Следует понять, зачем нужно было убивать отставного флотского лейтенанта?
Зачем?!
Желание сорвать пресловутую сделку насчет Северного морского пути? Допустим! Но если за бароном стоят, как он говорил в последний вечер, «уважаемые люди», то его смерть вряд ли так просто отохотит их от столь заманчивых планов! Да и зачем убивать на корабле – убийц проще было подослать в Питере или Париже…
Случайно застал в каюте воров и те прирезали хозяина, не желая идти в тюрьму? Вздор – на лайнере полно куда как более завидных приманок для лихих людей, чем какой то барон! Любое колье или браслет из каюты мадам Вандербильдт или виденной им Шарлотты Дрейк стоит намного больше, чем все, что можно взять у Нольде…
Или все же кто-то действительно захотел решительно испортить репутацию «Уайт Стар Лайн»?
У Юрия испарина выступила на лбу.
Если так, то обязательно появится еще один труп!
Погруженный в мрачные мысли, он прошел в салон, где плюхнулся за столик, покрытый белоснежной скатертью. Словно по волшебству появился официант.
– Чего желаете, мистер?
Стряпчий взглянул на него и вдруг улыбнулся:
– Нельзя ли что-нибудь перекусить?
– К вашим услугам, сэр. Что угодно заказать?
– Что-нибудь… Слегка заморить червячка, понимаете?
На лице официанта появилась дежурная улыбка.
– Могу предложить портер и чашку вкусного, горячего бульона из морских гребешков и лангустов.
– Чудесно, спасибо.
Пантикапей. Боспорское царство. Третий год 175-й Олимпиады, он же 672 год от основания Рима (63 год до Р.Х.)
…Шум и крики заставили обернуться высокого немолодого человека в пурпуровом гиматии, стоявшего у оконного проема. В опочивальню ввалилось с полдюжины «медных щитов» царской гвардии…
– Базилевс! – выкрикнул их командир. – Базилевс, мятежники уже здесь – кто-то открыл им путь на акрополь!
Надо спешить! И воины убежали куда-то.
Митридат зло выругался. Будто он и без того не знает, что совсем скоро последние защитники акрополя будут смяты и сюда ворвутся озверелые слуги его негодного сына Фарнака!.. О боги, где же вы?.. О демоны, которые говорили с ним через черный камень – отчего вы солгали?
Сейчас в его покоях осталось несколько человек. В страхе, с бледными лицами, сидели в углу на ковре дочери Митридатида и Ниса – рожденные армянской царевной. Их одежды из дорогого шелка и виссона казались сейчас мятыми цветными тряпками площадных мимов. Они уже не плакали, оцепенение ужаса охватило их. Митридат вдруг подумал, что уже не вспомнит всех своих жен… Несколько евнухов угрюмо топтались, сжимая в пухлых руках щиты и секиры…
– Вот моя последняя стража! – мрачно пошутил Митридат. – Если меня не спасли все мечи моей армии, то вам, старым меринам, уж тем более нечего пытаться! Отпускаю вас – глядишь, пригодитесь новому царю!..
– Мы не оставим тебя, государь! – вскричал самый старый евнух Спор – не очень, однако, уверенно. – Мы будем служить тебе до конца!
– Вы уже не нужны мне, – ответил царь. – Мой гарем достанется Фарнаку, а я сам достанусь римлянам…
Побросав оружие, евнухи стайкой толстых амбарных крыс унеслись в глубину дворца.
Покои опустели, остались лишь сам Митридат и две царевны, которым некуда было бежать. Для них отец был почти богом… Они, наверное, уже не верили, что придет помощь – но то, что царственный родитель был рядом, внушало им хоть крошечную, но надежду…
Услышав последние слова отца, они начали заламывать руки и громко взывать к небесам, спрашивая: что будет с ними?..
– Вас никто не тронет, – прикрикнул он на них. – Фарнак как-никак – ваш брат! – И горечь сжала сердце – у него тоже был брат… И сын Махар. И жена Лаодика… Он не пощадил их, но, может, все же его единственный живой сын не станет губить сестер, для него не опасных?
Митридат оглядел свои личные покои… Он оглядывал свитки философов и поэтов, недописанные письма, дорогие ему вещи – маленькая часть спасенного при бегстве – того, что хранилось в его дворце Кайнон Хорион, что в Синопе. Но и тут было на что посмотреть. Золоченое конское снаряжение, редкости и украшения, доспехи и оружие, инкрустированное драгоценными камнями, ювелирные изделия, мебель из клена и ореха – он сам сделал ее когда-то на досуге… И коллекцию самоцветов… Он любил камни и даже написал когда-то трактат о свойствах янтаря, символизирующего солнце. Особенно нравились Митридату агаты – прекрасные полупрозрачные дары киммерийской земли. Считалось, что тому, кто долго смотрел на цветные полосы и пятнистые, закручивающиеся узоры агата, будут снится хорошие сны; что агаты отпугивают скорпионов; а колдуны советовали воинам надевать амулеты из красных агатов, чтобы стать неуязвимыми. И среди камней лежит и погубивший его черный диск – дар, присланный когда-то из Александрии друзьями-эллинами… Мудрец хранитель Мусеона Зенон и теург и философ Аристокл, которых он в юности встретил в Пергаме. Те надеялись, что с помощью магического камня, предсказывавшего будущее, молодой воинственный потомок Дария и Александра Македонского сможет сокрушить римскую гордыню и спасти греков от ярма. Оба они давно мертвы – Аристокл распят легионерами Суллы во взятых штурмом Афинах, а Зенон выпил яд, когда его пришли арестовывать по приказу лебезящего перед римлянами египетского царька Птолемея. Яд… Не случайно он вспомнил о ядах.
Он подошел к шкафу и достал оттуда небольшую шкатулку… Там были разные снадобья – иные из них составлял он сам.
Девушки поняли, что сейчас произойдет, и зарыдали. А государь Понта извлек флакон мутного стекла, наполнил бронзовый килик розовым фанагорийским вином, потом влил туда содержимое склянки.
– Нет, нет, отец!.. Ты должен жить и царствовать! – кинулись к нему дочери.
Мягко отстранив их, он стал к окну…
– Умираю, как царь Понта и Боспора и враг Рима! – громко возгласил он и выпил чашу.
И… ничего. Боль, слабость, тошнота как от несвежего мяса, но не более, а сгущенный яд аконита дарует мгновенный конец.
Много лет царь принимал малую порцию ядов с целью стать нечувствительным к ним. И добился своего. Но не предполагал, что его неуязвимость вдруг обратится против него самого. Теперь, когда он жаждал скорее оставить этот мир! Не только боги и удача – даже и сама смерть отвернулась от него!..
– Да! – с горечью и душевной мукой воскликнул царь. – Все изменили мне и даже яд, который я сам приготовил. Я закалил свое тело против любой отравы, но не смог найти средства от предательства! Я истреблял изменников, но не смог истребить дух измены! И вот сын, наследник и надежда моя, нанес мне удар в самое сердце… А еще он про себя подумал, что Мойры должно быть сильно на него обижены – как раз совсем скоро должна была начаться новая победоносная война, подсказанная зеркалом, в котором он увидел полчища сарматов и аланов, идущие на Рим, вовлекая фракийцев, дарданов, бастарнов… Он отправил послов к вождям кочевников, обещая им богатейшую добычу и славу, и новые земли под пастбища – на месте Рима и его владений – и те поверили ему. Но слишком поздно – и теперь великий союз племен Степи рассыплется, так и не возникнув.
Зеркало… Зеркало, которое ему помогло из царя второразрядного царства стать владыкой обширных земель, погубило его в конце концов. Он так и не узнал, из какого оно камня – хотя расспрашивал и ювелиров, и рудознатцев. Только египетские иероглифы на рукояти оправы из сплава бледно-золотого оттенка. Но главное, оно подсказывало, что будет, и он изменял будущее, жертвуя духам черного камня каплю-другую крови. Но всякий раз новое будущее оказывалось не лучше старого. Он стал во главе одной из величайших держав эпохи, раскинувшейся на всем разноплеменном побережье Понта Эвксинского, но она съежилась ныне до размеров этих покоев. Он наполнил богатствами казну – но денег все равно не хватало… Он карал воров и мздоимцев, заливая им в глотку расплавленное золото, – но на их место приходили новые… Зеркало показывало, как нанести удар в самое уязвимое место врага, – и он выигрывал битвы, но раз за разом проигрывал войны. Он казнил тех, чью измену показывал камень – но на их месте оказывались другие: продавая кто за римское золото, кто боясь возможной казни. И вот итог. Приказать бы утопить черный камень, ставший проклятьем базилевса Понтийского в море, – да уже времени нет…
Царь вздрогнул, даже схватился за меч, услышав позади скрип распахнувшихся дверей. Обернувшись, он увидел стоящую во весь рост Гипсикратию – не юную, но все еще красивую скифку – свою последнюю жену и телохранительницу с обнаженным мечом в правой руке и кинжалом в левой.
– Предательница! – воскликнул он. – Ты пришла убить меня?
Однако та, кого Митридат счел за убийцу, поклонилась и порывисто произнесла:
– О Митридат, государь и муж мой! Поспеши за мною, ибо вот-вот сюда ворвутся враги!.. Ты слышишь треск – это вышибают ворота дворца!
– Куда? – горько всхлипнул царь, глядя на степную воительницу. И подумал – не уловка ли это врагов, которые хотят схватить его живым, чтобы угодить Риму. – Куда, Гипсикратия? Кто послал тебя? Кому ты служишь?.. Римлянам? Фарнаку?..
– Тебе одному служила – и с мечом, и в постели – и тебе была и есть верна! – с жаром вскричала амазонка. – А за дверями нас ждет Гиерон, твой лекарь! Он проведет тебя и твоих дочек тайным ходом за стены акрополя, а там мы поможем тебе бежать в степь к союзникам или переправиться через пролив и бежать в Парфию.
На мгновение глаза могучего старика сверкнули былым огнем. Неужели зеркало все-таки не солгало – и ему суждена слава и память в веках?? Но тут же надежда угасла. Митридат прислушался к шуму побоища и с какой-то совсем не привычной мягкостью произнес:
– Моя любимая жена! Ты осталась верна мне, когда могучие мужи бежали, словно робкие зайцы!.. Но ни скифы – твои земляки, ни парфяне, ни сам Ахурамазда не помогут мне, ибо чаша моей судьбы – пуста, и теперь мне осталось лишь умереть! И я хочу скорее покончить расчеты с жизнью!.. Но яд бессилен! Боги сжалились, послали тебя – я умру не под клинками предателей и не в руках проклятых римских палачей. Ты доставила мне немало радости на ложе – доставь и последнюю: выполни волю богов, возьми меч и умертви меня!