Русский рулет, или Книга малых форм — страница 27 из 44

С другой стороны – знания, опыт, выводы, умения, позволяющие оценивать и прогнозировать жизнь, разве не они составляют суть возраста? Я работал в политических изданиях и глянце, на радио и телевидении, в России и заграницей, и в год пишу текстов на хороший том. Я, в конце концов, пережил на Руси шестерых царей и живу при седьмом – ей-ей, мне сегодня не 46, а четырежды по 46!

В общем, с годами я пришел к выводу, что измерять возраст годами – совершенная глупость. Сродни сожалениям по поводу малой продолжительности жизни в России, всем этим крикам о том, что мужчины у нас не доживают и до 60. Артюру Рембо было 18, когда он сделал главные дела своей жизни – написал «Пьяный корабль» и влюбил в себя Верлена – и сделал тем самым для мировой литературы больше, чем целый Союз Писателей. Какая нам разница, сколько он еще протянул после этого?!

Наши тела по-разному устраивают свои взаимоотношения с астрономическим временем, основанном на вращении планеты. Большинству людей нужно спать 8 часов, но Мстиславу Ростроповичу хватало четырех. Юрий Олеша радовался одной написанной в день строчке, а Дмитрий Быков за день может написать полромана. Нас интересует, сколько лет по паспорту Быкову сейчас, и сколько лет было Олеше и Ростроповичу в зените их славы?

Перестаньте измерять свой возраст годами, – вот что я хочу сказать. И начните измерять тем объемом информации, который вы получили от мира – и объемом той информации, которую мир получил от вас.

И тогда у вас – вслед за Рембо, Ростроповичем, Олешей, Быковым, Шаповаловым и мной – появится шанс на бессмертие.

2010

НЕЖИВЫЕ, ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ

Саша Никонов – мой давний приятель, а также писатель, чьи книги неизменно вызывают скандал – прислал мне недавно свежую рукопись. Называется «Анна Каренина, самка».

Скандалы вокруг Никонова вызваны тем, что он пишет, что думает, а думает он то, что думают многие, однако вслух сказать боятся. Например, Никонов полагает, что родителей должны иметь право на эвтаназию детей, у которых нет шансов не просто на нормальную, но и вообще на жизнь, и которые при этом обречены на мучения. Про это он написал статью «Добей, чтоб не мучился». То есть, обращаю внимание, Никонов никого не убивал и не призывал убить, он призывал обсудить крайне непростую с моральной точки зрения проблему, в которой он был сторонником одного из возможных решений. Но со всех сторон понеслось – убийца, убийца! Полагаю, что после его «Анны Карениной» тоже бы понеслось. Вот вам начало романа, цитирую.

«Анна Каренина была крупная, здоровая самка. Все здоровые самки похожи друг на друга. А все нездоровые больны по-разному. Ее молочные железы имели вид упругих плотных выступов, прикрытых искусственной шкурой из тканого материала… Огромные выступы молочных желез непроизвольно привлекали к Карениной взгляды самцов, идущих ей навстречу по Невскому. Их глубинные, древние слои мозга подсознательно воспринимали обилие жировой ткани в молочных железах и на бедрах как признак высокого качества самки и ее готовности к скрещиванию, легким родам и выкармливанию здорового потомства… Однако, их половые инстинкты до поры до времени сдерживались нервными импульсами коры головного мозга, и этот эволюционный стопорящий механизм назывался цивилизованностью». Конец цитаты.

Никонов попросил меня написать, что я об этом тексте думаю. Я ответил, что его книга о том, что за чувствами и поступками, определяемыми обществом как «высокие», «низкие», «волшебные», «священные» на самом деле нет ничего ни высокого, ни низкого, ни волшебного – есть работа биохимических фабрик, определенным образом реагирующих на раздражители, в том числе и от соседних фабрик. Оно и понятно: мораль – это изобретение человека, а в природе морали, с ее «хорошо» и «плохо», попросту нет. Сошел сель, убил лося, трех зайцев и свалил сто деревьев, перекрыл старое русло реки, образовалась запруда. Какая тут, к черту, мораль? Другое дело, если все это совершил человек.

То есть вопрос книги таков: где кончается внеморальная природа, с ее химией, биологией, физикой – и начинается мораль, то есть человек? И какие конкретно химические реакции определяют наши чувства?

Так вот, дорогой Саша, – писал я Никонову, – поскольку я читаю исключительно зарубежную научно-популярную литературу, то примерно представляю, как бы мог решить эти задачи западный писатель. Он бы назвал книгу, условно, «Семь чувств. Как окситоцин заставил Анну Каренину изменить мужу, как эндорфины привели к Крестовым походам…» – ну, и так далее. Он бы ознакомил с опытами по биохимии, привел бы результаты самых впечатляющих экспериментов, исследовавших любовников или же убийц, а вот на сладкое, возможно, переписал бы какой-нибудь всем известный роман (или, скорее, главы из нескольких знаменитых романов) в том примерно стиле, как написал ты.

Это, дорогой Никонов, был бы большой труд, требующий серьезного исследования, но результат его мог быть впечатляющ…

Никонов, судя по молчанию в ответ, надулся. Его можно понять: писателям часто достается на орехи, а рецензентам – никогда.

Но вот уже вторую неделю я думаю о никоновской физиологической «Карениной» и всё мучаюсь вопросом – а правда, где кончается обычная природная причинно-следственная связь и начинается способность человека давать оценки? Нет, в самом деле – где кончаются химические реакции с участием какого-нибудь допамина и начинается действие нравственности?

Вот вы – знаете ответ? И я не знаю.

Открылась, как говорится, бездна, звезд полна.

Звездам числа нет, бездне – дна.

2010

MP3-ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ПЕТЕРБУРГА В МОСКВУ

Я давно наблюдаю эффект, который называю «эффектом редактора Word». Суть в том, что, несмотря на автоматическую проверку грамматики, электронный текст всегда содержит больше ошибок, чем напечатанный на бумаге. То есть эффект в том, что техника, призванная повысить качество жизни или хотя бы текста, приводит к противоположному результату.

Не могу судить, на всей ли планете наблюдается данный эффект, но в России он сильно заметен в части свободного времени, особенно при перемещении в пространстве. Во всяком случае, ни в одной из европейских стран в поездах или самолетах я не видел такого числа скучающих людей. В Европе в поездках читают: а где еще, если дома на это имеется лишь полчаса перед сном?

«Эффект редактора Word» применительно к нам состоит в том, что несмотря на электронные книжки, вмещающих тысячи томов, или mp3-плееры и трансмиттеры, позволяющих слушать аудиокниги за рулем автомобиля, в России сегодня почти не читают.

«А когда мне?» – обычное возражение соотечественника, проводящего ежедневно пару часов в дороге и в пробках.

Ответ: в дороге и в пробках и читать, – то есть, конечно, слушать. Глаза не устают, а текст, поверьте, запоминается лучше.

Вот у меня возле кровати долго пылилось радищевское «Путешествие из Петербурга в Москву». Я из Петербурга в Москву на машине езжу регулярно, и мне давно хотелось перечитать книгу, чтобы сопоставить путешествие 1790-го года с путешествием нынешним. Однако чтение Радищева – тяжкий труд, и, всякий доходя до фразы типа «наитвердейшая душа во правилах своих позыбнется, преклонит ухо ласкательному песнопению и уснет» – моя собственная душа тут же начинала позыбаться в ласкательных объятиях Морфея.

Другое дело – mp3-книга, скачанная на флэшку. Впервые 9 часов дороги от Питера до Москвы были для меня нетоскливы – дело в том, что в какой-то момент текст и дорога начали совпадать. Проезжая Валдай, я слушал про «наглых валдайских и всякий стыд сотрясших девок», а проезжая Завидово – про то, как генерал, мчась по дороге (чуть было не сказал «с мигалкой»!), плюет на права всех остальных. Когда же самодвижущаяся кибитка моя достигла Москвы, я куда яснее, чем на школьном уроке, понял, отчего Екатерина поступила с Радищевым, примерно как Путин с Ходорковским, – кстати, и срок они получили почти одинаковый.

Не лишним будет только заметить, что после Екатерины при императоре Павле Радищев был из ссылки возвращен, а при Александре Первом и вовсе призван ко двору сочинять российские законы.

Ну когда б я еще все это вам рассказал, если бы не слушал в машине mp3!

2010

КОГДА ТЕЛЕВИДЕНИЕ УМЕРЛО

Я в своей профессиональной жизни сменил несколько ипостасей – работал в литературном и в глянцевом журнале, на радио и на телевидении – однако лишь недавно понял, что в передаче информации средство передачи важно так же, как и передаваемая информация. Ну, представьте, что от того, по каким трубам бежит вода – по стальным, пластиковым или медным – вы, открывая кран, получаете воду, газировку или пиво.

Это я к тому, что техническое развитие СМИ удивительно соответствует типу эпохи – и наоборот. Например, революций в книгопечатании было три. Сначала свитки придумали разрезать на страницы, отчего резко увеличилась скорость работы переписчиков, – это был этап передачи информации от монастыря к монастырю. Затем телячью кожу заменила дешевая бумага, и тогда книга стала доступной, – это началась эпоха Просвещения. Ну, а после Иоанн Гуттенберг придумал станок, заложив основы книжного, журнального и газетного тиража.

Подумайте сами, каким удивительным образом радио удовлетворяло потребность мгновенно передавать новости на гигантские расстояния в эпоху индустриализации и мировых войн, и вы поймете мою логику, которая точно так же связывает эру телевидения и эру потребления. Массовое потребление невозможно без рекламы товара, а главная особенность рекламы – не создание соблазнительного образа, а игнорирование обратной реакции. Сколько ни говори, какая гадость эта ваша заливная рыба – на рекламе заливная рыба являет собой неизменно превосходный результат. И книга, и пресса, и радио, и телевидение – это, с технической точки зрения, игра в одни ворота. В редакцию можно написать письмо, на радио попробовать дозвониться – но не факт, что письмо напечатают, а звонок выведут в эфир. Телевидение соединяет все средства воздействия – речь, звук, музыку, картинку – но не дает обратной связи вообще. Телевидение – это мечта маркетолога. Не случайно телевидению достается весь рекламный бюджет.