Русский реванш. Ледокол Сталина — страница 94 из 178

Даниэль Латорре через «J. P. Morgan Co.» привлекает займы в американских долларах, но при покупке государственных дисконтных облигаций Республики Триангуло за золото делает скидку. У нас в Треугольнике золото уже котируется по двадцать пять бумажных долларов за унцию. Финансовый продукт интересный, так что золотишко везут в приличных количествах, причём не только из САСШ. Долларов у нас ещё много, а до конфискации и девальвации времени осталось мало, вот и стараемся потратить как можно больше. Кроме золота нам больше ничего интересного не продают.


Бывшее здание первого муниципалитета на насыпном острове теперь гостевой дом правительства, в нём мы с Игнатьевым-вторым аяуаской и закинулись. Игорь «приторчал» на восемь часов, я даже беспокоиться начал, что его из-за «Кромки» уже не выпустят, но на этот раз повезло, вернули мне Духи бесценного кадра.

Как всегда попускаемся граппой. Игорь Игнатьев человек непьющий, но эту дозу пятидесятиградусной виноградной самогонки заглатывает без возражений. Ему сразу повторяю. Пытается отказаться.

— Больше не нужно.

— Ты в этом деле специалист?

— Нет.

— Тогда пей.

Выпивает. Минут десять сидим молча. Игорь приводит мысли в порядок.

— Что это было, Андрей?

— Пятое измерение. Загробный мир, если угодно. Вопрос про ледоруб снялся?

— Снялся.

— Вот и хорошо. Больше ничего не рассказывай.

— Да я и не смог бы рассказать. Словами точно не смог бы, а музыку сочинять не умею.

— А ты попробуй. Вполне возможно, что теперь умеешь.


Июнь 1932 года, стал первым месяцем (после обвала Уолл-Стрит), по итогам которого вырос индекс Доу-Джонса. Дно фондового рынка на этот раз зафиксировалось на отметке в 30,86 пункта, почти на одиннадцать пунктов глубже, чем в той исторической реальности, но примерно в то же время. В устойчивость бычьего (восходящего) тренда пока никто не верит, но я точно знаю, что теперь это всерьёз и надолго. В тех, кто выжил, уже можно вкладываться. Всё равно на весь кэш золото мы не купим. Да и не факт, что золото выгоднее в долгосрочной перспективе. Оно подорожает примерно вдвое, по моим прикидкам, но разово, а вот некоторые акции могут и в сто раз подорожать уже в обозримой перспективе. Эту информацию я довёл до Моргана

— Какие именно акции?

— Дорожать будут все отрасли, кроме железных дорог, а какие именно компании выйдут в топ — тебе лучше знать. Я за американским рынком не слежу.

Мы в Ленинграде, гуляем по Дворцовой площади. До открытия Олимпиады ещё две недели, но у нас и без неё хватает дел в СССР. Джек у нас ответственный за взаиморасчёты с Советским правительством, а расчёты эти очень непросты, учитывая, что вложились мы в пару сотен производств, а возврат инвестиций и свою долю прибыли получаем по договорам о разделе продукции. Джон Пирпонт Морган-младший полтора года назад передал управление семейным банковским бизнесом сыну, а сам сосредоточился на контроле наших инвестиций в «Ось». Работа адова, но Джек тянет.

— Я теперь тоже не слежу. Младшие разберутся.

Младшие — это Генри Стерджис Морган, Джон Дэвисон Рокфеллер-младший и Эдсель Брайант Форд. Банковский бизнес Домов Моргана и Рокфеллера прошёл процедуру серьёзной реорганизации. «J. P. Morgan Co.» сейчас занимается только размещением государственных дисконтных облигаций и их вторичным рынком, и это по-прежнему собственность Морганов. Остальной банкинг двух Домов разделили на кредитный и инвестиционный, а потом произвели слияние активов в «Morgan Rockefeller Invest» и «Morgan Rockefeller Finance». В «MRI» и «MRF» доли получили и мы с Генри Фордом. В собственности Рокфеллера остались американские и мексиканские активы «Стандарт Ойл», весь остальной его бизнес пошёл в общак. Генри Форд продал свои автомобильные производства на пике цен, ещё до начала Великой депрессии, и эти деньги сейчас вкладывает в девелоперский бизнес, строит пока мало, но перспективных участков скупил уже тысячи. У меня отдельный от Триумвирата бизнес с Жюлем Граналем и «домик в деревне», сиречь комплекс отелей с казино в Гаване Руса. Все остальные активы: компании «Цюрих Технолоджис», «Женева Сервис» (кроме наших инвестиций в «Ось», ей принадлежит «Save Service», то есть наша армия), «Космос Эйрлайнс» (со всеми хабами), «Standard Oil Shipping», наши доли в «Global Trans» и «Global Cargo Insurance», земли в Аравии, Треугольнике и Маньчжурии, активы в бывшей Боливии — всё это наша общая собственность на четверых. Ровно по двадцать пять процентов, ни один из пакетов не является блокирующим. Три голоса за — и решение принято.

Америкой у нас занимается младшие — Генри Стерджис Морган и Эдсель Брайант Форд. Младший Рокфеллер «тянет» Аравию и определяет мировую нефтяную политику. Да и какой из него теперь младший, в пятьдесят восемь лет, у него у самого уже пятеро взрослых сыновей, он теперь глава Дома и просто Рокфеллер.

