Впоследствии шествие «русской кожи» по миру оказалось столь триумфальным, что «русские ноты» дыма и кожи в ароматах вслед за домом Chanel стали использовать многие парфюмерные бренды и делают это по сей день.
Вот как описан аромат на официальном сайте Chanel:
Аромат Cuir de Russie с загадочными акцентами древесного дыма несет в себе глубокий отпечаток славянских традиций. Он вобрал в себя дух неведомых далей, в котором слышатся ноты березовой коры, сплетающиеся с дымчатыми завитками светлого табака. Теплый чувственный аромат, подчеркнутый благородными нотами экзотического жасмина.
А вот парфюмерная пирамида аромата:
верхние ноты – апельсиновый цвет, мандарин, мускатный шалфей, бергамот, лимон;
ноты сердца – гвоздика, ирис, жасмин, ветивер, иланг-иланг, белый кедр, роза;
базовые ноты – кожа, амбра, ваниль, гелиотроп, береза, табак, мускус.
За всю историю парфюмерии Chanel Россия стала единственной страной, которой Мадмуазель подтвердила свое искреннее признание таким очаровательным образом.
О ЛОГОТИПЕ CHANEL
Интересно, что всемирно известный логотип Chanel из двух скрещенных С появился как раз в годы создания духов Chanel № 5. И на первых флаконах в 1921 году его еще не было, он тогда просто не существовал. Мадмуазель его придумала позже.
Известный символ был создан в год романа Габриэль с князем Дмитрием, по одной из версий, когда они, путешествуя вместе по Лазурному побережью, гостили как-то у ее подруги Ирэн Бретц в Ницце. Этой богатой американке принадлежал замок Chateau de Cremat, где производилось вино (и производится до сих пор, между прочим). Так вот, геральдическим символом основателей этого замка-винодельни и были две перекрещенные С, которые подсказали Шанель идею ее логотипа. Этот символ и сегодня можно видеть на ставнях, стенах и порталах шато.
По другой версии, этот символ Габриэль помнит еще со времен ее пребывания в приюте при монастыре Обазин, на витражах которого она и увидела впервые красивое переплетение, и его очертания впоследствии преобразовала в символ своего Дома.
Еще одна версия, наиболее распространенная, трактуется просто – первые буквы имени-прозвища и фамилии кутюрье – Coco Chanel.
Или же инициалы ее фамилии Chanel и фамилии ее любимого мужчины Боя Capel, переплетенные, как некогда их влюбленные сердца.
Еще по одной версии этот логотип на самом деле фамильный. Дед Габриэль Шанель по отцовской линии занимался столярным делом – изготавливал сундуки, столы и лавки. И ставил на них свое простенькое авторское клеймо из двух скрещенных С.
Существует и историческая версия происхождения логотипа. Екатерина Медичи, королева Франции, которой восхищалась Шанель и историю жизни которой подробнейшим образом изучала, обладала геральдическим символом, очень похожим на символ Chanel. Недаром одна из современных коллекций Дома Chanel была показана именно в замке Шенонсо, принадлежащем когда-то королеве Франции и хранящем повсюду до сих пор изображения ее королевского герба со скрещенными С.
Версий много, они все красивые и интересные, хоть и разнятся между собой. Единственное, что их объединяет – впервые символ из двух скрещенных С появился именно на флаконе духов Chanel № 5, но не сразу, а спустя некоторое время после того, как духи были созданы в 1921 году.
Известный во всем мире логотип в витрине одного из косметических бутиков Chanel
Глава VChanel a-la Russe
«Русские подобны природе, они никогда не бывают вульгарны».
Впрочем, ее очарование Россией не заканчивалось только названием духов. Русское влияние сказалось в целом на стиле Шанель. Мы ведь помним историю с русскими драгоценностями, которыми одаривал ее великий князь Дмитрий и которые стали прототипами ее первых изделий коллекции бижутерии – огромных византийских крестов из цветных камней, мальтийских крестов на эмалевых браслетах и брошах, нитей жемчуга. Знаменитые восьмиметровые жемчужные ожерелья, которые преподносил ей герцог Вестминстерский, появятся в ее жизни позже, а первое впечатление на нее произвел именно жемчуг, подаренный русским князем. И именно его жемчужные нити она носила впервые как украшения a-la Chanel. Сегодня невозможно представить себе истинный стиль Chanel без бижутерии и жемчуга – брошей и браслетов-кафов, декорированных стилизованными под мальтийские крестами. В 1922 году она выпустила первую коллекцию искусственных (то есть не драгоценных) украшений, которую называла фантазийной бижутерией и к разработке которой привлекла своего друга Этьена де Бомона. И произвела очередной модный бум.
Как можно носить недрагоценные металлы с не бриллиантами и не жемчугами? Еще как можно, сделав из этого очередное модное правило. На такое была способна только Шанель. Сама же она очень любила бижутерию, практически никогда не появлялась без украшений, причем легко смешивая бижутерию с ювелирными изделиями. Даже больше. Для изготовления бижутерии она первая (снова первая) использовала полудрагоценные и даже драгоценные камни. Так, в ее знаменитых эмалевых браслетах по мотивам мальтийских крестов, о которых она, как мы помним, узнала от Дмитрия, или в больших подвесках в форме византийских крестов можно видеть и полудрагоценные самоцветы, и даже вставки из бриллиантов.
