Сергею необходим был контакт с Василием, чтобы задать вопрос, который ему озвучит кто-то из служителей тюрьмы. Этот человек не мог физически пообщаться с Василием. А у Сергея, значит, получится? Как смогли предвидеть там, в конторе, что Сергей сможет хоть на минуту пересечься с Василием и тот, этот пресловутый Василий, ничего не зная, ничего не ведая, только поверив одному слову, которое исторгнет Сергей (его он тоже пока не знал), всё расскажет, сдаст свою последнюю надежду на свободу и сгинет здесь, во мраке старинных катакомб «Райкерс-Айленд», где отодвигаемые ржавые засовы скрипят так протяжно и мерзко, что слабовольные заключённые начинают биться лбами о холодные, сырые стены камер, заходясь безумным воем.
— Хэе-хэе-хэ… — хрипло прокашлял Сергей подобие смеха.
— Что с вами?! — удивился «врач».
— Я в «Райкерс-Айленд», — отозвался Сергей. — Это обидно. Я рассчитывал на Манхэттенскую федеральную тюрьму для богачей.
— Да-а?! — повеселел «врач» и заулыбался.
Сергей тоже стал улыбаться, подумав с тоскуй: «Неужели, под электрический стул подведут? А Василий — задание липовое. Узнай то, не знаю что! А как я сам передам информацию конторе? Как? Об этом инструкций не было! Сдали меня. Сдали! Спасибо, Родина!».
Сергей несколько раз приходил в себя и снова проваливался в забытье — новые порции снадобья, вводимые шприцом-пистолетом его мучителями, блокировали в мозгу попытки сопротивления. Над Сергеем усиленно трудились, прочищая разум, потому-то контора не снабдила его сразу заданием и паролем, открывавшем доступ к общению с Василием.
Что его цель Василий — это было ясно американцам изначально, но зачем им требовалось знание пароля и задания, оставалось для Сергея загадкой. Он предполагал, что это знание позволяло держать русских под контролем. ФБР желало чистой поимки резидента и играло наверняка. Они не желали контакта Василия с кем-то из внешней разведки России, ибо любой контакт представлял опасность потери очень важных сведений, но справедливо полагали, что мешать контакту не в их интересах. Они переведут Василия в другую тюрьму или переведут Сергея — на Василия выйдет другой контактёр, им неизвестный. Здесь же, разоблачив Сергея в момент контакта, можно было на очень длительный срок отбить желание русских к новым попыткам контакта, и тайна, к которой чем-то причастен гражданин Молдавии, останется тайной, на необходимый срок.
Когда Сергею кое-какие намёки делал Циммерман о предстоящем задании, уже тогда Сергею стало понятно, что Василий каким-то краем принадлежал к тайной организации, преследующей собственные цели, и был один человек, который руководил организацией. Через Василия ФБР и ЦРУ получали доступ к этому неведомому злодею, и, используя шантаж и подкуп, с его помощью могли совершать некие маневры, как отвлекающие российскую политику от мировых проблем, так и приносящие прямой технический, технологический урон в науке и обороноспособности.
Выдавив из Василия необходимое, его можно было убить. Но нет. Контакт мог поддерживаться только с его помощью. К тому же, после задержания, выполненного местными властями в Индокитае, российские СМИ устроили всемирную истерию, вокруг «незаконного» задержания. Это была вторая информационная битва, которую выиграли русские. Первая победа была в 2008, когда мировые СМИ не смогли убедить людей в том, что Грузия жертва агрессии, а не наоборот, как подавали ведущие информационные каналы США и Великобритании. Теперь смерть Василия могла вызвать очень сильный политический резонанс. Из поля тихих «игр» спецслужб, дело Василия перекочевало в русло «улыбчивых», межгосударственных интриг. Вот почему, на таком фоне, ФБР требовалось громкое разоблачение очередной операции русской СВР.
А контора, рискуя очень многим, шла на операцию, ибо каждый день деятельности загадочного злодея, наносил российскому государству непоправимый вред…
Сергей долго отлёживался в лазарете после «сеансов» мозготерапии. Когда его перевели в общую зону, он был ещё очень слаб.
Его сокамерником оказался спокойный латинос, лет сорока пяти, подтянутый, натренированный, с крепкими мускулами и с покрытыми татуировками руками. Сергею он показался соглядатаем ФБР. Но латинос большую часть времени отмалчивался, а Сергей не собирался изливать перед ним душу.
Сергей не обнаружил Василия среди заключённых своего сектора, потому контакт мог произойти только во время прогулок, когда всех заключённых выгоняли на тюремный двор.
Пароля у Сергея до сих пор не было. К нему неторопливо присматривались другие заключенные, но явных наездов ещё не было. То ли другие тоже видели в латиносе, сокамернике Сергея, агента ФБР и заодно опасались общаться с Сергеем. К тому же охрана тоже следила за Сергеем во все глаза — он постоянно чувствовал на себе взгляды хмурых цириков с помповыми ружьями. Или они так умели смотреть, что каждый заключённый чувствовал на себе их сосредоточенное внимание?
