Дома Сытин столкнулся с таким же равнодушием, и это дало ему повод уже в который раз пенять на нежелание русских развивать столь важное для страны издательское дело.
К 1913 году Сытин поумерил свой аппетит. Так, намереваясь приобрести и расширить небольшую бумажную фабрику Н.В. Печаткина в Петербурге, он объединился с одним из директоров Оренбургского Общества лесной продукции и торговли Е.Ф. Давыдовым и затем организовал акционерное общество с капиталом в 4,5 миллиона рублей. Основными пайщиками новой Российской писчебумажной фабрики стали Сытин, Руманов и Соловьев, а «Товарищество И.Д. Сытина» тотчас подписало с ней десятилетний контракт на поставку бумаги со скидкой. Тем не менее Сытин по-прежнему вынужден был пользоваться услугами заграничных поставщиков, и с началом войны в 1914 году ему пришлось столкнуться с нехваткой бумаги и резким повышением цен. К 1916 году на сытинские издания требовалось 7 тысяч пудов в сутки, из них 30 процентов – на «Русское слово», а между тем все русские фабрики вместе взятые не могли произвести такого количества бумаги[454].
После того как Сытин приобрел на паях с Давыдовым бумажную фабрику, произошел случай, лишний раз подтверждающий, что у деловых людей нечистоплотные приемы были, вероятно, в большом ходу. В данном случае Сытин стал жертвой сговора между Печаткиным, Давыдовым и банкиром Г.Д. Лесиным. Давыдов будто бы передал часть своих лесных угодий Лесину, а затем с помощью Печаткина устроил так, что их бумажная фабрика купила эти угодья по непомерно высоким ценам. Троица положила в карман 643 894 рубля. Когда Сытин обнаружил подвох, он почувствовал себя обманутым и униженным. У него помутилось в глазах, жаловался он в письме к Руманову, точно «я падаю в пропасть», оттого что «дельцы строили дело… у меня за спиной. Они плюнули мне в душу неприлично и скверно», словно считали «ничтожеством». Сытин просил Руманова, свое доверенное лицо, потребовать от каждого из мошенников по 200 тысяч рублей, якобы на благотворительность, однако у нас нет документов, свидетельствующих о развязке этого дела[455].
Тем временем Сытин без тени уныния терпел убытки на издании, которое он организовал вместе с военными. То была знаменитая многотомная «Военная энциклопедия», которую его фирма выпускала с 1911 по 1915 год и которая осталась в истории как самый значительный труд по дореволюционной русской армии. Началось с того, что в 1910 году группа офицеров, так называемые «младотурки», обратилась к Сытину с предложением издать энциклопедию, ибо они считали неизбежной войну между Россией и австро-германскими силами и хотели показать более высокую боеготовность противника, чтобы привлечь внимание к нуждам отечественной армии[456]. Военный министр В.А. Сухомлинов не одобрял намерения молодых «либералов», но, кажется, не мешал им. Зато министр по военно-морским делам адмирал И.К. Григорович, с которым Сытин был в хороших отношениях, оказал поддержку. Еще во время кампании на Балканах Григорович разрешил корреспондентам «Русского слова» без цензуры отправлять в Москву радиограммы с борта русского крейсера в Черном море, а в 1914 году немало способствовал возведению Сытина в ранг почетного гражданина[457].
В.А. Апушкин, один из офицеров, принимавших деятельное участие в этом начинании, снял в Петербурге, неподалеку от Генерального штаба и Адмиралтейства, помещение для редакции. Судя по всему, военные, взявшие отпуск для работы там, получали от Сытина содержание и жалованье. Для ускорения работы Сытин устроил для них рисовальную, наборную и клишеделательную мастерскую. Готовый набор отправлялся для печати в Москву, в книжную типографию Сытина[458]. Редакция успела составить, как и намечалось, 21 том энциклопедии, однако трудности военного времени вынудили «Товарищество И.Д. Сытина» приостановить издание в 1915 году на 18 томе. По иронии судьбы том заканчивался статьей «Порт-Артур» – о первом крупном поражении России в русско-японской войне.
С самого начала энциклопедия требовала больших затрат, плохо распродавалась и приносила убытки, и в конце 1912 года Горький, ревностно следивший за Сытиным, на капиталы которого он рассчитывал, с сожалением отметил, что «Сытин весьма разбрасывается» на «громоздкие» издания»[459]. Всего убытки составят 3 миллиона рублей. Для сравнения скажем, что совокупная прибыль «Товарищества» за 1911, 1912 и 1913 годы – это последние годы, по которым есть данные, – составила немногим более миллиона.
