Стратегические планы были реализованы системно и последовательно. Графики динамики главных индикаторов жизнеустройства СССР и РФ наглядно демонстрируют реализацию этой стратегии. Завершенная ликвидацией Советского Союза, экономическая программа его перестройки привела к социальному бедствию на огромной территории страны. Об этих массовых страданиях, ожидающих советских людей в результате приватизации, к которой совершенно не готово ни хозяйство, ни общество, предупреждали западные специалисты.
«Переход от централизованной плановой экономики к рыночной представляется чрезвычайно болезненным процессом для осуществляющих его стран. При этом переходе выпуск продукции и занятость населения существенно, а в отдельных случаях весьма резко сокращаются, уровень инфляции, наоборот, увеличивается в два, а то и в три раза. Вместе с тем приватизация не может быть осуществлена быстрыми темпами. В частности, большинство восточноевропейских стран достигли определенного прогресса при передаче в частные руки небольших предприятий, однако испытывают значительные сложности при осуществлении политически очень щекотливого процесса передачи частникам крупных предприятий, являющихся собственностью государства. Существенным и, возможно, самым главным условием успешного осуществления реформ по переходу к рыночной экономике является политическое единство страны, базирующееся на доверии к избранному правительству, которое пользуется широкой поддержкой населения».
Контрастом этому звучали высказывания советских политиков, академиков и поэтов. Смещение устоев потрясало.
«С начала 1990-х годов Россия в своем развитии прошла условно несколько этапов. Первый этап был связан с демонтажем прежней экономической системы. Второй этап был временем расчистки завалов, образовавшихся от разрушения старого здания. Напомню, за время длительного экономического кризиса Россия потеряла почти половину своего экономического потенциала».
Обществу реформа представлялась как модернизация отечественной экономики, а оказалась разрушением прежней конструкции. Согласия на это социума не спрашивали, а разумные граждане его бы и не дали. Ни в одном документе не было сказано, что готовился демонтаж экономической системы России. Власть следовала тайному плану. В любом государстве уничтожение половины экономического потенциала страны было бы квалифицировано как измена Родине или вражеская диверсия в беспрецедентно крупном размере.
В 1988–1991 годах шел выбор доктрины реформы хозяйства и социальной сферы СССР. В это время консервативная часть экономистов, социологов и криминалистов пыталась отстаивать компромиссный вариант: увеличение разнообразия советской системы и создание рыночных структур наращиванием их на существующую основу. Радикальные реформаторы предлагали осуществить слом систем советского жизнеустройства, обеспечить необратимость их демонтажа политическими средствами, сформировать рыночные системы производства и распределения по образцу англосаксонских. Общественных, парламентских, академических дебатов по выбору альтернативных доктрин не было. Исходя из политических соображений верхушка партийно-государственной номенклатуры выбрала радикальную доктрину, реализация которой в полной мере началась после ликвидации СССР.
В феврале 1989 года Андрей Дмитриевич Сахаров в первом пункте Предвыборной платформы прямо декларировал ее целью смену всей экономической основы жизнеустройства СССР: ликвидация административно-командной системы и замена ее плюралистической с рыночными регуляторами и конкуренцией; свободный рынок рабочей силы, средств производства, сырья и полуфабрикатов.
Речь шла о радикальной смене общественного строя. В основу нового социального порядка предлагалось положить не сотрудничество, а конкуренцию. Имелся в виду не социализм с человеческим лицом, конвергенция, социал-демократия шведского типа, а утопия дикого капитализма (палеолиберализма) в индустриальной России.
«Нет ни одного исторического факта, которому не предшествовало бы, которого не сопровождало бы и за которым не следовало бы известное состояние сознания».
Антисоветской революции 1991 года предшествовала интенсивная идеологическая работа, которая и произвела в обществе необходимые изменения сознания.
Кредо идеологов перестройки в 1980-х годов сводилось к тому, что советская система хозяйства улучшению не подлежит. Она должна быть срочно ликвидирована путем слома, поскольку неотвратимо катится к катастрофе, коллапсу.
