– Что привез? – почти ласково спросил князь.
– Так и обидно, что пустяки. Какая во время войны торговля?! Сельди несколько бочек, немного писчей бумаги. Посуду оловянную, и ту немецкие купчишки продавать боятся. Думают, будто мы металл на пушки перелить можем, а с них потом за продажу на Русь металла спросят.
Улучив момент, купчина сунул князю в руки средних размеров кошель.
– Вот. Здесь все, что я выручил за эти товары, перепродав их лавочникам псковским да купцам московским. Возьми, князь-воевода, на нужды войска русского. Пусть хоть так поездка моя многогрешная пользу Руси принесет. – Поганкин встал на колени перед князем.
А сколько ты выручил в Ливонии за пеньку, из коей корабельные канаты делают?
Вот тут-то богатейший купец Пскова чуть не взвыл, хотя никто в этот момент его за бороду не дергал. А князь для острастки еще раз наподдал сапогом в его круглый бок, пообещал:
– На дыбе сдохнешь!
– Я сейчас. Я все деньги отдам на благо войска, – затараторил Сергей Поганкин. Купец побежал вверх по лестнице, за деньгами.
Князь Иван Андреевич грозно предупредил его:
– Деньги воям всегда нужны, надо бы и лошадей прикупить, и провиантом запастись. Да только узнаю еще хоть раз, что в военное время к немцам ездил – деньгами не откупишься, бледная Поганка!
Поганкин и в самом деле стал в этот момент бледен, как полотно. А князь завершил разъяснительную работу:
– До плахи палача не доживешь, он тебя прямо на дыбе насмерть запытает, да так, что не только о поездках в Ливонию пожалеешь, а о том, что на свет родился.
Такое напутствие придало толстому Сергею Поганкину ускорение, и он с не характерной для человека его комплекции быстротой помчался за пожертвованием для доблестной российской армии.
Внезапно в дом вбежал запыхавшийся гонец. С первого взгляда было видно, что, до того как слезть с лошади во дворе Поганкина, проскакал он немало верст. Даже не кланяясь, чтобы не терять времени, протянул князю Хованскому письмо.
Тот прочел и тут же выбежал вон из избы. Ивашка был поражен, как изменился за мгновенье Иван Андреевич. Вальяжный, болтливый, князь-самодур исчез, перед ним был воин, суровый, дисциплинированный и решительный. Одним рывком вскочил в седло и сразу же поскакал вперед, даже не дав команды Ивашке следовать за ним.
Вернулся Сергей Поганкин, не без труда неся тяжелый мешок с деньгами[39], а князя-воеводы и след простыл! Стоит вместо него усталый гонец и просит:
– Дай попить, добрый человек!
Что ж, Поганкин не злой. Не пожалел водицы для гонца. А сам стоял с деньгами в руках и думал: «Что теперь делать-то? Давать взятку некому, а не давать – как знать, каким боком выйдет то, что обещанное не вручил. Но не гоняться же за воеводой по всему театру военных действий?» Низменные чувства – лень и жадность – победили, Сергей Поганкин решил подождать.
Пока купец поил гонца и размышлял, вручать ли взятку, князь-воевода уже успел добраться до окраины Пскова и кликнуть командира рейтар полковника Венедикта Змеева:
– Всем в седло! Шведы осадили Гдов!
Полк Змеева из десяти рейтарских и трех драгунских рот царь направил в Псков для укрепления сил воеводы Хованского. Пока рейтары строились, князь понесся дальше – к казакам.
Быстро собрал рать воевода Хованский, не тратя ни минуты, двинулась она к Гдову. От Пскова до Гдова путь неблизкий – более ста верст. Пока ехали, было у воевод время, чтобы обсудить, как действовать.
– В Гдове сил немало: триста дворян да двести стрельцов, да триста казаков донских, да сто солдат иноземного строя, да сто служивых казаков… – степенно заметил второй воевода – Тимофей Иванович Щербатов.
– Надобно немедленно идти навстречу свеям, – ответил Иван Андреевич.
Видя его торопливость и горячность, Тимофей Иванович тихонько заметил:
– Матвей Шереметев мне так же говорил.
– А я не Шереметев, я Хованский! – гордо пояснил Иван Андреевич. И добавил: – Государь мне вверил войско не для того, чтобы свеи Русь разоряли. Вот уже Печерский монастырь ограбили, ироды, теперь окрестности Гдова жгут. Вперед!
Войско двигалось быстро, по отношению к тем, кто замедлял движение, князь Хованский был очень крут. За три дня армия (включавшая в себя и пехоту) прошла 125 верст и в ночь на 16 сентября достигла Гдова.
Шведский генерал-фельдмаршал граф Делагарди был поражен: «Откуда у русских армия?! Ведь генерал-лейтенант фон Левен уверял, что ее нет!» Генерал-фельдмаршал был встревожен и растерян. Он думал: «Кто знает, сколько русских нас атакуют? Необходимо немедленно отступать».
Парадокс в том, что ошибочными были действия и русских, и шведов, причем ни те, ни другие не имели большой армии. Почти все шведские войска находились в Польше, почти все русские – в Белой и Малой Руси. У графа Делагарди было три тысячи солдат, у князя – ненамного больше. Но при примерно равном числе шведская профессиональная армия обязана была побеждать хуже обученных русских ополченцев и солдат полков иноземного строя, навербованных перед самой войной и не имевших никакого опыта.
