/ссылка 20: премьер-министр Сингапура, автор «Сингапурского экономического чуда»/ даже не снился. На этом фоне грядущее повышение тиражей «Тайм» и соответственно капитализации «Граналь Медиа» выглядит сущей мелочью.
Снова Петроград. 16 августа 1921 года.
Могилу Андрюхиной матушки я уже посетил, её и правда привели в порядок «за счёт принимающей стороны». Травка скошена, оградка покрашена, обелиск отмыт. Спасибо тебе, Анна Васильевна, за сына, покойся с миром, я буду тебя навещать.
Интервью у Зиновьева тоже взял. Сначала рассказал Григорию Евсеевичу, что Сталин и Дзержинский от темы уклонились, с намёком, что слабо им такую тему «затащить», ну и «купил» на это слабо главного Коминтерновца, отжёг он довольно ярко. Не так сиятельно, как Троцкий, но читать точно будет не скучно. В качестве закуски перед главным блюдом очень даже зайдёт. НЭП Зиновьев не ругал и не хвалил, типа будет и будет, и хрен с ним, и не такое переживали, зато по косточкам разобрал Льва Давидовича. Трепло, брехло и вообще полный мудак, если вкратце. После своего управления Петроград оставил практически в руинах, присвоил себе чужие заслуги по созданию РККА, пролез в наркомы, теперь нужно ждать, что и армию этот никчёмный дурень развалит, по новой создавать придётся.
Отлично. То, что нужно. Интервью Григория Евсеевича пойдёт в публикацию третьим, после Каменева и Рыкова, перед Троцким. Договорённость с Ильичом я этим не нарушу, на Зиновьева ему плевать, а нам с Жюлем такое повышение накала страстей от номера к номеру на пользу пойдёт. И вообще, мне понравилась заниматься журналистикой в жанре интервью, обязательно продолжу.
«Марьятту» я вызвал телеграммой ещё из Москвы, золото уже погружено, ждут только меня, а я провожу творческий вечер. Отцу Андрея, Николаю Дмитриевичу, вручили две контрамарки, но родитель нас проигнорировал. Странно как-то это, впрочем, на это и Андрюхе было бы наплевать, а мне тем более. Отвечаю на вопросы, дело привычное, новых вопросов давно уже никто не задаёт. И вдруг рояль, белый-белый, я даже не с первого раза в такую удачу поверил, чуть рот не разинул от удивления.
— Слушатель Академии Генерального штаба, Сергей Эйзенштейн. Андрей Николаевич, вы любите кино?
От растерянности, я не придумал ничего лучше, чем пошло сшутить.
— Смотреть — да, а так — нет, — пережидаю смешки, — простите, Сергей, как вас по батюшке?
— Михайлович.
— Кино — это искусство будущего, Сергей Михайлович. Искусство, которое зависит от быстро развивающейся техники. Кино очень скоро станет звуковым, это технически возможно уже сейчас. Потом придёт время цветных фильмов, потом объёмных и так далее. Вы хотите снимать кино?
— Мечтаю.
На ловца и зверь бежит. А ведь здесь он мой ровесник. К чему я это? Это надолго.
— А я как раз ищу режиссёра-постановщика для «Мясорубки». «Десант» на нынешнем уровне развития технологий кино нормально не снять, а вот «Мясорубку» можно попробовать. Возьмётесь, Сергей Михайлович?
— Вы шутите, Андрей Николаевич? «Год Верденской мясорубки» — это же уже классика, её даже в Голливуде с удовольствием возьмутся снимать.
— Наверняка возьмутся, но им я не отдам. Они отсталые до дремучести, не хотят даже слышать о развитии звукового кино, а мне нужно именно это. Я не шучу. Возьмётесь? Вы же сами сказали, что мечтаете. Неужели испугались?
— Испугался. Это так неожиданно… Возьмусь.
— По рукам, детали оговорим после окончания автограф-сессии.
В Петрограде пришлось задержаться на пару дней и подключать весь мой «блат», чтобы Сергея Михайловича Эйзенштейна отпустили поработать в «Граналь Медиа». Он ведь на действительной военной службе находился, хоть и слушателем Академии Генерального штаба, где изучал японский язык. Здорово помог Зиновьев, допустив меня к правительственному узлу связи Смольного, а Эйзенштейну выделил автомобиль, всё-таки суеты, при увольнении со службы, возникает очень много. Выручил, Григорий Евсеевич, теперь я не только твой приятель, но и должник. Чем смогу — помогу, и очень постараюсь помочь в трудную годину.
Сергею я предложил контракт сразу на двадцать лет, с окладом в девяносто шесть французских франков в месяц (как раз моя военная пенсия). Для России такие деньги сейчас очень круто, почти полкило серебра в месяц, для Франции довольно средне, но это ведь оклад. Практически стипендия, пока учится. Со снятых фильмов он будет получать долю — пять процентов от прибыли, и я уверен, что этот парень за двадцать лет станет долларовым миллионером. А кроме того — классиком кинематографа и самой настоящей звездой
Наконец то мы качаемся на океанской волне. «Марьятта» держит курс на Кубу, золото я буду скирдовать именно там, в Гаванском отделении банка «J. P. Morgan Co.». Потом расскажу — почему. Сейчас не до презренного металла.
— Нет, Сергей, — мы уже выпили с будущим классиком мирового кино на брудершафт и перешли на ты, — снимать фильм мы торопиться не будем. Начнём, в лучшем случае, года через два.
