Замечу, тральные работы шли под воздействием германской артиллерии и авиации, и серьёзно расширить фарватер у Севастополя не удалось. Собственные минные заграждения удалось окончательно вытралить лишь в начале 1950-х гг.
В книге Р.Ф. Октябрьской «Штормовые годы» говорится: «Адмирал Ф.С. Октябрьский писал позднее: “Мне казалось – и в те дни, и впоследствии – что это тоже давление прошлого, как и постановка оборонительных минных заграждений в районе главной базы”.
Да, взгляды на постановку оборонительных минных полей командующего флотом и наркома ВМФ Кузнецова расходились. Ф.С. Октябрьский впоследствии писал: “Зачем нужно было с первых дней войны ставить минные заграждения? Против кого их ставили? Ведь противник-то сухопутный, он на море имеет главным образом авиацию да торпедные катера, которым мины – не помеха. Вот, несмотря на то, что мины будут больше мешать нам, чем противнику, заставили нас ставить мины, на которых больше погибло своих кораблей, чем противника. У нас одних эсминцев погибло на своих минах три: “Дзержинский”, “Смышленый”, “Совершенный”»[170].
Я не думаю, что эти высказывания являются «остроумием на лестнице». Глупость минных постановок очевидна. Но тут возникает естественный вопрос, почему Филипп Сергеевич, получив приказ Кузнецова, не обратился лично к Сталину: «Кузнецов говорит о вторжении итальянского флота и германских подводных лодок в Чёрное море, но никаких конкретных фактов не приводит. По имеющимся в штабе Черноморского флота данным никаких итальянских и германских судов нет ни в Чёрном море, ни в Проливах. Прохождение вражеских судов через Проливы к нашим военно-морским базам займет несколько дней. За это время можно десять раз поставить любые минные заграждения. Считаю постановку заграждений преждевременной».
Спору нет, у вождя хватало головной боли с поражениями сухопутных войск, но уверен, что телеграмма от Октябрьского была бы им рассмотрена.
Обращаясь к Сталину, Октябрьский мог бы достичь сразу трёх целей – изменить ход войны на Чёрном море, подорвать позиции, а то и свалить наркома Кузнецова и, возможно, уменьшить потери от своих мин на Балтике и в Тихом океане. На Балтике немцы и финны неоднократно использовали советские минные заграждения против нас же. А непродуманная постановка с 12 по 30 июля 1941 г. 9105 мин и минных защитников у Владивостока и ещё трёх военно-морских баз Приморья привела к гибели подводных лодок М-49 и М-63 и не менее десяти других судов. И это у невоевавшего флота.
Глава 6. Вывоз из Севастополя боеприпасов и зенитной артиллерии
20 июня 1942 г. 5 ч. 10 мин. Адмирал Октябрьский вышел из бункера. Севастополь весь в дыму, сплошные пожарища. Вернувшись, он записал в дневнике: «Тяжело, больно, жаль город-красавец. Получил от Буденного телеграмму. Он недоволен, что противник прорвался к Северной бухте, требует восстановить положение. А чем? Где войска? Где боезапас?»
– Дежурный! – крикнул адмирал. – Записывай телеграмму. «Елисееву, копия Исакову. Положение с людьми и особенно боезапасом на грани катастрофы… Бои продолжаются жестокие. Надо ещё раз пойти на риск направить мне крейсер “Молотов”, который доставит хотя бы 3000 человек маршевого пополнения; прошу вооружения и максимум комплектов боезапаса, что я уже просил в своих телеграммах. Срочно шлите. Жду. Октябрьский».
Но, увы, севастопольские батареи из-за нехватки снарядов вскоре замолчали. И после падения главной базы, давая отчёт, командующий Северо-Западным фронтом С.М. Буденный писал: «Помимо преимущества противника в танках и господства его в авиации причиной преждевременного падения Севастополя явилось отсутствие значительных запасов боевого снабжения, и в частности, боезапаса, что было основной ошибкой командования Крымским фронтом. Не числовое соотношение сил решило борьбу в конечном итоге к 3.07.42 г., а ослабление мощи огня защитников. При наличии боезапаса СОР [Севастопольский оборонительный район. – А.Ш.] мог продержаться значительно дольше».
В отчёте также отмечалось, что «к началу 3-го штурма Севастополя СОР имел меньше 2,5 боекомплекта снарядов крупного калибра, меньше 3-х боекомплектов снарядов среднего калибра, меньше 6 боекомплектов мелкого калибра и около 1 боекомплекта мин, что совершенно недопустимо. В то же время период длинных ночей не был использован для подвоза при ещё слабой блокаде Севастополя»[171].
Боюсь, что эрудированный читатель поморщится от столь длинной цитаты, мол, о нехватке снарядов в Севастополе указано во всех изданиях, посвященных обороне города-героя. Зачем толочь воду в ступе ещё раз. Совершенно верно. Писали все, тяжело вздыхали и ставили точку. Я же не адмирал и не академик. Им все ясно, а мне не ясно, например, куда делся боекомплект Черноморского флота?
