– А вдруг это курляндские шпионы?! – продолжил разнос генерал-губернатор. – Зачем вы вообще садились в седло?! Я не получил от вас никакой информации о численности и дислокации войск противника. Никто не знает, сколько у московитов сил. Вместо того чтобы вести разведку, вы, нарушив приказ, занялись совсем другими делами. Глазенап, вы офицер или конокрад?! Вы в самом деле полагаете, будто я послал вас в разъезд, чтобы вы смогли угнать несколько лошадей?
Полковник наконец был задет за живое. Он-то надеялся, что за угнанный табун будет поощрен. Ведь тот был дерзостно отобран у неприятеля под самыми стенами Кокенгаузена.
– Ваше превосходительство…
– Молчать! Вы только расшевелили неприятеля и напомнили ему, что шведская армия способна проявлять активность. А значит, московитам необходимо быть бдительнее. А ваш табун не стоит того жалованья, которое я должен заплатить вашему полку за последний месяц!
Полковник Глазенап аж поперхнулся от такой несправедливости – по его прикидкам, генерал-губернатор сильно занизил стоимость лошадей. Глазенап открыл было рот, но начальник не позволил ему говорить. Равнодушным чиновничьим тоном, словно притворяясь замшелым бюрократом, граф Делагарди произнес:
– Пошел вон!
Что оставалось делать полковнику? Он развернулся и вышел из походной палатки. Конечно, Глазенап недоумевал: почему генерал-губернатор так набросился на него, а главное, почему ходили слухи, что командующий болен?
Впрочем, полковник все равно возвращался к себе в хорошем настроении: хоть и обругали, но чумой, слава богу, не заразили!
Генерал-губернатор Делагарди, напротив, пребывал в прескверном расположении духа. Он получил письмо от близкого родственника из Стокгольма. Тот сообщал, что дела идут все хуже и хуже. Впрочем, о многих новостях генерал-фельдмаршал слышал и раньше. Но теперь получил им подтверждение. А картина, как уже говорилось, вырисовывалась безрадостная. Польский король Ян Казимир восстанавливал контроль над своей страной. Австрийские войска очистили от шведов Краков, курфюрст Бранденбурга стал помогать полякам. Союзник шведов, трансильванский князь Ракоци, был сначала разбит поляками, а потом окружен крымскими татарами. Сам он сумел бежать, но почти все его войско попало в плен к татарам. А ведь за несанкционированный поход против Польши на Ракоци разгневался его сюзерен – турецкий султан. Генерал-фельдмаршал Делагарди не сомневался: дни этого трансильванского князя сочтены. Лишился шведский король и другого союзника – казаков. Гетман Выговский объявил себя подданным Речи Посполитой. Впрочем, даже не крах Тройственного союза Карла X, Ракоци и наказного атамана Ждановича был главной проблемой. Не закончив одну войну – с Польшей, шведский король уже вел другую – с Данией. Да, цель войны была генерал-губернатору ясна – ограбление датчан и захват части их территории. Деньги шведскому королевству были очень нужны, так как Швеция неуклонно сгибалась под тяжестью собственного величия. Она казалась великой державой, не будучи ею. Удачное стечение обстоятельств позволило Швеции захватить много чужих земель, но средств для содержания большой армии не хватало. Наличие мощных крепостей и немалых гарнизонов на границе с Данией, Россией, неподалеку от Польши и Бранденбурга требовало огромного количества денег. Их постоянно не хватало. А при отсутствии средств на большое войско все шведские завоевания быстро вернули бы себе соседи королевства.
Однако граф Делагарди недоумевал: почему Карл X полагает, что именно войны с превосходящим по численности врагом должны кормить армию? Он, Делагарди, видел более простой выход – закрепостить крестьян. Почему хлопы – рабы в Польше, Дании, Курляндии, Московии, наконец, в шведских же Лифляндии и Эстляндии, а в самой Швеции считают себя чуть ли ни равными с дворянами подданными короля?! Закрепостить их – и деньги найдутся на все: на армию, на науки и искусства, а Стокгольм заслужит славу Северных Афин! Но король вместо разумных реформ ищет выход в войне с Данией! Ему же, графу Делагарди, «оказал честь», повелев оборонять Лифляндию малыми силами. Что с того, что льстецы сравнивают генерал-фельдмаршала с Юлием Цезарем?! Лично он предпочел бы подобным комплиментам подкрепления.
Граф, впрочем, прекрасно понимал, что злиться на короля бессмысленно. Да и истинная причина дурного настроения была совсем в другом. В письме из Стокгольма упоминалось, что его супруга, принцесса Мария, недавно лихо отплясывала на балу с неким придворным шаркуном, прославившимся любовными победами. Это и вызвало у Магнуса Габриэля Делагарди тревогу. Генерал-губернатор прекрасно знал, что в глазах Марии ни один мужчина не выдерживает конкуренции с ним. Перед отъездом из Риги графиня сама говорила мужу, что ценит его и за красоту, и за природный ум, и за обаяние, и за силу страсти, и умение обеспечить женщине истинное наслаждение в постели, и даже за столь редкое качество, как любовь к искусствам. В его присутствии она и смотреть не стала бы на другого. Но прошел год и длительное воздержание наверняка давалось молодой, темпераментной женщине нелегко. Магнус Габриэль Делагарди с недовольством подумал: а вдруг, когда его жена перед отъездом дала ему очень странный совет – завести любовницу – она уже тогда планировала, что не станет в Стокгольме предаваться длительному воздержанию?