Не осталась без русского влияния и одежда Шанель. С начала 1920-х ее творчество характеризуется именно как «русский период» благодаря совершенно различным проявлениям «русскости» в ее стиле. Мех, платья-рубашки и пальто, вышивка…
Но обо всем по порядку. И в этой главе отдельного рассказа совершенно точно заслуживает еще одна русская аристократка. Великая княгиня Мария Павловна Романова, сестра великого князя Дмитрия Павловича Романова – главная вышивальщица Chanel.
Вышивка от княгини
Мария Романова имела не менее удивительную судьбу и историю жизни, чем ее брат, великий князь Дмитрий Романов. Она была двумя годами его старше и вынесла в детстве все те же страдания одиночества, рано оставшись без матери, а вскоре лишившись и внимания отца. Вырастила ее (как и брата Дмитрия) семья родного брата отца и его жена, великая княгиня Елизавета Федоровна. Она, конечно же, всячески заботилась о девочке, но близко к сердцу не допускала и родную мать так и не заменила. Все это очень сильно отразилась и на собственной судьбе Марии, и на ее личной жизни в дальнейшем.
Еще одни духи, созданные Габриэль Шанель в ее так называемый «русский период» творчества – Chanel № 22.
Интересна история создания этих духов. Между ними и № 5 Шанель выбирала, когда запускала свой первый аромат в производство. Этот номер (просто по случайной очередности присвоения номеров пробникам в лаборатории Эрнеста Бо) состоял из двух двоек, а двойка была судьбоносной цифрой ее любимого мужчины Артура Боя, трагически погибшего ранее, но так и не покинувшего ее сердце. В 1921 году ее собственное счастливое число «5» перевесило. Но уже на следующий год – в 1922-м – она выпустила и эти духи тоже, которые продолжают выходить в коллекции эксклюзивных духов Chanel по настоящее время.
Мари, как она себя сама называла, познакомилась с Коко в 1921 году в Париже, где проживала в изгнании со своим вторым мужем Сергеем Путятиным, который, казалось, и не собирался работать и искать возможности заработка, а лишь бесшабашно проматывал деньги жены в компании своих друзей – бывших офицеров. Первым же мужем Мари был сын шведского короля, крон-принц Вильгельм. Она успела повидать с ним блеск имперской дореволюционной России, живя в окружении знати и членов королевских семей Европы. Но революция, наступавшая с невероятной скоростью, вырвала ее из блестящего окружения. Мари пришлось расстаться с царственным прошлым, при этом своего ребенка она оставила в семье первого мужа, не испытывая, впрочем, каких-либо страданий на этот счет.
От второго мужа она также имела ребенка и его, совсем маленького, тоже оставила на попечение родителей мужа, отправившись с ним самим в эмиграцию. Доподлинно не известно, испытывала ли Мария страдания, узнав вскоре о смерти мальчика по причине его слабого здоровья и недоедания. Возможно, ее собственная детская судьба оставшейся без матери и покинутой отцом сиротки наложила жесткий отпечаток на ее сердечность. Но факт остается фактом – родив двоих детей, Мария Павловна была в реальности бездетной (со старшим сыном она встретится только много лет спустя, когда он уже будет взрослым человеком) и чувствовала на себе ответственность лишь за судьбу брата.
Продав драгоценности, она должна была выживать сама вместе со своим мужем и помогать Дмитрию. Расходы все равно превышали возможные от распродажи фамильных сокровищ доходы, так что еще в Лондоне, где Мари жила до того, как перебралась в Париж, она начала продавать в магазине собственноручно связанные свитера и платья. А в Париже ее ждал особенный случай для обнаружения другого ее таланта и возможности создать из этого в дальнейшем целый успешный бизнес.
Мари довольно часто захаживала в ателье к подруге своего брата – к Мадмуазель Шанель, садилась и наблюдала за работой. В один из таких дней в ателье явилась поставщица вышивки для блузок Chanel мадам Батай. Речь шла об оплате ее услуг вышивальщицы. И просила она у Габриэль за работу 600 франков, в то время как Мадмуазель тоном, не требующим возражений, предложила вышивальщице 450 и не более. Ее совершенно не интересовали аргументы мастерицы о высоком качестве шелка для вышивки и сложности работы. Она как истинная бизнесвумен заявила безапелляционно, что эти блузки с вышивкой еще нужно продать. Шанель всегда умела сочетать творчество с коммерческой выгодой. Наговорив аргументов в свою пользу и в пользу более низкой цены, она, не дав сказать в ответ ни слова мадам Батай, лишь махнула рукой в ее сторону, показывая, что разговор окончен.
В этот накалившийся до предела момент Мари рискнула заговорить и предложила Мадмуазель свои услуги по вышивке. За 450 франков. Было только одно но, о котором Мари сначала промолчала. Шанель требовалась машинная вышивка на изделиях, а Мария Павловна ею не владела. Ручной – да, превосходно! Такой, какой обучили ее монахини русских монастырей – вышивание одноцветной нитью ликов святых, с накладыванием теней при помощи изменения направления стежков, кропотливая работа настоящими серебряными и золотыми нитями для венцов и нимбов, чтобы они никогда не выгорали. Изысканное, невероятно тонкое мастерство, накопленное поколениями вышивальщиц и заботливо переданное хрупким рукам Мари…
Однако для ателье Шанель требовалась машинная вышивка, и много. Впереди был очередной показ моделей. Мари пришлось признаться Шанель, что машинной вышивкой она не владеет, но ей ничего не оставалось, как в кратчайший срок преодолеть себя, чтобы не нарушить данный Шанель уговор.
На что же пришлось пойти великой княгине для достижения цели? Представьте себе, она поступила на курсы вышивания на машинке и стала ученицей наряду с другими девушками, которые и помыслить не могли, что сидят за одной учебной швейной машинкой рядом с русской аристократкой царских кровей. Мари и не думала кичиться. Просто училась и работала. За месяц обучения она постигла все хитрости машинной вышивки. Как ученице ей полагалась льгота при покупке своей собственной вышивальной машины, которой она и воспользовалась. И отослала новое приобретение к себе на квартиру.
Когда ее привезли, я поставила ее посреди гостиной, села на диван и посмотрела на нее издали, – напишет позже княгиня в своих мемуарах, вспоминая в тот момент себя, прежнюю. – Мне предстояло расстаться с этой картиной (прошлого) и создать совершенно новую для самой себя.
И вот, 5 февраля 1922 года ее вышивка впервые стала главной жемчужиной на показе новых моделей Chanel, после которого журнал Vogue напишет: «Никто не умеет лучше, чем Шанель, украшать свои модели оригинальными вышивками». Кажется, время «роскошной нищеты», в которой упрекал Коко раньше ее главный конкурент Поль Пуаре, закончилось. Шанель осталась верна своим принципам простоты и лаконичности в одежде, но простоты изысканной, расшитой тонким стеклярусом, бисером или шелковой однотонной гладью, что придавало ее незатейливым по крою платьям особый шик и элегантность.
А что же Мари? Она набрала 50 вышивальщиц и создала собственное предприятие, назвав его «Китмир». Многие впоследствии будут гадать, что же стояло за этим названием. Возможно, это какое-то сокращение или слово, соединенное из двух других? Окажется, что так звали пекинеса бывшего российского посла в Вашингтоне. Дипломат после революции осел в Париже, «так как не смог ужиться с новым порядком, храня религиозную верность тому, что было прежде». Его четвероногий друг и поделился своим именем для нового детища великой русской княгини Марии Павловны Романовой.
Сотрудничество было полезно для обеих. У Шанель теперь не болела голова по поводу мастериц – русские были лучшими вышивальщицами. И Мария получила то, что хотела: в отличие от своего брата Дмитрия, она собиралась жить на собственные заработанные деньги и обеспечивать себя самостоятельно в новых, предложенных судьбой исторических обстоятельствах. Она смогла перестроиться и не погрязнуть в депрессии изгнания. И шанс, данный ей Шанель, использовала с лихвой.
Ее советам тоже следовала с удовольствием. Сначала Коко порекомендовала ей обрезать волосы и сделать, как у нее, короткую стрижку, чтобы освободиться от прошлого и прежних условностей. Но также и для того, чтобы моложе и лучше выглядеть. И одеваться ей посоветовала тоже более модно и в духе нового времени, чтобы соответствовать уровню своей компании, которая становилась все более и более успешной.
Вскоре мастерская Мари выполняла заказы уже не только для Chanel, но и для других парижских Домов моды. Дошло до того, что изделия фирмы «Китмир» были представлены на Всемирной Парижской выставке 1925 года, посвященной декоративно-прикладным искусствам. Надо сказать, что Габриэль Шанель в той выставке участия не принимала, а вот Мария Павловна Романова решила заявить о себе, представив свои работы наряду с другими парижскими мастерицами. Княгиня самостоятельно оплатила место для экспозиции коллекции и украсила витрину своими работами. Выставка длилась несколько месяцев, и по завершении ее работы вышивка Романовой была удостоена золотой медали и диплома, который, правда, был выписан на имя некоего господина Китмира (к сожалению, устроители выставки не догадывались о происхождении названия мастерской и посчитали, что это мужская фамилия основателя ателье).
Кстати говоря, главная награда выставки – Гран-при – досталась в тот год коллекции советского модельера Надежды Ламановой, которая стояла у истоков основания общесоюзного Дома моделей. Очень многие проводили в те годы (да и теперь) параллели между новаторским и лаконичным творчеством Шанель и Ламановой. Двух модельеров – французскую и советскую – роднила и еще одна деталь. Обе не умели рисовать, а сочиняли и кроили свои модели сразу по ткани, оживляя их ножницами и булавками в своих пальцах прямо на манекенщицах. И вышивки в стиле княгини Романовой советская модельер Надежда Ламанова, как и Шанель, тоже активно использовала в те годы на своих прямого покроя свободных платьях в духе нового времени…
Платья Ламановой, реконструкции которых были представлены на выставке «Подруги» в ГМИИ им. Пушкина в 2024 году, демонстрировались на Всемирной выставке 1925 года в Париже
Но вернемся к дружбе Габриэль и Марии Павловны. Со временем их отношения немного расстроились, охладились. Возможно, причиной тому была некоторая ревность Шанель к успехам Мари и ее сотрудничеству с другими Домами моды. Возможно, тема вышивки в коллекциях Chanel стала отходить на второй план, поскольку использовать ее все время Шанель не планировала.
И даже если дружба с годами испарилась, уважение и благодарность великой русской княгини Марии Павловны Романовой по отношению к великому французскому кутюрье Габриэль Шанель никуда не делись. Вот с какой признательностью к ее таланту Мари в своих более поздних воспоминаниях описывает Габриэль:
Она была ненамного старше меня, когда мы познакомились, но почему-то казалось, что ее возраст не имеет значения. (…) Поражали жесткость ее подбородка и удивительно уверенная манера держать голову. От нее как будто исходила неистовая сила, чуть ли не сбивавшая вас с ног, вдохновляющая и заразительная. В своем деле мадмуазель стала первопроходцем и произвела настоящий фурор.