Я беру в руки книгу «История Севастопольского арсенала Черноморского флота Российской федерации», выпущенную в 1999 г. в Севастополе ветеранами арсенала, и на странице 133 читаю: «Основные запасы артиллерийско-стрелкового боезапаса Черноморского флота находились в Севастополе на артбоескладе № 7, в других базах флота боезапас имелся только для береговых батарей». И это было вполне разумно – главная база флота располагала достаточным числом подземных хранилищ боеприпасов. Так, ещё перед войной флоту были предоставлены огромные хранилища в инкерманских штольнях, недоступных для действия авиабомб. К августу 1941 г. весь боезапас главной базы Черноморского флота был укрыт в подземных хранилищах.
А теперь я беру ветхий отчёт «Итоги работы артотдела Черноморского флота за два года отечественной войны», отпечатанный в 1943 г. в Поти в четырёх экземплярах с грифом «совершенно секретно» (примечание для детей и внуков Павлика Морозова: гриф снят 20 октября 1992 г.).
Там говорится, что командование Черноморского флота в середине октября 1941 г. решает вывезти значительную часть боезапаса Черноморского флота из Севастополя на Кавказ. В отчёте не говорится, «кто велел», но ясно, что не обошлось без командующего Черноморским флотом. Надо ли говорить, что без согласия наркома Кузнецова вывоз боеприпасов из Севастополя был невозможен.
Видимо, командование Черноморского флота уже тогда считало, что Севастополь падет в ближайшие недели, а то и дни, и решило эвакуировать на Кавказ боекомплект, зенитную артиллерию, медицинский персонал и т. д. Прямо говорить о сдаче города, по понятным причинам, никто не решался, и все делалось под соусом создания на Кавказе новых баз для флота. Нужен в новых базах боекомплект для морских пушек? Нужен! Нужны зенитные орудия? Нужны! Но это же логика мирного времени, а тут десятки тысяч солдат и матросов грудью защищают Севастополь, а у них тайно вывозят самое необходимое.
А, кстати, в тылу боекомплекта для морских орудий было пруд пруди. При царе-батюшке боекомплект хранился в базах флота, а также в Петербурге и Николаеве. То же было и в первые годы советской власти. И лишь в 1930-х гг. началось строительство больших центральных складов. Основными были склады: № 145 на станции Бурмакино Ярославской железной дороги; № 142 в городе Горький и № 2004 на станции Часовня Верхняя близь Ульяновска. Там хранились снаряды, заряды, мины, торпеды и т. д.
И вот оттуда-то и начал поступать флотский боекомплект на Кавказ. Посмотрим в «Итоги…»: «…начавшие поступать с октября месяца 1941 г. из центральных складов транспорты с боезапасом в Новороссийск, в короткий срок забили склады, и большое количество боезапаса оставалось под открытым небом. Доходило до того, что по неделям прибывшие вагоны оставались неразгруженными. Это положение легко объяснить, если вспомнить указанное в 1-м разделе, что военно-морские базы имели крайне ограниченные складские площади, которые еле обеспечивали нужды самой базы»[172].
Всего, согласно тем же «Итогам…», за первые 24 месяца войны на Черноморский флот от промышленности и с центральных складов поступило 305/52-мм выстрелов – 1920, 203/50-мм выстрелов – 781, 180-мм выстрелов – 17 648, 152-мм – 6951, 130-мм – 137 196 выстрелов и т. д. Причем речь идет только о морских пушках. Боекомплект для сухопутных орудий, принадлежавших флоту, считался отдельно. Так, только для 152-мм гаубиц-пушек МЛ-20 было поставлено 44 282 выстрела.
Итак, в Новороссийске все склады забиты флотским боезапасом, а в середине октября 1941 г. по приказу командования Черноморского флота в Поти выехала «оперативная группа Артотдела». Мест для складирования боеприпасов там не было. Насилу подыскали:
«1. Рабочий поселок законсервированного строительства Азотно-Тукового комбината в районе станции Бродцеули.
2. Часть помещений винзавода в совхозе Варцихе, находящихся в 4 км от станции Риони.
3. Хоз. город местного полка в г. Махарадзе (станция Озурготы).
4. Несколько складов в районе г. Сухуми (селение Михайловка).
5. Часть складских помещений Батумского Укрепленного сектора в г. Батуми…
…В средних числах октября месяца 1941 г. была составлена ведомость вывоза боезапаса из Главной базы. В складах Севастополя оставлялись только готовые выстрелы из расчёта на три месяца расхода для нужд береговой артиллерии и кораблей поддержки.
Согласно этой ведомости подлежало вывозу из Севастополя:
Кроме готовых выстрелов, в Севастополе была оставлена часть элементов для сборки их в выстрелы, но обстановка вынудила и эти элементы отправить на Кавказ. Таким образом, дополнительно подлежало вывозу:
Таким образом, всего было намечено к вывозу 8036 тонн. Но фактически обстановка заставила вывезти гораздо больше. Всего было вывезено около 15,0 тысяч тонн»[173].
Довольно забавная картина получилась: в конце 1941 г. корабли Черноморского флота вывезли из Севастополя боезапас весом 15 тыс. т, а в первой половине 1942 г. ввезли 17 тыс. т.