– Так у нас север, – пояснил Елисей. – Это по югу, в Саянах или в Даурии, бугровщики, бывает, хороший хабар берут, а здесь ни городов не было, ни людей помногу. Хотя говорят… – Он запнулся, как будто ляпнул лишнее.
И вот в этот момент среди потемневшего бесформенного хлама и истлевших мехов что-то ярко блеснуло в пламени смолья. А через несколько мгновений Нольде взял с алтаря небольшое, вершка три-четыре, каменное зеркало в металлической оправе с извилистой вязью восточных письмен. И невольно вскрикнул.
Свет факелов, отражаясь в нем, вдруг породил завораживающую игру света – магическую, удивительную и необычайно притягательную. Отражения лучей, дробясь, вспыхнули радугой желтого, синего, зеленого и красновато-пурпурного оттенка. Сияние, казалось, вызывал не факел, а какой-то внутренний огонь. Думалось, еще миг, и оно взорвется светом, затопив мрак пещеры… Миг прошел, и чудесный отблеск угас…
Но за этот миг барон вдруг ощутил удар некоей силы, которая таилась здесь во мраке невесть сколько веков. Темный зеркальный круг показался дырой в Ад, в тот самый Нижний мир этих вымирающих грязных азиатов, клубящийся мраком и населенный адскими чудищами. И словно бы нечто, вырвавшееся из зеркала, скользнуло в его душу, оставшись там…
Сила не была ни злой, ни доброй, но могучей и темной. Барон ощутил внезапную тяжесть в груди, словно со стороны увидел свою руку, опускающую каменный круг в ягдташ на поясе.
Потом он долго вспоминал и обдумывал свое чувство.
А через месяц после возвращения в Кежму Нольде увидел странный сон. Первый из череды странных снов…
Высокие скалы и древняя зеленая тайга кругом. Он идет по каменистой тропе через уступы и расщелины, поднимаясь в гору. А высоко над головой – на вершине, слышатся глухой стук бубна и гортанное высокое пение, с нелюдскими обертонами, воистину нечеловеческая музыка сгинувших эпох, рождающая в душе невыразимую тоску. И вот он поднимается наверх – и видит среди циклопических руин горящий костер, вокруг которого мечутся и пляшут почти обнаженные девичьи фигурки, прикрытые несколькими лоскутами замши и ожерельями множества разноцветных бус. Первая из шаманок бьет в большой бубен и в странном изломанном танце кружит вокруг костра, поет и колотит в бубен, вторая тоже поет и взмахивает факелами. Музыка, казалось, гудит под сводами черепа – все быстрее и быстрее бьет в свой бубен шаманка, быстрее и быстрее факельный танец второй. И в такт им начинает биться его сердце…
«Все быстрее и быстрее бьет в свой бубен шаманка, быстрее и быстрее танец ее смуглых ног, все грознее и мрачнее пение, все стремительней мечутся факелы. И в такт им бьется мое сердце…
И вот уже я ничего не вижу, кроме этих причудливых огненных ручьев, перетекающих один в другой, а пение становится торжественным и зовущим куда-то… Резко отбросив одеяло, я зажег свечу и взял в руки зеркало, боясь и одновременно желая втайне увидеть в его глубине мечущиеся тени и узкие зеленые рысьи глаза давно умершей дикарки-колдуньи…
Такой же сон я видел за день до того, как Б-ский рассказал мне о том, что нашел на Колыме, и это стало лишним подтверждением…
Я выбрал свою судьбу, когда взял “Черную Луну” – так звучит арабский перевод Его Имени – с того бесовского алтаря. Я глядел на знаки времен халифов Багдада, еще не зная, что они говорят, и не понимал, что гласят египетские гиероглифы на торце…»
Сглотнув ком в горле, Ростовцев отложил дневник.
Думал он сейчас не о странных снах и безумии, или, как знать, прозрении мертвого уже как четвертые сутки барона. Он узнал зеркало, о котором говорилось в дневнике. И за один миг понял все. Точнее, понял, кто убийца…
Загадочное «ЧЛ» – «Черная Луна»… Как просто!
Боже мой!
Он кого только не подозревал! Жадовского, Вацека и его соратников-боевиков, аферистов, международных жуликов, шпионов и чуть ли не какого-нибудь новоявленного профессора Мориарти, охотившегося за золотом русского Севера. Даже Элизабет! А оказалось, что барона убили из-за какой-то древней безделушки!
Глава 11
– Не могла бы ты мне помочь? – как можно спокойнее спросил Ростовцев.
– Я… Готова, конечно… – встрепенулась Елена. – А что надо делать?
– Мы вместе сейчас сходим к… одному человеку. Он пассажир, как и мы, – зачем-то уточнил Юрий. – Я хочу с ним кое о чем поговорить…
За прошедшие четверть часа он обдумал с десяток вариантов, как ему разоблачить чертова француза. В сущности, ему оставалось лишь пойти к Исмею или капитану с дневником барона и разъяснить дело с проклятым зеркалом. Но в конечном счете он и пришел к выводу, что закончить всю эту историю нужно ему самому, тем более не стоит давать лишних шансов убийцам. Все же, кривая усмешка тронула его губы, с преступниками он наверняка больше общался, чем англичане.
– Это касается твоих дел? – спросила между тем девушка.
– Дел… э-э-э… – замялся стряпчий.
