17 апреля на борту “Франс”.
День прошел абсолютно спокойно. Из Одессы прибыл броненосец “Жюстис”, а из Константинополя – линкор “Император Индии”»[80].
Стрельба велась по площади без какой-либо корректировки. Лично я считаю, что Амет умышленно бил по пустырям и окраинам Севастополя, дабы не задеть красных. И действительно, их потери от артогня были ничтожны. Другой вопрос, что сильно пострадало население окраин Севастополя.
19 апреля комбриг С.И. Петриковский сам отправился в Севастополь на переговоры с французами. Он был представлен французским военным как «парламентер от генерала Котова» и принят вице-адмиралом Аметом. В ходе беседы Амет изложил основные планы союзного командования по поводу ухода их войск из Севастополя:
«– К 30 апреля союзные пехотные части будут эвакуированы из города;
– Все подводные лодки, которые находятся в порту, будут потоплены в глубокой воде;
– Все [русские] миноносцы и крейсера будут приведены в боевую негодность и даже на некоторых из них будут взорваны цилиндры и части машин сняты.
– Союзникам должна быть предоставлена возможность наблюдать за тем, чтобы ни в Одессе, ни в Николаеве суда, которые там остались, не были употреблены против союзников».
В тот же день Петриковский вернулся из Севастополя в Джанкой и доложил о результатах своих бесед с контр-адмиралом командарму 2-й Украинской советской армии А.Е. Скачко, а тот, в свою очередь – в штаб Украинского фронта В. Антонову-Овсеенко.
В телеграмме Петриковского от 19 апреля, предназначенной для прессы, говорилось: «После трёхдневных переговоров [с] союзным командованием делегацией достигнуто соглашение [и] заключено перемирие [на] 8 дней до 25 апреля. Власть в Севастополе передается Ревкому, который принимает все дела, 19 апреля подготовляется избрание Совета. Вывоз имущества из города французами воспрещается. По истечении восьми дней, если решение союзных правительств относительно дальнейшей судьбы Севастополя не выяснится, срок перемирия может быть продлен; в городе вводится красная милиция. К-р группы Крымск. направл. Петренко».
А тем временем французы оперативно вывозили награбленное. Полковник Труссон говорил о «колоссальных запасах» на 5 миллиардов франков. Для отправки всего этого в Константинополь потребовалось 31 торговое судно.
Ну а в ночь на 20 апреля в Севастополе началось восстание французских моряков.
Из дневника Рене ле Друмаге:
«20 апреля, морские казармы. Произошло очень неприятное событие. В течение всей ночи на борту “Франс” и “Жана Бара” матросы распевали “Интернационал”. А сегодня утром на этих кораблях были подняты красные флаги. И все это на глазах местного населения! Пехотинцы, ещё недавно воодушевленные огневой мощью “Франс” и “Жана Бара”, деморализованы. Они опасаются того, что флот покинет их. Больно до слез!
3 часа пополудни
Я возвращаюсь в казармы после прогулки по городу. Толпы матросов, получивших увольнительные, оказавшись на берегу, провели общее собрание. Они разделились на группы и, смешавшись с гражданским населением, двинулись по улицам города, распевая “Интернационал”. Впереди несли красное знамя. При виде этого безобразия греческий патруль, усиленный моряками с “Жана Бара”, открыл огонь. Многие были ранены, а один матрос с “Верньо” был убит. Боже мой, все сошли с ума!»
«Очевидец севастополец вспоминал: “Обнявшись, рука об руку, шагают шеренги радостных, возбужденных матросов. В воздух летят бескозырки. Красные помпоны, которые французские моряки носят на бескозырках, прикреплены к груди… Звучат революционные песни. По пути к демонстрантам примыкают все новые и новые группы моряков”.
С балкона здания городской думы по Большой Морской со словами приветствия к ним обращается председатель подпольного городского комитета РКП(б) Я.Ф. Городецкий.
Во второй половине дня командование оккупационных войск приняло меры для прекращения “противозаконной акции”. В конце ул. Большой Морской и Хрулевского спуска и у часовни на площади было поставлено несколько взводов греческих солдат. Около 16.00 они открыли огонь по демонстрантам. Было ранено 14 человек, пятеро из них (жители города) скончались в больнице»[81].
После расстрела демонстрантов «Франс» под командованием судового комитета поднял якоря и убыл восвояси. 1 мая дредноут был уже в Бизерте.
Итак, состояние союзников было критическим. Казалось, красные должны были одним рывком за одни сутки взять Севастополь. Но, увы, Петриковский подписал соглашение с Аметом и Труссоном.
На мой взгляд, главным аргументом стало золото, серебро и даже медные монеты, которые пытались увезти с собой члены правительства Соломона Крыма. Но по пути их обчистили французы. И вот господин Труссон справедливо решил, что когда речь идет о товаре на 5 миллиардов франков, мелочиться с казной Крыма недопустимо.
Севастопольская газета «Известия» № 3 от 29 апреля писала, что французы отдали «24 тыс. золотом и все золото, вынутое из казначейских ящиков Симферополя, 9 мешков серебра, 10 тыс. руб. меди и на 4 миллиона обязательств Сулькевича». Газета писала, что ценности возвращены ревкому по ходатайству бывшего городского головы В.А. Могилевского.
Соглашение же, подписанное Петриковским, дало возможность союзникам увести из Севастополя десятки боевых судов и транспортов. Так, самый сильный корабль Черноморского флота линкор «Воля» был уведен англичанами в турецкий порт Измид, где он стал рядом с германским «Гебеном».
У линейных кораблей дредноутного типа «Иоанн Златоуст», «Евстафий», «Борец за свободу» (бывший «Пантелеймон»), «Три Святителя», «Ростислав», «Синоп», а также крейсера «Память Меркурия» англичане взорвали машины и тем самым сделали невозможным их использование в течение всей Гражданской войны.
26 апреля англичане вывели в открытое море на буксире одиннадцать русских подводных лодок и затопили их, двенадцать подводных лодок типа «Карп» были затоплены в Северной бухте. Французы тем временем взорвали ряд фортов Севастопольской крепости, а также разгромили базу гидроавиации, уничтожив все самолёты. Лишь два гидросамолёта французы погрузили на русский транспорт «Почин», который был уведен интервентами в Пирей.
Обратим внимание, по версии советских историков союзники прибыли в Россию, чтобы помогать белым, но, несмотря на все мольбы командования Добрармии, интервенты категорически отказались передавать им боевые корабли Черноморского флота. Кстати, то же самое произошло и на Каспийском море, где англичане до осени 1919 г. не допустили создания белогвардейской флотилии, а затем, уходя, отдали самые ценные корабли царской Каспийской флотилии «Карс», «Ардаган» и другие… мусаватистам (азербайджанским националистам), а белым – лишь несколько вооруженных пароходов, которые ранее числились наливными шхунами. Это ещё одна хорошая иллюстрация того, что Англии, да и Западу вообще, как кость в горле был императорский флот, и они не желали видеть любой русский флот – хоть советский, хоть деникинский.
Белым удалось в феврале – марте 1919 г. захватить подводную лодку «Тюлень» и несколько вооруженных пароходов. А в апреле к ним присоединился крейсер «Кагул» (бывший «Очаков»»). Крейсер был в прекрасном состоянии, в 1917 г. на нем завершился капитальный ремонт. Он получил новую артиллерию: четырнадцать 130/55-мм пушек, две 75/50-мм пушки Канэ, переделанные для зенитной стрельбы, и два 40-мм зенитных автомата Виккерса. По непонятным причинам немцы в 1918 г. сделали крейсер «плавбазой» водолазной партии, работавшей по подъему линкора «Императрица Мария». Союзники же решили, что находившийся в затрапезном виде крейсере ни на что не годен, и оставили его в покое.
Этим воспользовались белые. «Капитан 2-го ранга Потапьев начал набирать команду и готовить крейсер к походу. К моменту ухода из Севастополя команда крейсера состояла из 42 морских офицеров, 19 инженеров-механиков, двух врачей, 21 сухопутного офицера, нескольких унтер-офицеров и 120 охотников флота, включая три десятка присланных из Екатеринодара кубанских казаков, и это при нормальном составе в 570 человек»[82].
Замечу, что «охотниками» в дореволюционной русской армии называли добровольцев. Увы, среди этих охотников не было ни одного профессионального моряка. В основном это были юнкера, гимназисты, семинаристы и т. д.
«Кагул» не был исключением, в 1919–1920 гг. белый флот на Чёрном море имел низкую боеспособность из-за отсутствия профессиональных матросов. Так, в конце апреля 1919 г. из-за недостатка кочегаров «Кагул» мог идти лишь со скоростью 6 узлов.
15—16 апреля белая флотилия в составе «Кагула», «Тюленя», посыльных судов «Буг» и № 7, а также нескольких буксиров и транспортов покинула Севастополь. Пароход «Дмитрий» вел на буксире подводные лодки «Утка» и «Буревестник», буксир «Бельбек» – миноносец «Жаркий», буксир «Доброволец» – миноносец «Живой», который с полпути пошел своим ходом. Кроме того, на буксирах шли эсминцы «Поспешный» и «Пылкий», миноносцы «Строгий» и «Свирепый», канонерская лодка «Терец», посыльное судно № 10 (бывший миноносец № 258) и транспорт «Рион». Белая флотилия направлялась в Новороссийск.
Большевики не препятствовали эвакуации союзников. 28 апреля последние французские части покинули Севастополь. При этом линкор «Мирабо», который с большим трудом удалось вывести из дока, шел на буксире броненосца «Жюстис». Его броневые плиты общим весом свыше 1000 тонн французы оставили в Севастополе. Летом 1920 г. Врангель ухитрился эту броню тихо «толкнуть» итальянской фирме.
Ну а 29 апреля в 4 часа дня в Севастополь торжественно вошли бойцы 4-го Заднепровского полка. На Красной площади (бывшей Графской) состоялся грандиозный митинг.
Глава 5. Крымская советская социалистическая республика
28—29 апреля 1919 г. в Симферополе прошла 3-я областная конференция большевиков. Из Москвы на конференцию прибыли чрезвычайно уполномоченный Совета обороны Л.Б. Каменев, кандидат в члены Оргбюро ЦК ВКП(б), инструктор ЦК М.К. Муранов, нарком внутренних дел УССР К.Е. Ворошилов. Конференция приняла постановление об обороне Крымской Советской Социалистической Республики (КССР) и Временного рабоче-крестьянского правительства.