— Разберутся, — соглашаюсь с Джеком, — торопиться некуда. Пока есть возможность вкладываться в золото по этому курсу — оно в приоритете. Остатки баксов нужно будет сбросить сразу после прихода к власти Рузвельта, так что пусть прицеливаются тщательнее.

Избирательная кампания в Соединённых Штатах проходит по вполне ожидаемому сценарию. Герберт Гувер «отгрыз» у Рузвельта три процента на Нью-Йоркской конференции, продемонстрировав американцам, как в мире уважают его лично, а Марго на пиаре от «Граналь Медиа» добавила себе четыре. Сейчас счёт: двадцать три — двадцать шесть — пятьдесят один. А ведь мы пока свой медиаресурс задействуем едва-едва, практически на холостом ходу катимся. Ниже пятидесяти мы Рузвельта точно опустим. Такая себе у него будет победа, на триумф совсем непохожая.

— Они в курсе.

Доходим до Эрмитажа. Там нас встречают Григорий Зиновьев и Сальвадор Дали. Завтра в одном из залов открывается выставка работ моего испанского приятеля-художника с замысловато «съехавшей крышей». Дали уже звезда, пора эту звезду оценить в деньгах, а не мнениях различных экспертов. В Эрмитаже выставляются в том числе и принадлежащие мне картины друга Сальвадора на темы «Звёздного десанта» и «Властелина колец» из нью-йоркского и ленинградского номеров Астории. Одна из картин моей коллекции будет продана. Та, за которою предложат лучшую цену к первому сентября.

Дали уже продаёт свои работы, но за сущие копейки — по две-три тысячи долларов/рублей, я же рассчитываю, причём вполне обоснованно, тысяч на сто.

Здороваемся, проходим в зал с экспозицией. Под четырьмя фаворитами из моей коллекции таблички с извещением, что картина может быть продана, а условия покупки можно узнать у администратора выставки. Администратор — один из адвокатов из конторы мсье Анри Контесона. Помните его? Граф Алексей Алексеевич Игнатьев мне его рекомендовал. Сейчас мсье Контесон администрирует все наши швейцарские активы, а в штате сотрудников его юридической компании в Женеве уже больше сотни только дипломированных адвокатов и нотариусов.

Не то чтобы я горел желанием «отжать» бизнес у Сотбис и Кристи, но раз уж представился случай, то почему бы не «пошатать трубу» у этой почти монополии? Случай действительно очень удачный — тут тебе и Олимпиада, и Эрмитаж, и раскрученный уже Сальвадор Дали.


Джек «завис у полотна 'Битва за Осгилиат», из моей ленинградской коллекции на тему «Властелина колец». Это одна из четырёх выставленных на конкурс лучшей цены картин. Я уже осмотрел и оценил все новые работы, а Морган всё не шевелился, стоял, как загипнотизированный.

— Всё в порядке, Джек?

— Всё в порядке, Эндрю. Это тоже твоя собственность? Я не видел её в Нью-Йорке.

— Это из ленинградской коллекции. В Нью-Йорке у меня «Звёздный десант». И чего тебя эта картинка так приморозила?

— Пока не пойму, но именно что приморозила. Аж мурашки по позвоночнику. Сколько ты рассчитываешь за неё выручить?

— Ничего заранее не рассчитываю. Сколько рынок определит, столько и будет. Может и вовсе не она продастся, я ведь четыре картины выставил на продажу, а продам только одну из них, за которую больше всего предложат. Это ведь не от нужды, сам понимаешь. Хочу оценить свою коллекцию, а этот метод самый честный. Да и Сальвадору не помешает узнать свою цену.

— Этот Сальвадор из той же копилки твоих чёртовых гениев, что и Эйзенштейн?

Улыбаюсь как можно более располагающе.

— Из той же моей чёртовой копилки гениев и ты, Джек.

— Польщён, честное слово, польщён, Эндрю. Где этот чёртов администратор? Он по-английски говорит?

— Выставка откроется завтра, Джек. Завтра и администратор придёт. По-английски он говорит.

— Завтра, так завтра. А свои работы ты продавать не собираешься?

— Нет. Оценка этих работ меня не интересует. Это не картины, а наброски-зарисовки сцен фильмов Диснея, живописцем я себя не считаю. Астория выделяет мне за их экспозицию приличные апартаменты, и этого пока вполне достаточно.


Несмотря на Великую депрессию, на десятые летние Олимпийские игры в Ленинграде заявилось больше стран и участников, чем на девятые в Амстердаме. Международный Олимпийский Комитет подписал спонсорские контракты с «Граналь Медиа», «Космос Эйрлайнс» и швейцарским производителем спортивной экипировки и аксессуаров «Триангуло Спортс Экипмент», на очень приличную сумму в четыре миллиона долларов, и на эти деньги обеспечил рекордное представительство.

Деньги и правда немалые (для двадцатых годов двадцать первого века это эквивалент полумиллиарда), но за них мы получили эксклюзивные права на организации трансляций Игр, с правом подачи рекламы в репортажах (для «Граналь Медиа»); статус официального Олимпийского перевозчика (для «Космос Эйрлайнс») и контракт-обязательство МОК об экипировке олимпийцев продукцией «Triangulo Sports Equipment», с правом использования олимпийских колец в фирменном логотипе компании.

Все контракты заключили до 1972 года включительно (на десять летних и девять зимних Олимпиад), то есть за каждые Игры заплатили чуть больше двухсот тысяч долларов. Это уже сущие гроши, но других спонсоров у МОК не нашлось.