— Что мне делать? — спросил его Коля тем же голосом, каким мать спрашивала профессора-сексопатолога.
— Родителей твоих жалко! За что им такой позор, а?
— Что мне делать? — упрямо повторил Коля, уже смирившись с мыслью, что в этом мире его, «урода», никто жалеть не обязан.
Капитан оглянулся на закрытую дверь.
— Тикай, Колька, в Свердловск, а еще лучше — в саму Москву, — прошептал он. — Там, я слышал, вашего брата много. А в нашем поселке тебя или посадят, или насмерть забьют.
И Коля Истомин бежал в Москву.
Ему повезло. И трех дней не проболтался он на вокзале, как вычислил его опытным взглядом крупный московский сутенер.
— Дурочка! — выговаривал он Николаю нежным баритоном в шикарном номере «Метрополя». — Чего ты искал на Казанском вокзале? Приключений на свою хорошенькую попку?
Он поселил Николая в том же номере. Поселил на время, обещая, что через год Николай сможет купить себе в Москве прописку и квартиру. И тем же вечером привел к нему первого клиента, иностранца…
— Кого я только не повидал, — говорил Истомин. — И дипломатов, блин, и академиков разных умных наук. И артистов всенародных, которых раньше только по телевизору видел. Эх, знал бы мой батя!
— Чего они от тебя хотели? — осторожно спросил Джон.
Истомин хрипло засмеялся.
— А ты любопытный мальчик! Только этого в трех словах не расскажешь. Много, братишка, непонятных слов придумало человечество. «Страпон». «Фистинг». «Римлинг». «Ануслинг». «Флагелляция». Я за первый год в Москве, считай, новый язык выучил. Но я тебе этих слов объяснять не буду. Еще сблюешь прямо на пол.
— Неужели родители не пытались тебя разыскать?
— Родители! — в накрашенных глазах Истомина показались слезы. — Как ты думаешь, на какие деньги я доехал до Москвы? На те, что на другой день после разговора с капитаном нашел в своей куртке. И как, ты думаешь, эти деньги там оказались?
— Неужели…
— Батя подбросил.
— Но ведь это…
— Бесчеловечно? Какие еще ты знаешь слова? Я этих слов, братишка, может, целую тысячу вспомнил, пока в столицу в общем вагоне ехал.
Истомин снова закурил.
— Но потом всё понял и простил. А когда простил, мне с клиентами легче стало. Стал я к ним как к больным людям относиться. Вроде нянечки или медсестры в палате для «тяжелых». А родители — что? Ну, судили бы меня на глазах всего поселка или повесился бы я. Кому от этого было бы хорошо? Давай выпьем лучше. Фрау, водки!
Стюардесса принесла два пластиковых стаканчика.
— Найн, фрау, — сказал ей Истомин. — Пузырь давай!
Джон вздохнул. Отказать Истомину после его рассказа было невозможно.
— Понимаешь, я не голубой, — сказал Истомин, когда они выпили по первой. — Я — женщина. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Я бабой хочу быть. По полной программе бабой. Я детей рожать хочу!
— А зачем летишь в Таиланд?
— Вот о том и речь, — строгим голосом ответил Николай. — Привязался ко мне в Москве один немчик. Бога-а-тенький! Потащил за собой в ФРГ. Обещал, если хорошо буду себя вести, сделает мне операцию за свой счет. Но в Европе это дорого, а немцы народ прижимистый. В Азии дешевле. Особенно в Таиланде. Там пол поменять, что у нас аппендикс вырезать.
— Дай тебе Бог! — растроганно сказал Джон, разгоряченный водкой и рассказом Истомина. — А не обманет тебя немчик?
— Я ему тогда ночью яйца отрежу, — нахмурился Николай.
— Николя-ай! — раздался позади пьяноватый голос с немецким акцентом. — Где ти, шя-а-лю-ун?!
— Фашист зовет, — раздраженно сказал Истомин. — Соскучился, сволочь. Прощай, брат! Может, увидимся еще? Когда я женщиной стану.
— Обязательно увидимся, Ника! — уверенно отвечал Половинкин.
Глава девятнадцатая«Добро пожаловать в ад!»
Вирский не обманул Половинкина.
Он не сажал девочку на иглу. Он терпеть не мог всех этих иголок, этого бездумного, варварского обращения с кровью, когда она врывается в шприц из напряженной вены и затем медленно возвращается обратно под искусственным давлением. О-о, он насмотрелся на этих несчастных наркоманов, которых приводили к нему мамочки, веря в его чудесные способности. Что ж, он, наверное, мог бы помочь им… Но он вовсе не собирался тратить свои драгоценные магические силы на каких-то гадких мальчишек.
Как-то он застукал их прямо в подъезде, где находился его офис и молельный дом. Мальчишки потихоньку смылись от родителей во время моления и ширялись на лестничной площадке возле мутного, загаженного мухами окна. Заметив Вирского, они испугались, как если бы их застали за онанизмом. Один выронил шприц, уже всаженный в вену, с немалым трудом найденную. Кровь брызнула на стены и стекло. Вирский отвернулся.
Нет, он не сажал девочку на иглу. Правда, по дороге из Кронштадта, в машине, пришлось незаметно сделать ей инъекцию в бедро. Ася этого не заметила, такой тонкой, тоньше комариного носа, была иголочка. Через несколько секунд она впала в эйфорию и перестала дергаться.