До нее парижскую моду творили и ревниво оберегали лишь несколько избранных кутюрье. Они прислушивались к мнению относительно малого числа привередливых модниц и подлаживались под их вкусы, поэтому мода очень нескоро доходила до широкой публики, а дойдя, могла оказаться изуродованной до неузнаваемости. Не существовало таких понятий, как сезон и популярность той или иной модели. Моду определяли вещи, которые создавались специально для графини такой-то и княгини сякой-то и шли только им. Индивидуальность господствовала безраздельно в ущерб делу.
Мадмуазель Шанель впервые стала работать на широкую публику и установила норму, пригодную для всех, впервые демократизировала портновское искусство просто по экономическим соображениям. После войны людям хотелось простоты и свободы. Шанель применила все это к одежде – и взяла верную ноту.
Или вот что говорила впоследствии княгиня о характере Шанель, которая обладала невероятной харизмой и была способна не только убеждать, но и внушать страх, да так, что мало кто даже из ближнего круга решался с ней спорить:
Мне довелось видеть, как люди, занимавшие большие должности, сидели и помалкивали при обсуждении важных дел, ожидая распоряжений тех, кому происхождение или более высокий пост давали право делать это. Но я еще не видела, чтобы вот так ловили каждое слово человека, утвердившего свой авторитет только силой личности.
Платье-рубашка, стиль милитари и драгоценный мех
В 1926 году Коко Шанель создает одно из главных своих – абсолютно культовых – модных творений: маленькое черное платье. Простой покрой едва ниже колена, со свободной линией талии, длинным рукавом, круглой горловиной. Казалось бы, что может быть проще. Но предшественником этого платья, нареченного журналом Vogue в тот год «Фордом» от Шанель», то есть вещью, которая заполонит весь мир и станет незаменимой в любом женском гардеробе, было другое простое и удобное платье. Платье-рубашка в русском стиле.
Оно появилось в коллекциях Шанель в начале 1920-х, а точнее – в 1921–22 годах, и представляло из себя женственную и более элегантную версию русской крестьянской рубашки, свободно подпоясанной легким поясом-кушаком со свисающими вдоль концами, украшенными кистями или вышивкой. Другая версия его же – свободное прямое платье с длинным рукавом и квадратным вырезом по горловине. Был еще такой же вариант, но без рукава, подобие сарафана. Из простого темного крепа, так как в послевоенные годы найти дорогой изысканный текстиль все еще было проблемой. Тут на помощь и приходила та самая вышивка великой княгини Марии Павловны, которая превращала обычную черную или темно-синюю ткань в произведение искусства благодаря бисеру, славяно-скифским узорам шелком или золотой гладью. Именно тогда платья Шанель перестали быть «роскошью для бедных», как нарек их главный конкурент Шанель в ранние ее годы Поль Пуаре, а стали просто роскошью. Эти незамысловатые по модели и крою, но невероятно кропотливого труда по исполнению платья-туники под пояс быстро превратились в униформу парижанок. И стали частью эстетики Chanel при совершенно очевидном русском влиянии. До сих пор некоторые экземпляры хранятся в частных коллекциях, в музейном фонде Дома Chanel и в музеях мирового уровня, например, в The Metropolitan Museum в США.
Не так давно, а точнее в 2022 году, известным аукционным Домом Kerry Taylor Auctions была продана уникальная туника из «русской коллекции» Шанель с вышивкой, выполненной Домом «Китмир» Марии Романовой за баснословные сто тридцать тысяч долларов. Сумма стала рекордной, выплаченной когда-либо за ранние изделия кутюрье. Ровно за сто лет до этого – в марте 1922 года – эта туника коллекции того же года появилась на страницах журнала Vogue как яркий пример влияния русских тенденций на стиль Шанель.
В то же время в коллекции Шанель появляются блузы-гимнастерки цвета хаки, которые предлагалось носить под ремень. Юбки в комплект к этим блузам застегивались сбоку рядом пуговиц, что придавало легкое сходство всему костюму с военной формой. Шанель, как известно, любила заимствовать у мужчин. И ненавязчивый, но точно читаемый отсыл к мужскому военному костюму Шанель в своих моделях использовала первой из кутюрье, вдохновившись русской военной формой. По сути, это было началом женского милитари-стиля в моде.
И эта же форма станет вдохновением для Габриэль при создании – немного позже – настоящей военной формы. Отдельная, малоизвестная и потому заслуживающая рассказа история.
Прижизненные костюмы от Шанель можно купить даже сегодня или хотя бы полюбоваться ими в витрине одного из винтажных магазинчиков Парижа
По некоторым источникам, Шанель действительно шила военную форму. Для турецкой армии, когда в 1930-х годах во главе государства встал Мустафа Кемаль Ататюрк. С лидером молодой турецкой Республики связаны колоссальные изменения, начавшиеся тогда в стране. Прогрессивных взглядов и европейского образования, первый турецкий президент Ататюрк и сам был, можно сказать, законодателем моды и иконой стиля своей эпохи. Статный, красивый, пронзительно-голубоглазый, всегда элегантно одетый, он скорее походил на голливудского актера времен золотой эпохи, нежели на государственного деятеля. Но за годы своего правления он, действительно, очень многое перестроил, модернизировал и изменил в своей стране, в том числе и отношение людей к одежде.
В этой связи между ним и Габриэль можно даже провести одну занимательную параллель – так же, как и она начала свою карьеру кутюрье со шляпок, Ататюрк анонсировал свои реформы в Турции знаменитой «речью о шляпе», европейском головном уборе, на который он фактически обязал всех мужчин государства сменить устаревшие – не только в прямом, но в ментальном, цивилизационном смысле – традиционные фески. За «речью о шляпе» последовал соответствующий указ, который, между прочим, действует и по сей день, предписывающий турецким мужчинам носить европейские головные уборы. Такой изысканной аллегорией речь нового президента задала новый вектор развития современной турецкой истории. Точно так же, как и простые и элегантные шляпки от Chanel легли в основу женской моды новой эпохи.
Вскоре после фесок очередь дошла и до военной формы, которая, на взгляд Ататюрка, тоже не соответствовала новым веяниям и коренным изменениям, происходившим в стране. И поскольку Ататюрк любил все только самое лучшее, кого же еще он мог пригласить к разработке военной формы для своих офицеров, как не знаменитую Шанель. Это был особенный опыт для нее. Ведь она не шила раньше не то что военную одежду, а и мужскую в принципе. Здесь ей, возможно, и помогли воспоминания и образ князя Дмитрия Романова в офицерской форме, которую он часто носил и которая ему очень шла. Поэтому, если приглядеться, детали турецкой офицерской формы, разработанной Шанель, так перекликаются с мундирами офицеров времен Российской империи.
К слову, в дальнейшем у Шанель будет еще один интересный опыт работы с униформой – по предложению греческого миллиардера Аристотеля Онассиса она в середине 1960-х займется разработкой форменных костюмов для стюардесс греческой авиакомпании Olympic Airways. Красивая история. Правда, к связи Шанель с Россией отношения, к сожалению, не имеет…
Однако многие другие интересные модные истории Шанель имели к России самое прямое и непосредственное отношение. Например, у одного из нескольких свадебных платьев, сшитых за всю жизнь Шанель, тоже русская история. Всем известно, что Габриэль не шила для своих клиенток и в своих коллекциях подвенечных нарядов. Наверное, ее личная несчастливая история любви была тому причиной. Исключений из этого правила она было немного. Один раз – для свадьбы своей сестры Антуанетты (история ее жизни окончилась, к слову, трагически). А второй раз – для Русси. Очаровательная девятнадцатилетняя грузинка Русудан Мдивани, чей отец был губернатором Батумской области Российской империи, оказалась в Париже после русской революции. И однажды обратилась за профессиональным советом к художнику-скульптору Хосе-Марии Серту, мужу подруги Габриэль Миси Серт. Сердце художника не выдержало неземной прелести грузинской красавицы, и он сдался в этот плен красоты без сопротивления, едва только увидел Русси. Мися была в гневе и злости, узнав, что ее муж настолько серьезно влюблен, что хочет развестись с ней и жениться на молодой грузинской богине. Парадокс в том, что и Мися ею оказалась очарована, когда увидела, и своего мужа Хосе-Марию она терять не хотела. И хоть развод ему все-таки дала, продолжала всю жизнь пребывать в непосредственной близости от влюбленной парочки. Она-то и упросила свою подругу Коко Шанель сшить подвенечный наряд для Русси. Так, Шанель второй раз в жизни сделала исключение из своего же правила и сшила еще одно свадебное платье.
Кстати, о платьях. Из джерси – ткани, которую Шанель превратила из второсортной бельевой в, можно сказать, культовую, первостепенную для всех коллекций одежды Chanel. Изначально эта ткань была закуплена у случайного поставщика, в годы Первой мировой, когда качественные ткани оказались в большом дефиците и ничего, кроме трикотажа, предназначенного для пошива нижнего мужского белья, на мануфактурных складах не имелось. Шанель пришлось закупить то, что было, и совершить очередную модную революцию.
Эта очень известная фотография Шанель сделана в 1929 году во дворе особняка на улице Faubourg St-Honore в Париже, где кутюрье снимала роскошную квартиру. На Габриэль – костюм из ткани джерси, которую она ввела в моду. Но мало кто знает, что рисунки и орнаменты для этой ткани разрабатывал русский художник Илья Зданевич, с которым Шанель сотрудничала и дружила долгие годы
Джерси – уютный, пластичный и податливый, хоть и немного капризный при раскрое и шитье, был укрощен и назначен новым модным и комфортным трендом, который в дальнейшем покорил всех модниц. А впоследствии ткань джерси, уже специально для костюмов и платьев Chanel, выделывалась на трикотажной фабрике Tissus Chanel при непосредственном участии русского художника-авангардиста Ильи Зданевича (творческий псевдоним Ильязд), автора многочисленных трикотажных принтов и орнаментов по джерси для Шанель. Она была с ним очень дружна и ценила все, что он делал для нее за время его работы дизайнером тканей с 1928 по 1933 годы. Но и после того как Зданевич покинул производство, они продолжали поддерживать дружеские отношения, Шанель даже стала крестной его дочери, он же в благодарность посвятил свои сонеты ее знаменитым Chanel № 5, а иллюстрации к той книге сонетов сделал Пабло Пикассо.
Или, например, истинно русская модная тема – мех. В России мех любили всегда и продолжают любить – шикарная норка, драгоценный русский соболь, мягкая куница… Сама Габриэль всю жизнь носила меха и использовала их в своих же коллекциях. Собольи накидки и палантины, оторочка норкой жакетов, пальто из шелка или твида, подбитые норкой изнутри. А вспомнить ее невероятно стильные каракулевые или норковые шапочки-«таблетки»! Клод Дэле, подруга Шанель, вспоминала на страницах своей книги «Одинокая Шанель», как Коко демонстрировала ей свое пальто из соболя простого кроя и учила подпоясывать его ремнем или поясом, чтобы визуально облегчить образ и сделать его моложе и современнее.
И, конечно, Шанель была уверена, что никто не умеет носить русский мех так, как русские манекенщицы. В 1923 году Шанель представила в Довиле коллекцию, в которую вошли только меховые изделия. Участвовали в показе исключительно русские манекенщицы: только русские, по мнению Шанель, умеют носить меха с привычной непринужденностью.
Русские в Париже
Русские в Париже были, кажется, всегда. Русский балет, русские танцовщицы, даже русский театр и русские актрисы восхищали Шанель. У нее была любимая русская актриса Людмила Питоева (в девичестве Сманова), уроженка Тифлиса, говорившая на французском хоть и с ярко выраженным акцентом, но совершенно очаровавшая парижскую публику в свое время. Ее муж Жорж (Георгий) Питоев, актер и режиссер, перебрался из Тифлиса за границу еще в 1914 году. Его даже можно сравнить с Дягилевым – он считал своей миссией привить Франции любовь к России Чехова и Толстого, его любимым русским писателям, творчество которых он воплощал на сцене. Театральное дело они вели вместе с женой. Людмила вскоре стала одной из известнейших актрис Франции, подругой и постоянной клиенткой Шанель, а сам Питоев только за семь лет, проведенных в Швейцарии, сумел поставить 74 пьесы 46 авторов. Не эта ли дружба питала еще одно увлечение Шанель, по воспоминаниям ее биографа Эдриха, – русской классикой, в частности, Достоевским? У великого писателя она прочла все, вплоть до дневников. Кстати, игра Людмилы Питоевой в спектакле «Идиот» по Достоевскому особенно восхищала Шанель.
Но также она любила Толстого и Чехова, которых ставил Питоев и с литературой которых ее познакомил Бой еще в молодые годы, когда оказывал огромное влияние на формирование ее интересов и интеллекта. Она вообще очень любила читать, книгами была заставлены и ее библиотека в квартире на улице Камбон, и номер в отеле Ritz – книги повсюду: на тумбочках, на прикроватных столиках, небольшими стопками на полу. У Шанель даже была личная переплетчица Жермен Шредер, которая оформляла любимые книги кутюрье в кожаные обложки, а самые ценные свои экземпляры Шанель помечала буквой С. Среди любимых была и русская классика. И именно русские театральные постановки она предпочитала, гораздо больше, чем французские, в которых, по ее мнению, «кричат… У русских не так. Они роняют платок, не повышая голоса, и в этом весь трагизм мира…»
Русского в Париже тогда было много, оно было в моде и буквально пронизывало парижскую эстетику, культурную и светскую жизнь Франции, и в большом, и в малом. Что уж говорить, если даже Мися Серт, ближайшая подруга Шанель, с которой читатель уже знаком из этого повествования, родилась в России! Она появилась на свет, причем в один год с Дягилевым, впоследствии своим лучшим русским другом, в 1872 году в Санкт-Петербурге. Это совершенно невероятная, трагическая и эксцентричная история, как и вся жизнь Миси, впрочем.
Мать Миси, польская аристократка Эжени Софи Леопольдин Серве, нося ее еще под сердцем, получила анонимное письмо о том, что ее супруг, скульптор Сиприен Годебски, развлекается в имении Юсуповых в России. Дело в том, что будучи известным художником, по приглашению петербургской Императорской академии художеств в 1870 году он начал работать там в качестве профессора скульптурного класса. Кроме того, Годебски принимал участие в реставрации императорского дворца и в оформлении дворца в Царском Селе. И, вдали от жены, закрутил роман, причем с ее же сестрой Ольгой Фейгиной (мать Миси была наполовину русская). Тогда она, несмотря на свое положение, отправилась воочию убедиться, с кем и как проводил время ее муж в канун рождения дочери. Путешествие по заснеженной России стало тяжким испытанием для беременной женщины на грани нервного срыва, и в первый же день приезда в Царское Село она разрешилась, не сумев пережить тяжелые роды. Мися, проведя младенцем в России всего пару дней, была отправлена на воспитание к бабушке-аристократке, владелице огромного поместья под Брюсселем и подруге самой королевы Бельгии. Впоследствии она никогда не бывала в России, но ее всю жизнь связывал с ней Дягилев – именно Мися стала его первой покровительницей в Париже еще со времен 1908 года, когда он привез на гастроли Федора Шаляпина и Анну Павлову, помогала ему всегда и впоследствии и вместе с Шанель провожала в последний путь своего великого русского друга.
Но особенно много русских стало в Париже после революции 1917 года. По воспоминаниям самой Шанель, русские были разные: жизнерадостные и мрачные, решительные и поникшие, отчаявшиеся выбраться из безденежья и те, кто пытался заработать в новых для них условиях. Последние импонировали Габриэль больше всего, особенно много было среди подобного типажа женщин – тех, кто не сокрушался о безрадостной судьбе, а шел работать, даже имея царскую тиару на голове, как Мария Павловна Романова, создавшая с нуля успешный бизнес.