– Ну я же вижу, что тебя что-то сильно беспокоит, милый, – улыбнулась девушка. – Я ведь не слепая и не глупая… Я не хочу спрашивать, что и зачем ты ищешь. Но, милый, я сделаю, что смогу!
– Но это может быть опасно! – растерянно произнес Ростовцев, признаться огорошенный ее самоотверженной готовностью.
– Милый, – пролепетала она. – Где ты, там и я, что бы я без тебя делала? Я с горя готова была за борт!
Ее чистые глаза светились преданной любовью и наивной отвагой существа, не знающего, как может быть страшна жизнь.
И вдруг ощутил вину перед этой девушкой, которая по-детски влюбилась в спасителя и которой он беззастенчиво воспользовался – и как наложницей, и вот сейчас. Даже мелькнула мысль: может, все же идти одному?
Но он тут же ее отбросил. Двое – это больше одного ровно в два раза. Монпелье, конечно, может быть опасен. Но даже будь он отпетым головорезом или чемпионом мира по французской борьбе, уж полторы-две минуты Ростовцев его всяко удержит, а за это время Елена успеет выскочить из каюты и поднять тревогу.
Стряпчий одернул смокинг и машинально распахнул чемодан, как будто искал там оружие.
Вопреки тому, что он сказал накануне господину Лайтоллеру, Юрию в своей работе доводилось использовать не только мозги.
И оружие у него тоже имелось.
Шестизарядный револьвер «бульдог» 332-го калибра, приобретенный на распродаже невыкупленных закладов в ссудной лавке по соседству за пять рублей с полтиной. Старый четырехствольный французский «пеппербокс», оставшийся от деда. И дамский браунинг, можно сказать, трофей.
Когда он год назад распутал дело о наследстве хлеботорговца Мирона Бугасова, уличенный им перед лицом родни покойного в подделке завещания, личный врач купца – доктор Тутаев – мирный на вид интеллигент в чеховской бородке и пенсне, вдруг выхватил этот пистолет и пообещал застрелить и его, и всех присутствующих. Не раздумывая, Ростовцев кинулся на не ожидавшего такой прыти Тутаева и, вывернув ему руку, выдернул браунинг из ладони, так что тот лишь один раз пальнул в потолок гостиной. Медикус все же вырвался и, вопя от ужаса, сиганул в окно второго этажа. (Со сломанной ногой его увезли в больницу, а откуда – прямиком в «Кресты».) А Юрий обнаружил, что в суматохе сунул браунинг в карман, лишь вечером у себя дома.
Увы, все три образчика огнестрельного оружия остались в его петербургской квартире. Да он и не думал брать их в Америку, не ковбоев с команчами ловить отправлялся, в конце концов! И впервые пожалел, что не принял предложение старшего помощника. Хороший револьвер сейчас бы не помешал. Взгляд его упал на сиротливо лежащий на дне чемодана скромный перочинный ножик с перламутровой рукоятью – в разложенном виде чуть длиннее мизинца. И стряпчий решительно захлопнул крышку. Что может быть нелепее, чем такой нож в качестве оружия?
– Дорогой, я готова. – Он поднял глаза на Елену, отложившую свой крошечный ридикюль. – Пойдем?
– Да, конечно, – кивнул стряпчий.
В коридоре им встретились лишь двое пассажиров, на Юрия и его спутницу внимания не обративших. Может, приняли за горничную, сопровождающую мужа хозяйки, а может, их мысли были заняты предстоящим балом. Так что путь до каюты Монпелье они преодолели беспрепятственно.
Уже перед самой дверью Ростовцев вдруг задержался. Странно думать, что разгадка все эти дни была совсем рядом. На одной палубе. Вот и не верь после этого в судьбу!
Он коротко постучал.
– Кто? – послышалось из каюты.
К счастью, Монпелье на месте.
Юрий решительно толкнул дверь и перешагнул порог; Елена неслышно проскользнула за ним. Негромко щелкнул замок.
Парижский чудотворец и слуга вдовствующей императрицы всероссийской, облаченный в пижаму и халат, сидел в кресле и листал какой-то журнал. Хозяин каюты не привстал при их появлении и как будто не удивился, словно ждал…
«Ждал?!»
Досадно, но маг был не один. У высокого зеркала прихорашивалась Стелла Марис, даже не обернувшаяся в их сторону. У стены стоял раскрытый кофр, на диванах и столах валялись всевозможные предметы дамского туалета. Дама готовилась к завтрашнему балу.
– Здравствуйте, мсье Жорж! Мадемуазель?! – легкое недоумение во взгляде, брошенном в сторону Елены. – Чем обязан столь позднему визиту?
Юрий вопросительно скосил глаза на спутницу.
– Да, это он, – напряженным полушепотом сообщила девушка.
– Так чем обязан? – продолжил меж тем Монпелье.
– Я хотел бы поговорить с вами о некоем важном деле…
Ростовцев внимательно всмотрелся в лицо мага. Нет, тот ничем себя не выдал. Ну что ж…
– Я хотел бы знать…
И с самым непринужденным видом Юрий опустился в кресло.
– Я хотел бы знать, как именно вы убили Отто фон Нольде? – не меняя тона, осведомился он. – Как и зачем? Впрочем, зачем, я знаю… А вот как… Вы попросили посмотреть кинжал и отвлекли внимание жертвы? Или поссорились? Как же все случилось?
Сыщик внутренне напрягся, готовый ко всему – начиная от возмущенных воплей якобы оскорбленной невинности до яростного броска разоблаченного убийцы, которому уже нечего терять.