Она все время дергалась, вертлявая сучка! И что странно: управляемой она становилась в состоянии наркотической эйфории, когда другим, нормальным человеком управлять как раз очень трудно. Ася же делалась доброй, послушной, ласковой девочкой. Она называла Вирского «мой папочка», а несколько раз церемонно, по-старинному назвала его «батюшка».
И все-таки он не сажал девочку на иглу. Но, сам того не желая, пристрастил к старому доброму кокаину, которым иногда баловался. Кто знал, что девчонка подсядет на порошок сразу и станет требовать каждый день, по нескольку раз в день. Черт! Это не входило в его планы!
С величайшим риском, помня суровые законы Королевства Таиланд о наркотиках, он провез в Бангкок несколько пакетиков с кокаином. Это было необходимо, учитывая, что девчонка может запсиховать. А искать наркотики в Таиланде — безумие.
Вирский подошел к трюмо, открыл ящик и достал книгу, в которой прятал кокаин. Пролистал ее, побелел лицом от страха. Ни одного пакетика! Сучка все-таки нашла и стащила!
Где она? Возможно, угощает наркотой своих немецких дружков. Или, что еще хуже, своих тайских подружек. Вирский пулей вылетел из комфортабельной кондиционированной хижины на горячий раскаленный пляж — и тут же понял, что самые страшные опасения сбылись.
— Mr. Virsky?
Офицер королевской полиции капитан Джинг комплекцией походил на обойденного процессом акселерации старшеклассника. Но лицо… Это было лицо властного и проницательного человека, который уже все понял. Наркотики провезла не девчонка, арестованная час назад на пляже вместе с местным парнишкой, обслуживающим водные мотоциклы. Мальчишка приехал из Бангкока, где недавно отслужил положенный год в монастыре при храме Изумрудного Будды. Он не смог поступить в Сиамский университет и теперь подрабатывал на островах механиком. Капитану он нравился. Чертовски жаль, что парень так глупо вляпался. За употребление наркотиков, впрочем, не казнят, но биографию испортят навсегда. С мечтой об учебе он может распрощаться. А там покатится по кривой и в самом деле пойдет в наркодилеры. И закончит свою короткую жизнь под пулеметным огнем на расстрельном полигоне. Наркодилеров уничтожают как террористов, из пулеметов. Только террористов уничтожают в джунглях без суда и следствия, а дилеров — после показательных процессов.
Этот белый господин ответит за мальчика! Если в бунгало найдется хоть грамм героина… Добро пожаловать в тайский ад, белый господин!
Разговор между капитаном и Вирским шел по-английски. Ася почти ничего не понимала. Этот маленький пожилой таец в странной офицерской форме не дал ей принять наркотик, и теперь ее била нервная дрожь. Она с нетерпением ждала момента, когда Родион Родионович ему все объяснит и он вернет ей пакетики.
— Итак, мистер Вирский, — продолжал Джинг на английском, который он знал не очень хорошо, — девушка вам принадлежит? Нет ошибки?
Родион Родионович молчал, злобно смотря на Асю.
— Почему вы так решили?
— Она показала на ваше бунгало.
Вирский понял, что лгать бесполезно.
— Девушка арестована с наркотиками, которые пыталась продать местному жителю.
Вирский бросил на Асю удивленный и даже уважительный взгляд.
— Ты торговала кокаином?!
— Он врет, Родион Родионович! — заплакала Ася. — Мальчик только держал порошок на листочке. А этот дядька избил его, надел наручники и увел.
Вирский схватился за седую голову. Как и капитан, он все понял. Девку не спасти. Лет пятнадцать тюрьмы ей обеспечены. А вот его, если признают наркоторговцем… Его казнят. Или, в лучшем случае, посадят лет на двадцать пять. Впрочем, неизвестно еще, что лучше.
— Эта девушка прилетела со мной, офицер. Но я познакомился с ней недавно и ничего о ней не знаю. Я не знал, что она везет с собой наркотики.
— Вы слишком доверчивы. Кто эта девушка?
— Она русская проститутка, сэр.
Джинг неожиданно рассмеялся.
— Обычно сюда не едут со своими девушками. Обычно сюда едут одинокие мужчины.
— В самом деле, смешно! — подхватил Вирский. — В России в таких случаях говорят: в Тулу со своим самоваром!
— Что значит: «в Тулю»?
— Это старый русский город. Я из России, хотя являюсь американским гражданином.
Джинг помрачнел. «Плохо, что американец, — подумал он. — С американцами всегда много хлопот».
— Я должен обыскать ваши апартаменты, — сказал Джинг.
Через час хижина была перерыта. Наркотиков не было.
Джинг коротким взглядом приказал девочкам-служанкам, служившими поняты́ми, выйти из хижины.
Вирский правильно его понял. Он достал из тумбочки портмоне и не торопясь отсчитал пятьсот баксов.
— Мне искренне жаль, сэр, что вы потратили столько времени на бесполезные поиски, — сказал он, протягивая деньги. — Надеюсь, этот скромный презент отчасти возместит затраты ваших сил.
Джинг вздохнул и взял деньги.
— Извините, но я не могу отпустить девушку.
— Кто говорит о девушке?