Очень многие русские графини и княгини, светские красавицы и аристократки были знакомы с Шанель, но теперь уже чаще не как клиентки, желающие получить лучшие платья кутюрье, а как сотрудницы, желающие получить работу. Одни, как Мария Павловна и ее коллеги по ателье, владели уникальными техниками вышивания. Другие были просто красивы, прекрасно образованны, превосходно держались в обществе и умели подать себя, как никто другой. Эти великосветские красавицы с царственным изгибом шеи и словно врожденной элегантностью очень часто становились манекенщицами, причем не только у Chanel, но и в других модных Домах Парижа.
У русских было все, – говорила Шанель, – красота, грация, замечательные фигуры, загадочный взгляд, который придает дополнительное очарование, великолепные волосы и красивые руки…
Благодаря этим качествам, природным, как считала Шанель, она трудоустроила к себе в бутик на улице Камбон многих русских эмигранток.
Среди них, например, княгиня Мэри Эристави (Эристова, при рождении Мария Прокопьевна Шервашидзе), дочь грузинского дворянина и депутата Государственной Думы Прокопия Шервашидзе и экс-фрейлина императрицы, стала одной из первых русских манекенщиц у Шанель и считалась красивейшей среди аристократок. Когда власть в Грузии была захвачена большевиками, Мэри бежала с семьей из Грузии через Стамбул в Париж. И поначалу девушка благородных кровей столкнулась с серьезными финансовыми трудностями. Пока семья не решилась открыть собственное ателье, а Мэри не стала работать манекенщицей в Доме Chanel.
Петербурженка Гали Баженова была черкесской представительницей русской аристократии, прошедшей обучение в Смольном институте благородных девиц, эмигрировав после революции из России. Она работала сначала в модном Доме Шанель манекенщицей, став там настоящей звездой, а несколько лет спустя основала собственный модный Дом «Эльмис», который занимался пошивом вечерних платьев и изготовлением парфюмерии. Позже годы Второй мировой войны принесли ей славу активистки французского сопротивления – недаром ее отец был командиром дивизии российской армии, а дед – войсковым старшиной Терского казачьего войска.
Или графиня Анна Воронцова-Дашкова, урожденная княжна Чавчавадзе, внучка грузинского князя. Некогда одна из первых красавиц имперской России, блиставшая на балах, тоже работала манекенщицей у Шанель, а в 1924 году основала собственный модный Дом «Имеди», что в переводе с грузинского означает «надежда». Именно графиня положила начало моде на Грузию в Париже, а вскоре увлечение Кавказом превратилось во всеобщее, на Монмартре в те годы стали открываться бесконечные рестораны кавказской кухни, в моду вошла одежда в стиле «caucasien» и ткань под названием «Tiflis».
Самое время вспомнить и Натали Палей – сводную сестру великого князя Дмитрия, которая с матерью перебралась из России в Финляндию, а затем в Париж и при содействии Шанель стала одной из блистательнейших манекенщиц и светских дам французской столицы. Ее сдержанная, но изысканная красота с тонкими чертами снискала ей немало поклонников и восторгавшихся ее статью почитателей. Плюс манеры, аристократический шарм и легенда вокруг истории ее семьи делали свое дело – имя Натали Палей было известно всему светскому Парижу. В дальнейшем, снова не без участия Шанель, Натали познакомилась с модельером Люсьеном Лелонгом и вскоре стала его женой, оставаясь при этом любимой манекенщицей своего мужа и журнала Vogue. Лелонг даже выпустил духи в честь своей обожаемой супруги, хотя все родственники считали этот неравный брак принцессы и портного очевидным мезальянсом. Впрочем, саму Натали положение дел вполне устраивало. Правда, только на какое-то время. Впоследствии она отдалится от мужа, а годы спустя переедет в США, выйдет там повторно замуж за кинопродюсера и даже снимется в нескольких фильмах. В фильме «Сильвия Скарлетт» ее партнерами по площадке стали Кетрин Хепберн и Кэри Грант. А в 1940-е у нее случится страстный роман с писателем Эрихом Марией Ремарком, который будет описан им в его книге «Тени в раю». В те же годы Натали вскружит голову и еще одному известному писателю, на этот раз французскому. Антуан де Сент-Экзюпери был очарован княжной, она стала его музой, помощником и, скорее, другом – помогала как агент и переводчик с публикациями его книг в США, и их дружеские отношения продолжались вплоть до гибели писателя. Ее жизнь была наполнена яркими красками интересных знакомств, встреч и событий, в первую очередь, благодаря тому, что сама княжна была очень деятельная. Но вот последние годы своей жизни Натали провела в затворничестве и глубоком одиночестве.
Но вернемся к Шанель. В 1937 году Габриэль продолжила работу над театральным костюмом, которую когда-то начала с Дягилевым и его балетами. Теперь уже в сотрудничестве с Жаном Кокто для его спектакля «Царь Эдип». И снова одевала русскую актрису с судьбой красавицы в изгнании. Великосветская дама из русской артистической среды Ия Абди, урожденная Ия Григорьевна Ге, внучка известного художника Николая Ге, в ранней молодости слыла музой Алексея Николаевича Толстого, а ее отец дружил с Ильей Репиным. Родилась Ия в Славянске, затем жила с матерью в Петербурге и была воспитанницей Павловского института. Первым мужем Ии был консул Голландии в Петербурге Геррит Йонгеянс. Во Франции Ия оказалась в 1921 году, а в двумя годами позже повторно вышла замуж – за баронета Роберта Генри Эдварда Абди.
