Про Азию и упоминать излишне, там меняется вообще всё. Монгольская Народная Республика, территории Внутренней Монголии и Синьцзян-Уйгурии хоть и считаются независимыми, а значит открытыми рынками, но только что считаются. Непреодолимая сила географии делает их недоступными для всех, кроме Советского Союза. Рынки так себе, прямо скажем, покупательная способность населения там почти никакая, да и мало его, этого самого населения, но территории-то ведь огромные, на карте смотрятся очень внушительно, а значит это предмет для торга.
Плюс Маньчжурия, пока независимая республика, но стремящаяся войти в состав СССР. Однажды они уже выходили на Сталина с такой инициативой, но «Русский Бонапарт» тогда счёл её несвоевременной. Тогда счёл, но ситуация за пять лет изменилась очень сильно. И сама Советская Россия теперь совсем другая — это единственная в мире страна, которая имеет положительное сальдо внешнеторгового баланса. В смысле единственная, которая имеет положительное сальдо в торговле со всеми своими зарубежными партнёрами без исключения, а не в целом со всем миром. В целом-то в плюсе и Третий рейх с Японской империей, и троица Парагвай/Триангуло/Уругвай, и нейтралы — Швейцария со Швецией, но СССР в этом аспекте уникален. Может себе позволить выкупить японские активы в Маньчжурии за живые деньги и уже их выкупает, а значит вопрос их слияния скоро снимется. И Маньчжурия стала другой, в целом заговорила по-русски. Харбин уже переименован в Сталинград, а это говорит о многом.
На Маньчжурию тоже в качестве открытого рынка давно никто давно не рассчитывал, никто там с внутренними производителями таможенного союза «Оси» конкурировать был не способен, но и это предмет для торга.
Русские закрепились в северном Афганистане, северном Иране и недавно созданной Исламской Республике Ирак — они везде получили концессии и строят свои железные дороги, а значит и эти рынки они скоро полностью сожрут. Фактически сожрут формально общие рынки. Ну, кто сможет там конкурировать с их железными дорогами? Этот вопрос тоже нужно обсуждать. Нужно обсуждать подмандатные территории Британии и Франции на Ближнем Востоке, бывшие владения Османской империи — взбесившуюся Аравию, Ливан, Курдистан, Палестину и Левант. Нужно международно-законодательно зафиксировать позиции в Юго-Восточной Азии, чтобы хоть туда не лезли Советский Союз и Третий рейх. В общем, пора организовывать новую Лигу Наций, которая даст всем время подготовиться ко Второй Великой войне. К этой войне прямо сейчас никто не готов, поэтому Московская конференция по разделу сфер влияния в Евразии точно соберёт всех и на самом высшем уровне. Всем это нужно, все в этом заинтересованы.
В СССР я решил задержаться до конференции, пописать «Три товарища», покататься по городам, готовящемся к приёму матчей второго Мундиаля по футболу в будущем году (Ленинград, Харьков, Киев, Нижний Новгород и Казань), повстречаться с читателями и оценить жизнь в русской провинции, но человек планирует, а боги смеются над его планами.
«Хрустальная ночь» (еврейский погром) в этой истории случилась не в Германии, а во Франции, в Париже, с двадцать четвёртого на двадцать пятое сентября 1933 года.
Какое именно событие послужило детонатором для этого взрыва пока непонятно, но шло всё к этому довольно давно.
После Великой войны и революции в России, из Германии, бывшей Австро-Венгрии и получившей независимость Польши, состоятельных евреев потянуло во Францию. Не только во Францию, во все страны-победительницы, но во Францию главным образом и большинство, естественно в Париж. Эта первая волна «большого переселения евреев в новейшей истории» переезжала с капиталами, и в целом воспринималась французами благожелательно. Вторая волна нахлынула после двадцать седьмого года, когда национал-социалисты пришли к власти в Германии, преобразовали Веймарскую республику в Третий рейх и провели ряд законов, ограничивающих права евреев — им запрещалось заниматься ростовщичеством (в том числе и легальным банкингом), еврейским предпринимателям запретили получать государственные подряды (в том числе и через третьих лиц), владеть и управлять средствами массовой информации и, конечно, занимать должности в аппарате госуправления всех уровней.
Вторая волна была уже массовой (больше ста тысяч переселенцев) и гораздо менее состоятельной. Оно и понятно, например — запрет на занятие ростовщичеством распространялся и на взыскание ранее выданных ссуд, да и производственные предприятия, лишившиеся главного потребителя, массово разорялись и сбывались за копейки.
В общем, народ во второй волне прибывал не совсем нищим, но подавляющем большинстве не способный прожить на сбережения в качестве рантье, или открыть новый бизнес. Прибывала масса, нуждающаяся в заработке, а к двадцать седьмому году проблема с рабочими местами уже была актуальной. Французская промышленность лишилась военных заказав и очень сильно сократила производство, да ещё и Советская Россия неожиданно быстро восстановилась и модернизировалась. Русские полезли на общие рынки, причём не с сырьём и зерном, а с продукцией глубокой переработки, при этом очень качественной. Те же автомобили французского производства стали никому не нужны. Плюс, русские отказались выплачивать все займы царских правительств — и военные, и полученные через выпуск облигаций для строительства Транссиба.