«Военная энциклопедия» привлекла Сытина своей монументальностью, новизной дела и значительностью. Кроме того, она дала ему повод открыть в Петербурге наборный цех как раз в то время, когда он направил усилия своей фирмы на попытку начать печатание столичной газеты. Человек с размахом, Сытин еще в 1910 году предпринял издание энциклопедии, изучал возможность производства бумаги в Кеми и искал покровителей для петербургского варианта «Русского слова». За минувшие с тех пор три года на него обрушилось множество трудностей.
Каковы бы ни были результаты сытинских начинаний, его напористое желание совершенствовать свое дело было очевидно для всех окружающих, даже для мальчиков на посылках; один из таких мальчиков, по фамилии Мотыльков, служивший в книжном магазине Сытина в Петербурге, вспоминает, с каким увлечением Сытин отдавался «организующей роли хозяина» и непосредственному, «личному наблюдению за огромным своим делом». Вот почему он, «человек очень подвижный… чаще ночевал в вагоне, чем дома»[460]. Прибывая ранним утром на петербургский вокзал, Сытин обычно сразу шел в свой магазин на углу Невского, занимал кабинет управляющего и посылал Мотылькова за чаем и слоеным тортом. Он вспоминается Мотыльков у сидящим в одиночестве, серьезным, погруженным в дела. «Я ни разу не видел его улыбающимся, не слышал от него ни одной шутки».
По словам Мотылькова, его строгий хозяин «был человек… с выразительным, умным лицом, быстрым проницательным взглядом» и крутым нравом. В его скромном, но безупречном костюме не было «ни малейшего беспорядка». Зная о своей грубоватости, Сытин порой извинялся за резкий тон либо заглаживал неловкость щедростью. Мало того что жалованье Сытин платил побольше, чем другие, продолжает Мотыльков, за ним еще водилось такое: выдаст работникам деньги наличными, но с условием вернуть в течение нескольких месяцев, а пройдет неделя-другая, и он прощает долг. Зато в отношениях с управляющими преобладала как раз не щедрость, а грубоватость. И.Н. Павлов, один из основных сытинских граверов, вспоминает, как тот на Пасху устраивал у себя дома обед для мастеров человек на сто пятьдесят. Каждого гостя хозяин встречал у дверей троекратным, по обычаю, целованием, а потом почти всегда тут же давал нагоняй за промахи в работе. Павлов, к примеру, сам слышал, как Сытин отругал мастера переплетной за то, что у него слишком много отходов. «Куда это годится, туда-сюда?» – возмущался Сытин. Вспоминает Павлов и другой случай, когда Сытин устроил выволочку заведующему рисовальной школой и посоветовал ему забыть о «фраке» члена Правления, потому что он «копеечник» и у него нет «того размаха, который мне требуется». Но при всей крутости сытинского характера, говорит Павлов, его пылкое воображение и стремление вести дело «на уровне передовых европейских предприятий» отодвигали обиды на второй план[461].
Люди более высокого социального положения, знавшие Сытина, отмечали в нем купеческое радушие, особенно при встречах в одном из роскошных ресторанов, где он бывал; а Чехов в 1902 году сказал своему брату, что знает по опыту: к этому издателю обращаться с деловым предложением лучше всего за завтраком в «Славянском базаре»[462]. Другой мемуарист – М. Ямщикова вспоминает «заветный столик» Сытина в углу у входа в изящный ресторанный зал московской гостиницы «Метрополь», где «он любил посидеть часок ежедневно» за оживленным деловым разговором[463]. У Сытина было мало близких друзей вне издательского круга, даже в 1914 году; но поскольку работа стояла у него на первом месте, то он и не желал для себя лучшего развлечения, чем поговорить о деле за вкусной едой. А чтобы поднять настроение своим сотрапезникам, он, бывало, с легкостью раздавал обещания, которые зачастую и не думал выполнять.
В числе знаменитостей того времени, которые охотно проводили досуг в обществе Сытина в надежде завязать с ним деловые отношения, хотя и знали, как он увертлив, был Горький. Так, в мае 1913 года Сытин побывал в гостях у Горького, и тот потом сообщил своему коллеге по издательству, что «ничего неизвестно и нельзя пои ять. Хотя предложения сделаны – блестящие и весьма либеральные: «Делайте, что хотите, с кем хотите, средства – какие угодно дам». Но повторяю, сие, пока, слона»[464]. В сентябре Горький повторил Ладыжникову, что не оставляет надежды получить от Сытина финансовую поддержку, столь необходимую «Знанию»[465].
Когда в декабре того же года по случаю трехсотлетия династии Романовых Николай II помиловал многих из тех, кого обвиняли в политических преступлениях, Горький, как и задумал, вернулся в Россию и, воспользовавшись давним приглашением, с 19 января 1914 года поселился в подмосковной усадьбе Сытина. Охранка зорко следила за его трехмесячным пребыванием в Берсеневке, да и газеты докладывали о каждом шаге Горького, гак что читатели тоже знали обо всем, включая посещение Горьким 8 февраля сытинской типографии на Пятницкой.