И хотя Мария не давала серьезного повода для ревности, генерал-губернатор решил: «Пора вызвать ее в Ригу. Да и самому поспешить в крупнейший город Лифляндии».
Генерал-губернатор Делагарди удивлялся тому, как недалекий служака Глазенап не понимает, что своей инициативой по краже коней свел на нет все усилия генерал-фельдмаршала. Видно, надо было четче объяснить ему задачу. Делагарди недаром «болел» чумой так долго, что люди стали удивляться: и не умирает, и не выздоравливает?! А его люди сознательно распускали слухи, будто бы чума пришла в Ригу. Все это было нужно!
Ведь сколько войск у неприятеля – неведомо, а у Делагарди шведский король забрал почти всех солдат. Но пусть противник думает, что в Лифляндии – могучая шведская армия. А если эта армия терпит неприятеля в Кокенгаузене и Мариенбурге, то лишь потому, что генерал-фельдмаршал болен и приказ о наступлении отдать некому. Теперь же наступил момент истины. Благодаря полковнику Глазенапу русские узнали: шведы способны разве что коней красть. И надо было срочно возвращаться к Риге, чтобы успеть к городу раньше неприятеля. Граф приказал своей крошечной армии немедленно двигаться к Риге.
– Как, ночью?! – изумились офицеры.
– Да! – рявкнул военачальник.
Пока шведы готовились к выступлению, в Царевичев-Дмитриев граде царила суета. Казаки и стрельцы поздним вечером с факелами в руках искали в темноте Герду, исчезнувшую дочь купца Хенрика Дрейлинга. Стрельцы облазили весь городок, казаки на конях стали осматривать ближайшие окрестности Царевичев-Дмитриев града. Купцу Дрейлингу приходили в голову самые черные мысли.
– Это шведы прознали, что я ваш шпион, и похитили мою единственную дочь! – сказал он Афанасию Лаврентьевичу Ордину-Нащокину.
– Что за глупости! – успокаивал купца старый слуга воеводы Сильвестр. – Если бы шведы что-то прознали, могли бы дождаться вашего с Гердой возращения в Ригу и там арестовать вас.
– А вдруг они и Герду уже схватили, и меня ждут! – испуганно возразил Дрейлинг.
Буквально за один день купец Хенрик Дрелинг сильно сдал, из энергичного и решительного человека средних лет превратившись в трусоватого старика. А вот Воин Афанасьевич, испытывая очень сильное беспокойство, стремился действовать. Как только он начинал делать что-то конкретное, ему становилось спокойнее.
– Я поскачу за посад, поищу ее! – сказал он отцу.
Воевода искренне недоумевал, куда могла деться молодая немка, но не видел смысла дублировать то, что уже делают другие.
– За посадом ее уже ищут и казаки, и драгуны.
– Так я поскачу впереди всех.
– Тогда возьми пистолеты, проверь, заряжены ли они, и обязательно захвати факел, без него ты скоро ничего не увидишь. И разумнее было бы захватить с собой хоть несколько казаков.
Про себя воевода с неудовольствием подумал, что Воин излишне горяч, но одергивать его не стал – не всегда надо приучать молодого человека к осторожности. Хотя и вздохнул про себя: сколь тяжела доля отца! Сын ищет пропавшую девушку, а ему сиди, думай, не попал ли сын в засаду! Воевода озаботился бы еще больше, если бы узнал: Воин Афанасьевич так спешил на поиски, что отправился за город в одиночку.
…Герда шла по тропинке, которая вдруг уперлась прямо в Даугаву. Девушка очутилась в зарослях камыша, что росли на берегу реки. Идти дальше было некуда. Перед ней речные волны еле слышно плескались о берег, дул легкий ветерок, похолодало. Ей вдруг захотелось очиститься, смыть с себя грязь ушедшего дня, хотя бы омыть бедра, которые Иоганн фон Шталкер осквернил своими прикосновениями. Ни один человек, находясь в нормальном состоянии духа, не стал бы купаться в осенней Даугаве (был сентябрь), но из-за потрясений на Герду словно затмение нашло. Она думала не о том, что вода холодная, что дует ветер, а температура воздуха почти наверняка гарантирует простуду, если раздеться и побыть голышом. «Сейчас я смою с себя прикосновения его пакостных лап и очищусь!» – казалось девушке. Рижанка стянула с себя лосины, скинула плащ и шагнула в реку. Вода тут же отрезвила ее, Герда наконец сообразила, какую глупость делает. Взвизгнув от холода, она буквально выпрыгнула обратно на берег.
И в этот момент девушка услышала конский топот, увидела горящий факел, который освещал всадника и коня. Герде надо было бы затаиться, ее не так просто было увидеть в темноте. Но девушка, сообразив, что она бесстыже обнажена, а рядом – всадник-мужчина, просто растерялась. К тому же, полуодетая и мокрая, она сильно замерзла. Еще громче взвизгнув, Герда бросилась к одежде, которая лежала на песке. Но всадник двумя длинными прыжками коня (несмотря на пикантность своего положения, молодая немка невольно залюбовалась, какой мужчина прекрасный наездник!) поравнялся с ней и факелом осветил ее. В отблесках огня обнаженная ниже пояса Герда узнала своего спасителя. Хотя она стояла перед ним голая, почему-то совсем не было стыдно. Было холодно и было какое-то необычное чувство – сладостное волнение.