бросил, в окно» и редкой вариацией анакрузы «Трамвай переехал отряд октябрят»). Есть несколько текстов, где привычный дактиль уступает место двусложным размерам: от частушечного разностопного хорея («На полу лежит мальчишка / Весь от крови розовый...») до медитативного вольного ямба («Мне мама в детстве выколола глазки...»).
Если «частушки» отличаются от «куплетов» только ритмикой, то другие инометрические тексты выделяются и своим смыслом. Видно, что каждый из них высвечивает какую-нибудь важную особенность жанрового содержания. Вошедшее в фольклорный обиход стихотворение Олега Григорьева:
Я спросил электрика Петрова:
«Ты зачем надел на шею провод?»
Ничего Петров не отвечал,
Только тихо тапками качал, —
гиперболизацию изображаемых явлений, которая превращает легкомысленного и наивного ребенка в форменного идиота; небылица:
Недолго мучилась старушка
В высоковольтных проводах.
Ее обугленную тушку
Нашли тимуровцы в кустах, —
всю условность и фантастику их гротескного мира; монолог жертвы материнской жестокости:
Мне мама в детстве выколола глазки,
Чтоб я в шкафу варенья не нашел.
Я не хожу в кино и не читаю сказки,
Зато я нюхаю и слышу хорошо, —
полемически заостренную объективность, нарочитую нейтральность описания «страхов и ужасов»; и, наконец, пародия на советские песни:
Волосы седеют...
На головке детской.
Хорошо живется всем...
Эх, в стране Советской! —
диалогическую сущность комического жанра, его альтернативный смысл. Они являются текстами особого, мета- жанрового плана. Инометрические тексты похожи на песенные припевы. Характерно, что некоторые из них действительно использовались как припевы: в одной ленинградской молодежной компании начала 80-х годов «куплеты» перемежались пародией на советские песни «Волосы седые...», в других припевом служила небылица «Недолго мучилась старушка...», созданная на основе известного «крылатого выражения» про старушку, мучившуюся «в злодея опытных руках».
В детской аудитории тексты о «маленьком мальчике» записываются с 1980 года. Общий конструктивный принцип этих текстов, представляющих «ужасное» событие таким образом, что неожиданно оно становится смешным, сближает их с анекдотами, о чем знают и сами дети, которые иногда называют их «анекдотами» или «садистскими анекдотами». Однако чаще всего их именуют здесь «садистскими стишками». Это отражает трансформацию, происходящую с молодежными «куплетами»: из песенных текстов они превращаются в стихотворные. Их уже не поют, а просто декламируют. Изменение формы исполнения не сказывается на самих текстах. Они остаются все той же «альтернативной» словесности. Очевидно, что новые условия бытования, среди реальных «маленьких мальчиков» и «девочек», лишь акцентируют их полемический характер.
Объектом полемики является непрерывный поток родительских поучений и предостережений, когда детям постоянно твердят о том, чем чреваты их злополучные находки, к чему могут привести их безумные игры и что грозит им в том или ином «страшном месте», — сколь вообще опасны детское легкомыслие и неосторожность. Вокруг этого тематического стержня и концентрируются «садистские стишки», дискредитирующие взрослую дидактику, которая отличается назойливым преувеличением как детской глупости, так и ее роковых последствий. Они противостоят запугиванию, высмеивая страх смерти, который владеет взрослыми и от которого свободны наши дети. Веселье, игра и шалость, которыми пронизаны «стишки», их контрпропагандистский смысл обеспечили им популярность и сделали ведущим жанром современного детского фольклора.
Важной вехой в истории «садистских стишков» стал 1990 год, когда впервые в специальном издании, посвященном собиранию и изучению современного детского фольклора, их представили как один из основных его жанров[151], когда об этих «стишках» была напечатана первая статья[152] и когда, наконец, появляются публикации целых подборок «садистских стишков»[153]. Особо отмечу публикацию М. Ю. Новицкой в журнале «Слово». Отсюда «стишки», которые тогда бытовали только в Москве, стали известны и в других регионах. Мало того. Опубликованные М. Ю. Новицкой тексты просто перепечатывались в некоторых из последующих публикаций «садистских стишков». Отныне распространение этих текстов не ограничивается одной лишь устной передачей при непосредственном общении между людьми. Определенную и все более существенную роль в жизни фольклорного жанра начинает играть письменность.
