В общем, Третий рейх возрождается стремительно и пришла его пора выходить на рынок государственных дисконтных облигаций. Именно это является основной легендой нашего визита.
Джон Рокфеллер-младший и Генри Морган представляют банковский пул, который решил вывести Германию в «Высшую лигу» мировых финансов. До таких условий при первичном размещении, как у СССР они Третий рейх вряд ли вытянут, но Францию на этом пьедестале потеснят запросто. В вопросе государственного кредитования главное ведь не совокупный объём экономики, а динамика. Огромная колониальная экономика Франции в моменте сокращается, а германская сейчас растёт, причём бешеными темпами. Заодно происходит переоценка рисков для инвесторов. Началось всё с Ленина, который оценил национально-освободительную борьбу колоний как главную угрозу Капиталу, продолжилось это размышлениями Генри Форда о реальной стоимости сырья в современной высокотехнологичной продукции, ну и конечно сыграл «наш козырный туз».
Доктор Зигберт Риппе, напророчил Германии светлое будущее, особенно в кооперации с СССР, которых к тому-же подпирает с востока Япония.
«О закате Западной Европы с её колониальной моделью экономики объявлять пока рано, всё-таки Британии, Франции, Португалии, Бельгии и Голландии по-прежнему принадлежит большая половина мира, но тенденция уже обозначилась очень отчётливо. Содержание колоний всё дороже (прежде всего в части военного контроля), а добываемые там ресурсы быстро падают в цене. По экспоненте растёт значимость „интеллектуальной переменной“ в науке экономика».
Помнится, тогда я спросил милейшего доктора (без сомнения одного из своих лучших друзей в этом мире):
«Точно ли, что экономика — это наука, если в ней нет ни одной постоянной, а только одни переменные, с сомнительными коэффициентами?»
Доктор мой юмор вообще не «вкурил». С тех пор я стараюсь не задавать «одержимым» вопросы юмора для. Риппе очень обрадовался распахнувшимся ушам и влил в них безусловные доказательства:
«Экономика — безусловно наука…»
Таким примирительным тоном — типа ты лучше 'мамку свою на кухне потролль, малыш. Типа — пацан ты, конечно, хваткий, инсайд приносишь конкретно бесценный, но даже тебе мы тут хохмить не позволим. Все в этом мире не любили мой юмор, но доктор не любил его сильнее всех, как-то очень особенно воспринимал, можно сказать: с личной обидой. И мой морально-этический облик сильнее всех осуждал именно Риппе. К тому-же он входил в список людей, которым я кармически должен. И нехило так должен. Доктор Риппе сделал здесь для меня гораздо больше, чем я для него. И ведь ни разу не обманул. Даже в пустых мелочах.
Помните итальянского ворюгу (то есть излишне предприимчивого уругвайского бизнесмена лет тринадцати), Даниэля Латорре. Он был нашим первым с Хайнцем знакомым в среде аборигенов Нового Света этого времени?
Так вот, он уже закончил Иезуитский колледж Монтевидео и сейчас очень успешно учится в Гарварде. Даниэль поучаствовал в нашей «Большой игре» на Уолл-Стрит в «Чёрный четверг», причём в качестве одного из самых ответственных трейдеров, и, разумеется, добился одного из лучших результатов. Кроме того, учится он действительно хорошо. Это именно его «тезисы» с удовольствием «втирал» мне Риппе целых полчаса прямого эфира, делая меня в этой передаче клоуном.
Имеет право, за такие-то подгоны. Доктор Зигберт Риппе сразу дал знать Даниэлю — кто его настоящий благодетель, а сам принял в его судьбе роль учителя и наставника. Сколько такое стоит в долларах? А в «кармических единицах»? Такое ваша псевдонаука экономика сосчитать возьмётся? У меня имелось чем «перетролить» доктора Риппе, но пришлось терпеть. А милейшего доктора «несло»:
«В настоящей науке не так уж важны условные опорные точки, вроде „силы тяжести/яблока Ньютона“. Всё вокруг нас условно, и описывается только математикой. А в математике всё условно по определению. Ноль не привязан ни к пространству, ни ко времени. Он просто ноль. Самый главный в математике. Куда он встанет — оттуда и начнётся точка отсчёта…»
Пауза в эфире. Театральная такая пауза. Такая пауза, чтобы все радиослушатели прониклись дуростью моего вопроса. Доктор красавчик, жаль, немолод уже, многого на него не нагрузишь. А ведь чего хочешь докажет, только намекни.
«Есть переменные, есть коэффициенты (не такие уж и ложные, кстати). Нужно постоянно уточнять коэффициенты и искать способ воздействия на переменные. Искать их идеальные сочетания. Так что экономика — это безусловно наука, и идеальную экономику для конкретных условий рассчитать возможно».
«Обтекай» малыш.
Рейхсканцелярия на Вильгельм-штрассе 77. Ещё одна ковровая дорожка, оркестр, и, конечно, съёмочная группа. Фуршет по-американски, с гамбургерами.
После перекуса «младший триумвират» Рокфеллер-Морган-Форд утащил к себе министр Экономики Третьего рейха и по совместительству председатель Рейхсбанка Ялмар Шахт, а свой «военный блок» Гитлер с банкета разослал с различными ответственными заданиями. Остались только те, кто в теме.
К панибратству не перехожу.
— Герр Фюрер, на самом деле мы приехали не за этим. Точнее, не только за этим.
— Брось, Эндрю. Твой статус уже обозначен достаточно отчётливо, чтобы мы продолжили общаться как близкие друзья. По крайней мере в узком кругу близких. Это ведь и есть твой узкий-близкий круг? Ты оставил здесь только русских военных. Триумфатора войны с японцами и, по всей видимости, начальника своего Люфтваффе, великого князя Романова. Хайнц мне многое поведал о природе «твоего юмора», так что давай сразу к делу. Надеюсь, твоих командующих я этим не шокировал.
— Хофманн всё-таки проболтался?
Ожидаемо. Даже удивительно, что Хайнц продержался так долго, а не «слил» всё корешу ещё во время отсидки
— Ты сам проболтался, Эндрю, ещё в Ландсберге. После Санкт-Морица мы это твоё провидение естественно обсудили. Если тебя это волнует, то в курсе только я.
— Да я в общем-то без претензий, если ты заметил. Только учти, что Хайнц Хофманн в этом отношении полный дикарь и рассуждать о «природе» таких явлений может исключительно по-дикарски. Вы и в тюрьму угодили как два хулигана, хоть Хофманн и был предупреждён.
— Он меня предупреждал, но швайнехунд Эрих Людендорф в ту пору оказался убедительнее. Не столько для меня лично, сколько для нашей партии. На Хайнца лишнего не вешай, он твой настоящий друг. На ошибках мы учимся, а наш тюремный опыт по-своему бесценен. К делу, Эндрю. Здесь остались только военные, значит говорить будем о войне. Где ты замыслил свою очередную пакость?
За «пакость» немного обидно, но это ведь просто слово, которое можно понимать по-разному. Для кого-то это, конечно, пакость.
Излагаю суть предстоящей «Большой игры» в Латинской Америке, которая начнётся с нашего хода в «Чакской войне».
— Масштабно, — оценил Адольф, — многое ты недоговариваешь, но замысел впечатляет.
— Я ведь к тебе не на исповедь напросился, чтобы изложить сразу всё и от души. Каждый должен знать ровно столько, чтобы лишние знания не мешали ему исполнить главное предназначения в конкретном деле. У вас не такая уж важная роль, Ади.
— В военном плане — так, Эндрю. Наша роль второстепенная, вспомогательная. Но с этой ролью мы привлекаем к себе основное внимание, — это уже Хофманн.
Теперь он считает себя большим специалистом в геополитике. Несколько самонадеянно, на мой взгляд.
— Главную роль ещё нужно заслужить, хулиганы. А внимание вы и так к себе привлекаете, нисколько никого не стесняясь. Я всего лишь предложил перевести фокус этого внимания в Южную Америку. Причём, самим вам не предлагается дразнить именно британцев, только поучаствовать в локальной заварушке двух местных «Папуасий» всего одной дивизией и при этом погромче говорить по-немецки.
— И погромче играть «Милый Августин» на губных гармошках, — усмехнулся бывший обер-лейтенант Хофманн.
— Лишним не будет, — усмехаюсь в ответ, — музыка довольно действенное средство воздействия в программировании неокрепших умов. Я пока одного не пойму. Считаете ли вы моё предложение достойным Третьего рейха и полезным ему, или решили, что без вашей помощи нам не обойтись?
— В Парагвае вы точно обойдётесь, — это уже Адольф, — но нам обидно, что ты скрываешь от нас перспективы, Эндрю. Хоть и называешь нас друзьями. Ты же знаешь наше главное устремление.
Знаю конечно. У вас свербит реванш. Сначала Франции, а потом Британии.
— Это уже деловой разговор, уважаю. Вам нужны в союзниках русские и японцы, чтобы взять Париж?
— Союзники лишними не бывают, Эндрю.
— Ещё как бывают, Ади, поверь мне на слово. В Париже они вам точно будут лишними. Это ваш личный позор, и смыть вы его сможете только своей кровью. Именно своей кровью вы сможете омыть свою карму. А вот Британию обсудим. Сейчас этот вопрос поднимать ещё рано, но гарантирую — что в той войне Третий рейх не останется в одиночестве.
— Многое омрачает Циндао.
Это в ваших отношениях с япошками. Понимаю, мне бы такое тоже сильно болело.
— Имеется такая проблема. Но у этой задачи есть решения. Ведь Шанхай и Гонконг гораздо богаче Циндао. Прошлое уже прошло, Ади. Начинайте думать о будущем. В Новом мире некоторые старые обиды придётся простить. Нужно начинать отношения с нуля. Иначе прекрасного Нового мира у нас просто не получится.
Глава 41
Берлинская опера. «Кольцо Нибелунга» Рихарда Вагнера. Сегодня уже третья часть: «Зигфрид». Я не фанат классической музыки, то есть я вообще не фанат никакой музыки, но мероприятие статусное, на котором присутствует всё руководство Третьего рейха.
К тому-же это любимое произведение Адольфа Гитлера и настраивает его на конструктивный позитив.
После окончания спектаклей обсуждали разное, не только предстоящую Великую войну и предшествующую ей серию локальных конфликтов, которые Гитлер и Хофманн называли моими пакостями. Обсуждали послевоенный постколониальный мир открытого рынка и свободной конкуренции. Обсуждали СССР и те заделы, в которые он вкладывается сейчас, с прицелом уже в отдалённое будущее. Спорили, конечно, многое мои друзья-приятели национал-социалисты считали проектами утопическими, например создание единой нации Советских людей, но в целом такой путь развития признавали очень интересным экспериментом, из которого можно многое позаимствовать и для Германии. Например: всеобщее бесплатное профессионально-техническое образование, всеобщее бесплатное медицинское обеспечение граждан, плановую экономику в критически важных для государства отраслях производства и монополию на капитал.