В тридцать первом пошла третья волна. Великая депрессия накрыла Европу настоящим цунами массовых банкротств, Третий рейх наотрез отказался выплачивать репарации и вообще выполнять условия «Версальского мирного договора», странам-победительницам пришлось финансировать дефицит экономик через эмиссию, инфляция выросла почти до ста процентов годовых, и на этом фоне прекратилась поддержка всяких восточноевропейских клиентов, главным образом Польши.
У поляков имелся богатый опыт борьбы с проклятым жидовством, и, в ответ на падение уровня жизни, они занялись экспроприацией. Стихийно, мелкими бандами, но очень эффективно. Из Польши рванула уже до нитки ободранная голытьба. Тоже большей частью во Францию и в основном в Париж.
И чем заниматься такой толпе, если ей негде честно заработать на жизнь? В Европе организовалась самая настоящая этническая мафия, не брезговавшая никакими заработками.
Военный путч и последующую диктатуру маршала Филиппа Петена громче всех осудили отстранённые от власти Ротшильды. Власть во Франции к них была неявная, через подставные фигуры — это очень удобно, все выгоды в наличии, а ответственности никакой. Вся вина ложилась на подставных публичных политиков, которых специально для этого и вскармливали. Работа у них такая. И конечно этот слишком талантливый клан имел огромное влияние на мировое еврейство. Умели Ротшильды приобретать влияние незадорого.
В общем, к сентябрю 1933 года только в Париже и предместьях проживало больше двухсот тысяч этнических мафиози, опять неявно, но уверенно управляемых «донами Ротшильдами». Париж взорвался в ночь с двадцать четвёртого на двадцать пятое сентября, а двадцать шестого я был уже на месте, в самой гуще исторических событий.
Оказывается, началось всё, как это обычно и бывает, с весьма незначительного происшествия. Сущая мелочь — банда из пяти богоизбранных «люмпенов-понаехов» последней волны пыталась организовать экспроприацию ценностей расового гоя французской национальности, но при этом довольно состоятельного ювелира.
Лавку этого, занимающегося не своим гойским делом, недоразумения «пасли» давно и акт экспроприации спланировали неплохо, но в таких делах любой план, даже самый продуманный, может пойти к чертям всего от одной неучтённой детали.
Так и произошло. Богоизбранные экспроприаторы учли вооружённого гойского охранника и наличие ствола у гойского ювелира, но оказались не готовы к действиям третьего гоя, которого приняли за богатенького покупателя. Покупателя побогаче богоизбранные гопники ждали, чтобы заодно экспроприировать и его, но дождались себе на беду. На беду не только себе, а всем богоизбранным понаехам в Париж и прочую Францию.
Богатенький гойский покупатель оказался отпускником-офицером. Так-то наличие у него оружия экспроприаторами учитывалось, в нынешние неспокойные времена с деньгами и без пистолета по Парижу никто не ходил, но не учли они подготовку намеченной жертвы.
Майор Огюст Бетенель во время Великой войны командовал взводом разведки, а после победы принял роту в Иностранном легионе. Повоевал он много и с удовольствием — именно таких типов обычно называют «псами войны». Бетенель обожал оружие и острые ощущения, в общем, был профессиональным душегубом очень высокой квалификации и самым натуральным адреналиновым наркоманом.
Гойского охранника гопники завалили сразу, без разговоров, гойский ювелир успел достать из-под прилавка свой М1911 и даже разок выстрелить куда-то туда, но тоже схлопотал пулю в грудь, а вот майор Бетенель из своей маленькой Беретты (калибром 7,65 мм) уложил наповал троих. Четвёртый успел выскочить, а пятый оставался снаружи на стрёме. Майор Огюст Бетенель словил приличную дозу адреналина, «вштырился» и бросился в погоню за добавкой. На бегу он ранил в спину ещё одного, а вот пятый, на беду всех расово-богоизбранных, успел заскочить в синагогу.
Дальше подоспел военный патруль, который попытался взломать входную дверь, и с этого начался уже настоящий бой. В синагоге держали оборону человек двадцать, причём не только с короткоствольными девайсами. Одного из патрульных убили, ещё одного ранили, военные вызвали подмогу.
Пока эту подмогу ждали, собралась толпа человек пятьсот. В синагоге видимо решили продать свои жизни подороже и начали стрелять по слишком приблизившейся толпе зевак. Ну, а дальше всё понятно и закономерно. Толпе не хватало только этого. Парижу не хватало только этого. Всей Франции не хватало только этого.
К моему прибытию в Париж, в городе уже сожгли все синагоги и ограбили всех евреев, у которых было что грабить, а погромы и «очищение огнём» уже шли по всей La Belle France. Народ и армия, впервые за пятнадцать лет, сплотились против общего врага — тихих оккупантов и виновников всех постигших Ф