Это происходит, несмотря на сложности, сопровождающие легализацию «садистских стишков». Альтернативный и противостоящий основам нашей взрослой культуры характер «стишков» делал их совершенно неприемлемыми для доморощенных культуртрегеров. Автор опубликованного осенью 1981 года «Литературной газетой» письма, в котором, кажется, впервые в советской печати указывалось на существование «садистских стишков», не привел ни одного примера «этой пошлости», а то и цинизма[154]. Если спустя десять лет отрицатели «садистских стишков» и решились их публиковать, то с единственной целью: попугать читателей «городским, бездуховным антифольклором». Именно так объяснила свою публикацию «садистских стишков» редакция почвеннического журнала «Слово», противопоставившая им «истинно народное творчество — частушку»[155] (не ведая о том, что когда-то частушка считалась точно таким же «свидетельством вырождения, деградации души», совершавшейся под воздействием фабричной, «трактирной» цивилизации).
Однако далеко не все противники «садистских стишков» верили в охранительную силу частушки. Об этом свидетельствует история с вышедшим в 1993 году в Сыктывкаре сборником «Детская садистская поэзия». Возмущение местного учительства было столь велико, что сборником занялась городская прокуратура. Ей, правда, не удалось возбудить уголовное дело по статье 228 УК РСФСР (пропаганда насилия и жестокости) против главного редактора «Вечернего Сыктывкара» В. П. Шахова, выпустившего этот сборник в виде приложения к газете, так как эксперты-специалисты не обнаружили в его действиях признаков преступления. Все же придрались к тому, что приложение не было зарегистрировано, и 23 июля 1993 года сыктывкарский городской суд присудил В. П. Шахова к штрафу в 15 тысяч 480 рублей с конфискацией тиража «Детской садистской поэзии» (который тем не менее был вывезен из Сыктывкара и распродан в Москве)[156].
А между тем конфискация «Детской садистской поэзии» мало что изменила бы в судьбе фольклорного жанра. Вслед за первой волной интереса к «садистским стишкам» последовал «бум» 1992 года; вышло учебное пособие, в котором опубликовано всего около двухсот «стишков» и напечатаны две работы об их жанровых особенностях;[157] «стишки» печатались в газетах[158], где можно было встретить даже посвященную им статью;[159] наконец, огромным тиражом издана первая «антология черного юмора», почти целиком заполненная «садистскими стишками» (которых там более двухсот) — сборник «Маленький мальчик нашел пулемет...»[160] Однако и появление этого сборника — еще не самое главное событие для «садистских стишков» в 1992 году. Им стал объявленный газетой «Скандалы» конкурс «народного творчества», участники которого соревновались в сочинении «страшилок» (как здесь именовали «садистские стишки»). Фольклорный жанр, цитатами из которого уже орудовали бойкие газетчики[161], делается жанром современной массовой культуры[162].
Отдельные из публиковавшихся в «Скандалах» авторских текстов распространились среди подростков, которые составляют большую часть читателей газеты. Это видно хотя бы по записям, сделанным в октябре 1993 года десятиклассниками одной из петербургских школ:
Маленький мальчик по лесу гулял,
Хоботом длинным зверей он пугал,
Вот он копытами в лужу залез...
Тихо качался чернобыльский лес;[163]
Мама в окне поливала цветы,
В лейку налила она кислоты.
Долго кричал на балконе внизу
Дядя Семен, растворяясь в тазу;[164]
Маленький мальчик играл на окне,
Сдавленный крик прозвучал в тишине.
Бросилась бабушка в комнату ланью:
«Нет, не задел он горшочек с геранью!»[165]
Вместе с тем одним только обогащением сюжетного репертуара «садистских стишков» значение конкурса конечно же не исчерпывается. Он продемонстрировал, как в новых условиях существования меняется не только техника хранения и распространения текстов, но и сам процесс их создания. Важнейшим же достижением конкурса явилось возникновение новой разновидности «садистских стишков».
Организаторы конкурса, которые по мере поступления «стишков» печатали лучшие, на их взгляд, тексты, сочли неуместной подобную публикацию в рождественском номере газеты. Вместо настоящих «страшилок» опубликовали сочиненные «ради праздника» юмористом Вадимом Томиным «страшилки» с «хэппи-эндом», впоследствии окрещенные газетчиками «хэппиэндовками»: