Первый день Генуэзской международной конференции по экономическим и финансовым вопросам завершился. Короткий был день, только представление делегаций и фуршет, на который советская делегация не осталась.
Мы с графом присутствовали в числе аккредитованных журналистов, я от «TIME», он от «Tous le soirs», и успели перехватить Сталина на выходе.
— Благодарю, господин Сталин. Весьма польщён, — не может Алексей Алексеевич пока заставить себя произнести слово товарищ, и по имени отчеству к будущему императору тоже обратиться не может, бедолага.
Нагло встреваю во избежание конфуза.
— Есть очень важный разговор, Иосиф Виссарионович.
Сталин тему важного разговора просёк сразу. Коротко нам кивнул и обратился к остальным советским делегатам.
— Не ждите меня, товарищи, я буду позже.
Поговорить присели в ближайшей траттории на террасе. 10 апреля, в Генуе уже почти лето.
— Слушаю вас, товарищи.
Игнатьев доложил чётко, по-военному. Так мол и так, бабло цело, но перевернул его в баксы, не спрашивая разрешения. Готов понести наказание за самоуправство.
— Вам товарищ Малетин посоветовал в доллары перейти, Алексей Алексеевич?
— Так точно, господин Сталин. Андрей Николаевич передал через меня такую рекомендацию тому, у кого на счётах находятся неизрасходованные остатки казённых средств.
На господина, Сталин не отреагировал уже без моего встревания, вошёл в положение. Очень быстро адаптируется, что не удивительно.
— Выгодно получилось?
— Если считать во франках, то плюс семь с половиной процентов на сегодняшний день. Шестнадцать миллионов шестьсот сорок тысяч.
Сталин прикурил папироску, сделал пару затяжек и спросил, ощутимо добавив акцента.
— Скажите, товарищ Игнатьев, а почему вы докладываете об этом именно мне, причём в Италии?
— Вы здесь глава делегации, господин Сталин. Я доложил старшему.
— То есть, вы здесь совершенно случайно оказались в числе аккредитованных журналистов и случайно встретили главу делегации? — усмехнулся одними глазами Сталин.
Тот ещё тролль. Держись, граф.
Игнатьев юлить не стал.
— Мою аккредитацию обеспечил Андрей Николаевич. Он же посоветовал доложить именно вам. Его советы всегда очень полезны, хоть и редки, как истинные ценности. Вот я и решил совету последовать.
— Да, товарищ Малетин удивлять умеет. Вы прибыли вместе с Морганом? — Сталин продолжал общаться с Игнатьевым полностью игнорируя меня.
— Так точно, господин Сталин.
— И как вам Морган?
Алексей Алексеевич растерянно посмотрел на меня, осталось только чуть заметно пожать плечами.
— Не готов доложить, господин Сталин. Андрей Николаевич с Морганом знаком гораздо лучше. Меня даже его знакомым назвать нельзя. Мы лишь представлены друг другу.
— Андрея Николаевича я обязательно ещё спрошу. Вы знаете повестку конференции, товарищ Игнатьев?
— Знаю, господин Сталин.
— И какой бы вы дали совет нашей делегации?
Игнатьев снова растерянно посмотрел на меня, я снова пожал плечами. А что ещё сделаешь? Развлекается товарищ Сталин. Держись, граф, за нами Россия.
— Не готов советовать, господин Сталин. Это большая политика, от которой я очень далёк.
— Я услышал вас, товарищ Игнатьев. Возвращайтесь в Париж и работайте. О вашем самоуправстве я доложу, и мы подумаем — какой новой должностью вас за это наказать. А вы задержитесь, товарищ Малетин. Есть у меня к вам пара вопросов.
Граф всё так-же изящно откланялся и мы остались вдвоём.
— Игнатьев не входит в вашу организацию, — констатировал очевидное Сталин, — почему?
Хороший вопрос, на самом деле.
— Он для этого слишком благороден, Иосиф Виссарионович. Такие нам не подходят. Организация будет использовать любые средства для достижения своих целей. Мы не собираемся работать в белых перчатках.
— Вы откровенны, и это я ценю, но… — Сталин сделал паузу на полминуты, снова пристально вглядываясь в мои глаза, — такая организация не может не пугать. Вы ведь понимаете — почему.
Конечно понимаю. Всё необъяснимое априори воспринимается угрозой
— Понимаю, Иосиф Виссарионович. Поэтому и очень стараюсь показать, что мы не враги.
— У вас получается. Товарищи Ленин и Дзержинский выступают за расширение сотрудничества. Вы их буквально очаровали… я бы даже сказал — околдовали. В интервью Владимира Ильича, да и последующих работах появилось много свежих мыслей, и я точно знаю, что это плод вашего воздействия.
Ну, да. Чего уж тут, спорили мы с Ильичом восемь часов едва не до драки.
— Вам не нравятся эти мысли, Иосиф Виссарионович?
— Нравятся, дело не в этом. Это уже влияние вашей организации не только на партию Большевиков, а на само учение. От Марксизма по сути ничего не остаётся. Он превращается в новый Ветхий завет.
— Это же хорошо. Товарищ Ленин возьмёт только самое ценное из завета бородатых классиков-пророков, а их несбыточные мечты, наивные фантазии, заменит на новые заветы. Мы с Владимиром Ильичом действительно дискутировали, но никакого колдовства в природе не существует, уверяю вас. Я привёл доводы исключительно здравого смысла, а товарищ Ленин переосмыслит их ещё глубже.
— Удивительно, Андрей Николаевич. Вы действительно считаете происходящее нормой вещей, и это очень пугает. Чтобы кто-то смог за восемь часов убедить Ленина в своих, отличных от его, взглядах, да ещё и с позиции здравого смысла… Да всё это походя, в спешке, между делом. От вас в восторге Троцкий и Зиновьев, хотя друг друга они ненавидят. А ведь вы в организации не главный.
Картинно развожу руками. Что тут скажешь?
Молчим. Сталину тоже нечего добавить.
Скурив пару папирос, наш будущий император меняет тему.
— Какого итога конференции ждёт ваша организация?
— Нулевого, Иосиф Виссарионович. Новые отношения у России с миром должны начаться с чистого листа. Никто никому ничего не должен.
— Это нереально.
— Сейчас нереально, но после того, как вы договоритесь об этом с Германией, возникнет совсем другой расклад. Никуда эти твари не денутся.
— И это не помешает Моргану с нами работать?
— Он предупреждён и знает на что идёт, товарищ Сталин, — специально так обращаюсь, — чему-то это помешает, что-то осложнит, но работать будет можно. Германия это уже не Финляндия с тремя пароходами, Германия — это уже полный сервис.
— Примерно на такое мы и рассчитываем. Думаете, договоримся с Германцами?
Я знаю. Это ведь происходит повторно. На такие события моё вмешательство повлиять ещё не могло. Советская Россия и Веймарская Республика начали с чистого листа, а следом и остальные жадные жабы прискакали. И нам с Джеком это не помешает. У нас «Genève-Service SA» и карт-бланш в Германии. Морган не смог там организовать выпуск дисконтных облигаций государственного займа, прогнозируемая цена пробивала разумное дно любой экономической модели, но он выделил льготный кредит, а заодно очаровал-околдовал множество ключевых фигур, зачастую ненавидящих друг друга, как Троцкий с Зиновьевым. Всё по методичке. На послезнании, да усилиями такого мудрого человека как Джек получается натуральная магия. В тот раз всё срослось и без этих усилий, а теперь немцы ещё дополнительно ориентированы.
— В этом сомнений у нас нет, товарищ Сталин.
Опять молчим ещё одну Сталинскую папиросу. Курит как паровоз на полном ходу, и как он до пятьдесят третьего дотянуть-то умудрился, с таким прекратительным образом жизни?
— Морган потребует привилегий?
— Нет, товарищ Сталин, ничего подобного он не потребует. Будет работать с чистого листа и на общих основаниях. Ему достаточно того, что успел начать первым. Джон Пирпонт Морган это очень ценит. Его примеру быстро последуют все остальные. Не стесняйтесь в запросах. России срочно нужны индустриализация, электрификация и масштабное дорожное строительство.
— Всё непонятнее и непонятнее. Вы назвали только первую цель вашей организации, Андрей Николаевич. Допустим, финансовый рынок вы в свою пользу переделили, слишком талантливых подвинули, а дальше?
— Если подвинем, то дальше начнётся слом нынешней колониальной системы, Иосиф Виссарионович. И Россию мы видим в этом своим союзником. Главным союзником. Мы очень заинтересованы в вашем успехе.
Сидим то всего ничего, а официант уже трижды пепельницу поменял. Не бережёт себя товарищ Сталин.
— Вы бы поменьше курили, Иосиф Виссарионович. Вредная это привычка.
— Ленину действительно осталось так мало?
— Конец 1923-го, или начало 1924 года, — оговорюсь на всякий случай, Ильич сейчас прёт на форсаже, может и пораньше в Страну вечной охоты уйти, — успейте получить как можно больше Ленинизма. Без теории нам смерть.
Моргану действительно было достаточно общих оснований, причём он готов был эти общие основания основать, своими весьма скромными запросами, да ещё и на условиях раздела продукции.
Леонид Борисович Красин находился в полном недоумении, чуть ли не шоке от аттракциона такой невиданной щедрости, а товарищ Сталин, не понимающий английского языка, от перевода переговоров отказался. Он внимательно наблюдал за лицами, и не мог не заметить, как мы с Джеком обмениваемся взглядами.
В итоге мы договорились об организации медно-никелевого комбината на Кольском полуострове и алюминиевого в Красноярске. В Красноярск сырьё придётся завозить, зато там энергия Енисея и незаселённые земли под затопление, никого расселять не придётся, браконьеры и незаконные старатели сами разбегутся.
Учитывая, что медно-никелевое месторождение в районе того Мончегорска ещё оказывается даже не открыто, не то, что не разрабатывается, предложение действительно выглядело очень странно Джек брал на себя всё — найти, откопать и переплавить. Часть продукции забрать в уплату. Он строит и налаживает процесс, а Советская власть сама эксплуатирует своих пролетариев по своим законам. Пусть хоть по шесть часов в день работают, Морган такое даже приветствует.