потеряла Малаккский пролив, то есть теперь, для выхода в Тихий океан, им придётся огибать Суматру. Или мыс Горн, но это ещё дальше.
Британцы снова кинулись за подмогой к Рузвельту, но президенту Соединённых Штатов предложить было нечего, кроме посредничества на мирных переговорах. Мирные переговоры после Сингапурской катастрофы означали признание поражения в войне, а до такого хода Британская империя ещё не дозрела.
Рузвельт упрекнул Японию в нарушении «Вашингтонского соглашения» и на этом его поддержка Британии закончилась. Оно и понятно — самого бы кто поддержал. Свободная американская пресса ведёт расследование в отношении таинственных «экспертов», подготовивших Указ № 6102 и список уполномоченных банков, и это следствие уже обнаружило устойчивые связи уполномоченных банков с Домом Ротшильдов. Доказательств для суда они не накопали и вряд ли накопают, но и без всякого суда рейтинг доверия Франклина Делано Рузвельта опустился до шестнадцати процентов. Семьдесят пять процентов избирателей своему президенту не доверяли, а девять пока не определились. Рузвельту переставали доверять избиратели, стабильно голосовавшие за любых кандидатов от Демократов несколькими поколениями (так называемые избирательные династии), а это уже сильно нервировало конгрессменов, которым через полтора года предстояло переизбираться.
Теперь любая законодательная инициатива президента проходила через Конгресс с большим скрипом, если вообще проходила. Уже отклонены проекты создания Федеральной администрации чрезвычайной помощи и Управления общественных работ. Резкое повышение роли правительства в экономике, теперь рассматривалось Конгрессом как покушение на Конституцию США, и обсуждалось именно в этом ключе. Какая уж тут Британия, только заикнись о её поддержке — сожрут сразу, никакие Ротшильды не помогут.
Двадцать восьмого июня 1933 года аэродром в Сингапуре принял шесть эскадрилий СИ-2. Военные модификации этих самолётов теперь производили сами японцы, закупали они у нас только электронные блоки-контроллеры.
Точнее, нашу электронику они закупали у СССР, как и весь остальной мир (электронные блоки ведь одинаковые и для военных самолётов, и для гражданских). Само производство мы не передавали даже в Советский Союз. Как говорил группенфюрер Мюллер (точнее персонаж Юлиана Семёнова в «Семнадцати мгновениях весны») — «Знают двое, знает и свинья». Разведки всего мира сейчас ищут это производство в СССР — вот и пусть ищут. Пусть ищут, пусть тратят время в попытках скопировать эти технологии. Пока они это скопируют, мы уже уйдём далеко вперёд. Со Сталиным этот вопрос согласован, лично он полностью в курсе процесса развития этой отрасли через лично им отобранных специалистов, допущенных на наше производство, а остальным такого действительно лучше не знать.
Электронные блоки нашего производства СССР продавал всем — Британии, и Японии, Франции и Германии, Соединённым Штатам и Мексике, так что нейтралитет в этом отношении сохранял полнейший. Цены для всех разные, но это уже вопрос из другой области. Японская империя и Третий рейх в общий рынок входят, а остальные нет. В этом нет никакой политики — чистая экономика.
В общем, японцы сами строят себе самолёты, все патенты и лицензию на производство для внутреннего рынка они честно выкупили (или выменяли), так что имеют полное право. Хоть гражданские машины выпускать, хоть военные, но только для себя. Покупка такой лицензии с полным пакетом патентов — это вопрос, обсуждаемый с любой компанией из любой страны, это вопрос только цены. Дорого? Никто не навязывает, попробуйте сами сделать дешевле.
Шестнадцатого июля 1933 года, Японская империя начала аннексию Калимантана. Адмирал Ямомото привёл к острову конвой из более четырёх сотен различных судов, включая и крупные рыболовецкие, мобилизованные для перевозки стодвадцатитысячной армии. Воинские контингенты Британии и Голландии на Калимантане совокупно насчитывали менее тридцати тысяч человек личного состава, причём это были не крупные соединения уровня хотя бы дивизии с единым командованием, штабом и службой тыла, а отдельные гарнизоны максимум бригадного (двухполкового состава). И по ним уже две недели как методично отрабатывала бомбами авиация с Сингапура. Два древних, угольных (производства ещё до Первой Великой войны) голландских броненосца береговой охраны подняли белые флаги едва завидев противника.
Вместе с бомбами, японские СИ-2 сбрасывали листовки, в которых военнослужащие британской и голландской армий предупреждались об ответственности за разрушение инфраструктуры добывающей промышленности. За такое, по японским законам, к смертной казни через повешение, могли приговорить не только командира, отдавшего преступный приказ, но и исполнителя, даже рядового.
Новость о вторжении японцев на Калимантан я узнал в Париже. Третья Французская республика закончилась военным мятежом, и это историческое событие сейчас миру интереснее, чем война в далёких азиатских колониях Британии и Голландии, а я ведь журналист номер один. К тому-же Командор ордена Почётного легиона и лично знаком с главой мятежников, маршалом Филиппом Петеном.
Третья Республика давно дышала на ладан, и вопрос заключался только в том — что её сменит — социализм по Ленину, с построением Антиимперии, в которой всё население наделялось равными гражданскими правами; или социализм по Гитлеру — социализм для Метрополии за счёт колоний.
Оказалось, есть и третий путь. Отказ Германии выплачивать репарации и Великая депрессия вынудили правительство сократить военные расходы почти вдвое, поэтому, к моменту ультиматума Третьего рейха по Эльзасу и Лотарингии, французская армия влачила жалкое существование. Армию не только не перевооружали, хотя ещё после Маньчжурского инцидента стало понятно, что главной ударной силой в будущей войне будет авиация, армию сокращали, сокращали и жалование военнослужащим. Даже военные пенсии сократили.
В двадцать девятом, после прихода к власти в Веймарской республике партии национал-социалистов (партии реваншистов, ветеранов Великой войны), образования Третьего рейха и отказа этого самого Рейха выполнять условия Версальского мирного договора, во Франции была принята оборонительная военная доктрина, предполагавшая строительство неприступных укреплений на границе. Тогда маршала Петена назначили Генеральным инспектором вооружённых сил и поручили эту задачу ему, но в тридцать первом La Belle France накрыло второй волной Великой депрессии, начался масштабный банковский кризис, и первым под секвестр угодил военный бюджет.
Ещё больше сократить, и так уже сокращённое, жалование военным было невозможно, его и так обесценивала разогнавшаяся инфляция, поэтому сократили саму армию и практически прекратили финансирование строительства линии укреплений.
Уволенные военные пополнили армию безработных и влились в составы социалистических партий различного толка.
Шестнадцатого февраля 1933 года, президент Альбер Франсуа Лебрен принял к исполнению ультиматум Третьего рейха и разрешил проведение плебисцита о самоопределении в Эльзасе и Лотарингии. Результат народного волеизъявления был предопределён, поэтому Лебрен распорядился заранее вывести войска из региона.
Из чёртового Эльзаса и Лотарингии, того самого, из-за которого Франция сражалась в Великой войне, потеряла миллион убитыми, а экономика потерпела убыток в сто миллиардов франков (ещё тех франков, довоенных, которые весили по пять грамм серебра).
И что теперь? Британцы хоть избавились от конкуренции со стороны Флота открытого моря, а за что гибли и несли убытки французы? Этим вопросом задавались все, но громче всех его озвучил маршал Филипп Петен.
За это одного из главных героев Верденского сражения отстранили от должности Главного инспектора вооружённых сил и назначили послом в Мадрид. Сослали в европейскую задницу. То есть, попытались сослать.
Революция во Франции началась с первомайских митингов разнообразных леваков, на которых они призвали народ к новой революции, на этот раз социалистической, которая наконец установит власть настоящей народной демократии. У французских нациков на власть имелись свои планы, но кипеш они поддержали.
Общенациональная забастовка началась первого июня. Не пролетарско-голодранская, а именно общенациональная, всеобщая, поддержанная государственными служащими: полицией, пожарными и даже чиновниками. Забастовка очень быстро обернулась массовыми беспорядками, и, для подавления вспыхнувшего мятежа, президент Альбер Лебрен уже привычно привлёк армию. Только это была уже совсем другая армия, она очень сильно отличалась от той, которая подавляла мятежи в двадцатые.
Первым делом, генеральская хунта арестовала самого Лебрена, всё его правительство и большую часть депутатов Национального собрания и призвала маршала Филиппа Петена возглавить правительство национального спасения. Петен не отказался, возглавил и первым же указом ввёл во всей стране военное положение, запретил все политические партии, приостановил действие конституции, вместе со свободой слова, свободой собраний и прочими гражданскими свободами, а судопроизводство передал военно-полевым судам.
Я прилетел в Париж пятнадцатого июля 1933 года и к этому времени в столице Франции порядок уже навели. Армейский порядок. Нет больше у французов гражданских прав, теперь все они военнослужащие. Теперь все французы служат — банкирами, владельцами бизнеса, журналистами, рабочими, крестьянами, танцовщицами варьете и даже проститутками. Военное положение, военно-полевые суды и никаких адвокатов.
В Париже я прожил неделю, на интервью с Петеном так и не договорился, зато собрал материал для продолжения «Года Верденской мясорубки». Ремарк в той истории написал дилогию, и я напишу. Продолжение «Мясорубки» напрочь рассорит меня с маршалом Петеном и его хунтой, но да мы и сейчас не друзья. Пенсии лишат? Я её давно перечисляю в «Фонд помощи ветеранам». Орденок отберут? Если и отберут, то только статус, значок у меня останется, он хранится в Нью-Йоркском номере Астории, вместе с мундиром подпоручика Русской императорской армии. Больше меня французы никак наказать не смогут — руки коротки.