— Зачем же мы тогда как угорелые носились по Петрограду перед отъездом? Я бы спокойно оформил увольнение месяца за три.
— Если бы ты три месяца увольнялся, мы потеряли бы целый год, если не больше. А целый год терять жалко. За год ты исследуешь весь Голливуд, найдёшь нужных нам технических специалистов, всяких там: операторов, звукооператоров, монтажёров и так далее. Нам нужны лучшие, а лучшие техники кинопроизводства работают в САСШ. Возьмёшь их на заметку и отправишься во Францию, проводить кастинг актёрам. «Мясорубку» поставили уже семь театров в разных городах, выбор актёров большой, а может и они тебе не подойдут, поэтому это тоже процесс не быстрый. То, да сё, да всякие форс-мажоры обязательно будут возникать, так что два года — это я ещё оптимистично. Я же тем временем займусь строительством нормального современного звукового кинотеатра в Париже, договором с военными, мы ведь натуру будем снимать прямо у Вердена, а не декорации в павильоне. Всё серьёзно, с настоящей артиллерией, пулемётами, нужно ещё «бошевских» огнемётов раздобыть — отличный у них был девайс, на экране будет смотреться люто. Прикинь — горящие каскадёры мечутся, пытаются пламя сбить, а в следующем кадре «боши» хохочут и их, хохочущих, накрывает залп гаубичной батареи. Девки, даже не беременные, прямо в кинотеатре рожать начнут.
— Ты хоть представляешь, сколько это стоит?
— Не дороже денег, не переживай, наливай.
Выпиваем. Приятно всё-таки путешествовать в компании. Я уж и забыл, как это весело. Кстати, надо бы Хайнца навестить…
— Так вот, бюджет фильма, для начала, определим в миллион франков, но не думаю, что вложимся. Мы пока даже плюс-минус лапоть прикинуть не можем, никто ведь такого пока не снимал.
— Это точно. Скажи, Андрей, а зачем тебе понадобился я? Ведь все идеи твои.
— От идеи до реализации — пропасть, Серёга.
Раскуриваю сигару. Эх, жить хорошо!
— Я эту пропасть точно не перепрыгну, да и другие дела у меня есть. Ты снимешь как надо, это я знаю.
— Откуда?
— От верблюда. Ладно, не дуйся, когда-нибудь расскажу, если доживём. Пока просто поверь мне — знаю и всё тут.
В Нью-Йорк мы с Серёгой и Виктором Измайловым прибыли 7 ноября 1921 года, когда Граналь уже выпустил в печать последнее пятое интервью моей Российской «добычи», интервью с самим человеком прошлого года по версии нашего журнала, большевистским вождём Владимиром Лениным.
В этом году человеком года мы выберем лауреата первой премии Нобеля-Моргана по экономике доктора Зигберта Риппе, основавшего опять же первое в этой истории рейтинговое агентство «Bewertung». Да, мы бессовестно пользуемся своими возможностями для продвижения своих интересов, а славный доктор наш человек.
Ленин не наш, но так нам было нужно и выгодно. Выгодно и сейчас, однако два года подряд одно и то же лицо, тем более вождя большевиков — нас просто не поймут. В общем, Жюль начал публиковать мой серию интервью сразу, как только получил их по телеграфу, с интервалом в две недели, так что выложить всё успел ещё до моего прибытия.
«Марьятта» с Измайловым на борту сразу встала под погрузку, мы и так уже немного запаздываем с поставкой, но в нашем случае штрафы за срыв срока не предусмотрены, с большевиками у меня джентльменское соглашение. Вся эта возня мне больше не интересна, я бы вообще её прекратил, не те это деньги, чтобы столько времени терять, но обещал, значит обещал. Да и Виктор Васильевич везёт в Петроград первый список на воссоединение семей — вот это действительно важно. В списке двадцать три фамилии близких для адептов нашей секты людей, в том числе сестра самого Виктора.
Жюль купил себе милый особнячок на Пятой авеню, ещё колониальной архитектуры, к нему мы прямо из порта и направились.
— Эндрю, ты гений!
— Да, я именно такой, — скромно соглашаюсь, — а что случилось-то Жюль, что даже ты это заметил?
— Опять этот твой казарменный юмор. Это моветон для звезды такого уровня.
— О как! И какого уровня теперь у меня звезда, что даже пошутить уже нельзя?
— Я готов поставить тысячу долларов на то, что тебе достанется Пулитцеровская премия за этот год.
— Ты шутишь?
— Нет.
— Я сейчас на тебя обижусь, Жюль, — делаю суровую набыченную рожу, — это совершенно никчёмная премия, по-твоему, куда-то там вознесла мою сверхновую звезду, да так, что мне теперь даже пошутить нельзя? Пошли отсюда, Серж, нас здесь не уважают. А с теми, кто нас не уважает мы не пьём мохито и дайкири.
— Ты несносен, Эндрю. Я ведь о тебе забочусь. К тому-же, искренне завидую. Ведь ты не учился на журналиста, даже гимназию не закончил.
— Плевать мне на дурацкую премию, я сам планирую премии учреждать. Мы хоть заработали, Жюль? Как там наши акции оборачиваются?
— В пятницу остановились на доллар восемьдесят девять.
— Да уж… Срамота. И чему было так радоваться?
— Да ну тебя.
— Ладно, не дуйся. Я, конечно, рад. Давай, друг, присядем, накатим, да поведаем спокойно друг другу про жизни наши тяжкие. А потом ещё накатим и подумаем о светлом будущем. Вот наше будущее, Жюль, — хлопаю Эйзенштейна по п