В явном виде эта формула стала высказываться лишь после 1990 года, до этого в нее бы не поверили — это не вязалось с тем, что можно было видеть вокруг себя в 1970-80-е годы. Однако под давлением пропаганды все больше людей стали принимать смену типа хозяйства как неизбежность.
Казалось невозможным, чтобы масса образованных людей одобрила такую глубокую катастрофическую реорганизацию всего народного хозяйства страны без всяких аргументов. Они были заменены, противоречащими логике и здравому смыслу, мифами. Разрабатывавшая в конце 1980-х годов доктрину реформ элита советских экономистов и их консультанты сдвинулись от рационального сознания к мифологическому. Теневых же политических и экономических целей невозможно было достигнуть без идеологической подготовки общественного сознания. Образованная и политически активная часть общества, находясь в состоянии культурной аномалии, приняла эти мифы.
«Нет никаких шансов, что гонка вооружений может истощить советские материальные и интеллектуальные резервы и СССР политически и экономически развалится — весь исторический опыт свидетельствует об обратном».
Подобные предупреждения даже от советских и западных ученых и политиков игнорировались. Запущенная на полную мощность идеологическая машина формировала в общественном сознании догматическую уверенность в том, что советская экономика с начала 1980-х годов катилась к катастрофе. В западной социальной философии это явление было описано термином «ретроспективный детерминизм». Неизбежность, предсказанная задним числом!
«Нужен поистине тектонический сдвиг в сторону производства предметов потребления. Мы можем это сделать, наша экономика, культура, образование, все общество давно уже вышли на необходимый исходный уровень».
«Если взять статистику, какова была обстановка перед перестройкой, мы же стояли перед катастрофой. Прежде всего экономической. Она непременно случилась бы через год-два».
«В конце 70-х годов не только наша группа, но и еще несколько толковых человек в Госплане знали, что страна находится в смертельном экономическом кризисе. Точка, в которой чувствуются все проблемы плановой экономики, — это Госплан. Госплан лихорадило, лихорадило не как организацию, а как схему работы. Госплан все время пересчитывал собственные планы. Итак, в конце 1970-х годов в Госплане ощущалось, что система находится в кризисе, из которого у нее, по всей видимости, нет выхода.
Выход был в децентрализации, но дальше надо было додумать. Может быть, потому что мы были математиками, людьми со свободной головой для логического анализа, ясно было, что отсюда следуют свободные цены. Если у нас свободные цены, то возникает вопрос о собственности. Мы получаем, что необходима частная собственность, а необходимость частной собственности предполагает приватизацию».
Видимых симптомов смертельного кризиса Виталий Найшуль не называет. Он пропускает необходимые стадии работы: выбор альтернативных подходов и лучшего варианта решения задачи, доказательство его преимуществ, обоснование своего тезиса развернутыми аргументами. Показатели динамики капиталовложений, роста производительности труда, объемов производства и потребления не предвещали тяжелого кризиса.
В меняющемся мире приходится постоянно пересчитывать различные планы, и было бы странно, если бы Госплан СССР этого не делал. Из этого не следует отсутствие выхода.
Из чего следует, что выход в децентрализации, под которой Найшуль понимает не сокращение плановых воздействий на периферию хозяйства с сосредоточением усилий планирования на ядре экономической системы, а его уничтожение и приватизацию? Сначала голословно утверждают, что системе грозит фатальная болезнь, а потом, на этом основании, ее уничтожают.
«Сложившаяся в первой половине 1980-х годов в СССР экономическая ситуация, согласно мировым стандартам, в целом не была кризисной. Падение темпов роста производства не перерастало в спад последнего, а замедление подъема уровня благосостояния населения не отменяло самого факта его подъема».
«В начале 1980-х годов как по мировым стандартам, так и в сравнении с советским прошлым дела были не столь уж плохи. В 1981–1985 годах среднегодовой бюджетный дефицит составлял всего 18 млрд руб., в 1986–1989 годах