Сергей издали наблюдал за Василием, осунувшимся, измученным каким-то недомоганием, еле передвигавшим ноги в тяжёлых, грубых ботинках (Сергей не исключал, что ему провели те же «сеансы» мозготерапии, которые он проходил сам, только поступив в тюрьму). Василий отрешённо смотрел куда-то через всех, постоянно пребывая в одиночестве…
Время шло, а возможности для контакта не было, так как Сергей не имел пароля и поэтому предпочитал бесполезным действиям пассивное ожидание. Оставалось только твердить про себя фразы старой, давно сошедшей в тираж песенки: «Подождём мою маму!».
— Подождём, — Сергей фыркнул. — Твою мать.
— Что сказал? — оживился латинос. Он, как «рыба-прилипала», всегда был рядом — тень Сергея…
Сергей, взглянув на него через плечо, раздраженно буркнул:
— Ничего. Сам с собой говорю, — и продолжил наблюдать за бродящим бесцельно по двору Василием.
— Это плохо. Начнёшь сам с собой говорить — с ума сойдёшь, — заявил латинос. — Ты со мной говори. Тебе плохо — мне говори. Человек должен слушать. А будешь говорить сам себе — сойдёшь с ума.
— Хорошо.
— Что?
— Буду говорить тебе. Потом.
Сомнений у Сергея теперь не оставалось: латинос — соглядатай. Навязчивый подсадной.
Сергей снова пристально воззрился на понурую фигуру Василия.
— Подождём, — снова буркнул себе Сергей. Придёт время, и всё получится как надо, он ведь профессионал своего дело. — Подождём…
Сергей оглядел свою квартиру, потянулся, с сожалением выключил компьютер. Он посмотрит решающий матч по футболу на недавно приобретённой плазме. Матч того стоил. Наши дурни (Сергей в это верил!) смогут оказать достойное сопротивление соперникам и, за счёт своего упорства, тупого, пустого, злого, смогут не пропустить, и пройдут в следующий круг.
Сергей всегда ненавидел футболистов за то, что они вечно обламывали веру в мечту… Им такие деньжищи платят, а они…
— Папа! Па-па!
Сергей очнулся — забылся перед телевизором — изрядно пива нахлебался. А им с сыном идти на рыбалку.
Уже светало. Пятый час утра.
— Сынок, ты как сам так рано проснулся?
Сергей погладил сына по руке. Он маленький, десятилетний. Сын испугано указал за спину Сергея:
— Папа, там твой будильник зазвонил.
— Будильник? — удивился Сергей.
— Бж-бж! Бж-бж!
— Какой будильник? — удивился Сергей. Они были на даче, до реки шагать метров пятьсот. Будильника в домике быть не могло.
— Сынок, какой будильник? — спросил Сергей.
— Тот!
— Бж-бж! Бж! Бж! …
Разболелась голова.
Сергей вернулся в реальность.
Решётчатые двери камеры с лязгом отошли в сторону.
Новый день.
Америка.
Зона.
— А-а-а-а!!! — заорал Сергей, что есть силы, не отрывая лица от тонкой подушки и не пытаясь подняться с лежанки.
— Насильник, ты что?! — Латинос легонько толкнул в плечо (из-за вменяемой статьи все звали теперь Сергея неприятным прозвищем Насильник).
Сергей затих, но не поднимался.
— Насильник, вставай. Пора на утреннюю перекличку!
— Не хочу, — отозвался Сергей по-русски.
— Что сказал? — Латинос нагнулся к самому лицу Сергея. — Скажи по-нашему, Насильник!
Сергей поднял голову с подушки, выговорил, чуть не касаясь носом носа проклятого соглядатая, снова по-русски:
— Не хочу!
— Что?
— На х. й пошёл!
— Х..й! — выкрикнул обрадовался латинос, отошёл от лежанки Сергея. — Я могу говорить такое слово! Я знаю русский язык, Насильник! Я понимаю это слово, не раз сталкивался с русскими. Если говорить культурно, то х. й — это пенис! Правильно? А? Ты понял? Здорово!
Всё умиление ото сна ушло. Реальность победила, а так хотелось остаться во сне… Мозг ещё помнил фрагменты сна…Хотелось их зацепить, мелкие моменты, какие-то детали… Там же всё было реально, до самых мелочей… Там тоже жизнь… Почему не уйти туда навсегда, в ту жизнь?
Но всё растаяло бесследно.
Разум готов был к борьбе. Сергей улыбнулся сокамернику:
— Что с тобой? Испугался?
— Я не испугался. Я знаю русский язык! — Латинос походил на сумасшедшего. — Я тоже русский!
— Рад за тебя, — спокойно отозвался Сергей, вставая с лежанки. — Пойдём на перекличку, а то нам здорово отвалят!
Латинос, улыбаясь, вдруг панибратски обхватил Сергея за плечи.
— Друг!
Сергей, злясь, скинул его руку.
— Без рук! Мы не друзья!
— Почему?
— Мы плохо знаем друг друга. Чтобы подружиться — нужно время.
— О-о-о! — Латинос, улыбаясь, показательно отодвинулся от Сергея. — Я нормальный парень. Привыкай ко мне, Насильник, и мы станем друзьями! Будем держаться друг за друга — не пропадём! Здешний «держало» Консуэло не даст нас в обиду!
«Идиот!», — подумалось Сергею. Как было хорошо во сне и как ужасно здесь, наяву…
— Хорошо, — сказал Сергей. — Я скоро привыкну к тебе…
— Правда? — обрадовался латинос.
— Нет! — выкрикнул вдруг Сергей, испугав соглядатая.