Но сказки генерала Фридриха фон Левена дорого обошлись шведам! Не понимая, что у русских за армия, какова ее численность, Делагарди стал опасаться за судьбу Риги. Ведь основу его армии составлял рижский гарнизон, он оставил город без защиты и вывел войска в чистое поле только потому, что был уверен: опасаться некого. Теперь же он понял, что ставка – неприступная крепость Рига – слишком велика, и потому надеялся ночью незаметно отступить и оторваться от противника. Именно отсутствие сильного гарнизона в рижской крепости и вызывало у генерал-фельдмаршала сильную тревогу.
Графу не повезло, ночь была лунной. Тучи не закрывали звездное небо, видимость была почти такой же, как в пасмурный день. Князь Хованский не терял времени, с ходу направил конницу к шведскому лагерю, видя, что там никого нет, велел преследовать противника.
Делагарди ошибся дважды: дал войскам Хованского соединиться с гарнизоном Гдова и понизил отступлением боевой дух своих войск.
Иван Андреевич Хованский быстро догнал шведов – те успели отойти от города лишь на три версты. При свете луны русская конница атаковала противника. Шведы остановили ее залпами своих мушкетеров, и тут подоспел Тимофей Иванович Щербатов со стрельцами и артиллерией. Странен был тот бой, с точки зрения любого современного военного. Солдаты, стоя в шеренгах, залпами палили друг в друга. Они не разбегались, даже когда по колоннам солдат вели огонь пушки. От выстрелов тысяч ружей, пушечной пальбы стало светло, как при пожаре.
Остается поражаться выносливости русских солдат. После трехдневного марша, бессонной ночи они выдержали бой, длившийся с трех утра до часу дня.
Хоть и меньше было шведов (к Хованскому, как уже говорилось, присоединился гарнизон Гдова), держались они стойко. Графу Делагарди докладывали: погиб генерал-майор фон Фитингоф, пал генерал-лейтенант фон Лив…
Взошло солнце, но это уже не радовало шведов. Отступлением они обрекли себя на поражение: солдаты думали, как спастись, и не готовы были громить врага, пассивными стали и шведские офицеры. Иное дело – полковник Змеев. В час дня он повел русских рейтар в очередную атаку. Граф Делагарди увидел – на сей раз шведы дрогнули, битва проиграна. Как ему хотелось броситься в атаку! Пусть даже пришлось бы разделить судьбу погибших генералов Фитингофа и Лива, лишь бы избежать позора поражения! В этот момент графа не остановила бы даже мысль, что Мария Делагарди останется вдовой. Но надо было продолжать жить и спасти армию. При отступлении генерал-фельдмаршал Делагарди приказал сбросить в реку все пушки и бочки с порохом: «Они не должны достаться русским».
Князь Хованский сумел заставить свою до смерти уставшую армию преследовать врага целых пятнадцать верст. «Вперед! – орал он, сорвав голос. – Кто отстанет, тот пожалеет!»
Русские с лихвой поквитались в тот день со шведами за поражение под Валком. Если там погибло 108 россиян, то в сражении под Гдовом шведы лишились тысячи солдат. Было захвачено знамя с рисунком, изображавшим руку с мечом, – таков был личный штандарт графа Делагарди. «Пошлем его к государю, – сказал Хованский, – пусть видит, как его верный слуга воюет».
– Что мне до Гдова и до знамени, милый! – сказала опечаленному Делагарди графиня. – Главное, ты вернулся.
Генерал-губернатор в тот момент думал не о собственной персоне и даже не о возможности спать с прекрасной женщиной. Он все-таки вывел из Московии две тысячи солдат. А пушки в Риге найдутся! Город был спасен.
После победы князь Хованский переправился через реку Нарову, захватил пригороды Нарвы, дошел почти до Таллина и остановился лишь из-за известия о грозящей краю эпидемии чумы – осаждать такую крепость, как Таллин, во время эпидемии значило губить армию.
– Этот худородный Ордин-Нащокин должен благодарить меня всю оставшуюся жизнь за то, что я вернул ему власть в его воеводстве, – сказал князь Ивашке.
И впрямь: в Динабурге и Кокенгаузене теперь можно было не опасаться шведов.
Много, много дезинформации породила ложь шведского генерала фон Левена. Во-первых, Делагарди ошибочно стал отступать от Хованского. Во-вторых, в Москве после победы русских войск под Гдовом поверили, что князь Иван Андреевич – великий воин. Лишь через два года, когда войско Хованского будет полностью разгромлено поляками, станет ясно, что это не так.
Глава V. Визит банкира
Тревожно было в городе Риге осенью 1657 года. Эпидемия чумы уже угрожала городу, и состоятельные рижане торопились убраться подальше: кто в деревню, кто за границу. Не менее существенный повод для волнений состоял в том, что Первая Северная война продолжалась. Лишь пару недель назад осаду Риги прекратил полководец Речи Посполитой, польный гетман Винцент Гонсевский. К счастью, осада была недолгой, но находящийся совсем близко от Риги Кирхгольм остался в руках поляков.