были переданы на военные расходы. С 26 января по 24 апреля 1904 г. банком за счет государственного казначейства было выплачено 8 802 601 руб., а с 24 апреля по 1 сентября – 6 223 347 руб. Причем после прекращения сообщения с Порт-Артуром банк производил переводы в форме чеков. Наличных денег в кассе порт-артурского отделения после начала сухопутной блокады оставалось всего 1 568 000 руб. В ход был пущен золотой запас флота в размере 800 тыс. руб. Еще 1 300 000 руб. кредитными билетами предоставило полевое казначейство 3-го Сибирского армейского корпуса, дивизии которого входили в состав гарнизона Порт-Артура