За несколько лет до начала актерской карьеры в Париже Ия работала у Шанель манекенщицей и позже как дизайнер сотрудничала с ней некоторое время в создании аксессуаров.
А еще были Татьяна Коренева, Мелита Зелинская, Натали Оболенская, Мона Заботкина… В 1920–30-е годы у Шанель постоянно работали 15–20 русских манекенщиц.
Причастность русских аристократок к Дому Chanel льстила Мадмуазель. Блестяще образованные, с прекрасными манерами, они были украшением любого общества. И у них действительно было чему поучиться в плане манер – походка, поворот и наклон головы, изгиб кисти, оттянутый мысок ноги, элегантная привычка держать сигарету, едва зажимая ее пальцами, умение вести светскую беседу и покорять мужчин…
Впрочем, с Габриэль Шанель сотрудничали не только красавицы с титулом. Бывший губернатор Крыма граф Сергей Александрович Голенищев-Кутузов, потомок того самого Кутузова, был представлен ей князем Дмитрием и с 1922 года управлял салонами Chanel, будучи личным секретарем и верным другом Мадмуазель, которая доверяла ему самые деликатные вопросы. А в 1933 году он был назначен директором La Maison Couture Chanel – Дома высокой моды Chanel – и занимался особо важными клиентками из разряда европейской знати. Ему помогали дочери, которые тоже работали у Мадмуазель в бутике. Жила русская семья некоторое время также на вилле в Гарше, как в свое время и Стравинские. Эта вилла вообще часто становилась спасительным пристанищем для многих русских в Париже из числа друзей Шанель, которая в дружеских кругах называла ее «русский дом».
Кому-то, возможно, покажется недостойным аристократов работать «на побегушках у портнихи», пусть даже французской и очень известной. Это поверхностный и, да простит меня читатель, очень примитивный взгляд на ситуацию, в которой оказались сотни и тысячи русских людей после той революции. Можно только представить, насколько трудным было их решение эмигрировать. Оставить все, что у них было, бросить свое прошлое на откуп судьбе и уехать в неизвестность. Но они не могли смириться с новыми революционными изменениями, не могли принять для себя и своего будущего России большевиков, России без монархии, без служения империи и дворянскому долгу, без веры и церкви, в конце концов. Это очень большой и сложный вопрос, скорее, даже философский. Выбор, который сделали эти люди, покинув родину – правильный или нет? Дело в данном случае совершенно в другом.
Вспомним слова Габриэль Шанель из самого начала нашего русского повествования: «Русские научили меня работать…» Не все смогли выжить и не потеряться тогда в новых реалиях. Многие, как вспоминала Шанель, спивались или погружались в депрессию. Но большая часть выстояла и выжила – именно трудом. Да, княгиня научилась вышивать на машинке, совершенно не гнушаясь этого нецарского дела, и создала свое производство вышивки, прославившись на весь Париж. Да, еще одна княгиня работала манекенщицей у Шанель и у других модельеров, но ее боготворил весь Париж и подражал ей, восхищаясь ее красотой и манерами. Да, изгнанным из революционной России или тем аристократам, кто не смог смириться и вынужден был уехать, приходилось работать и, возможно, делать то, чего они раньше не делали. Но они не стыдились работать. Никакой труд не может быть зазорным, если он честный и позволяет заботиться о близких. Примеров тому, как русские работали и преуспевали в Париже, – огромное количество. И многим из них, русским тех лет, в свое время протянула руку помощи и поддержки Шанель. Потому что она сама тоже никогда не стыдилась – ни работать, ни помогать своим друзьям, из какой бы страны и какой бы национальности они ни были.
Православные купола Русского духовно-культурного центра в Париже на фоне Эйфелевой башни – словно символ сплетения и взаимопроникновения русской и французской культур
РУССКИЙ ФОТОГРАФ ШАНЕЛЬ
Борис Липницкий (настоящее имя Хаим) родился в 1887 году в еврейской семье в Черниговской губернии Российской империи, фотографией начал заниматься в Одессе, продолжил в Варшаве, и через некоторое время даже открыл собственное ателье в Пултуске Варшавской губернии. Но из-за погромов и революции его семья была вынуждена покинуть страну.
В 1920-х годах Липницкий оказался в Париже. Познакомившись через других русских эмигрантов сначала с Полем Пуаре и начав работать на него, вскоре Липницкий стал одним из первых модных фотографов Парижа, сотрудничал со многими модными домами и кутюрье, в частности, с Баленсиагой и Скьяпарелли. Известные художники, кинорежиссеры, модельеры, актрисы и балерины становились героями эпохальных кадров Липницкого. Он работал с русскими художниками Василием Кандинским и Марком Шагалом, композитором Сергеем Прокофьевым. Его фотоаппарат запечатлел свет парижской богемы 1930-х годов: Пабло Пикассо, Эдит Пиаф, Жана Кокто, Ива Монтана, Андре Бретона, Жозефину Бейкер, Колетт, Джеймса Джойса, Жан-Поля Сартра, Бориса Виана…
И – Габриэль Шанель. Его авторству принадлежит несколько серий фотографий Шанель. Самые известные кадры Мадмуазель – те, где она позирует в своём культовом маленьком чёрном платье из джерси с нитями жемчуга вокруг шеи, вольготно скрестив руки на груди, или на фоне знаменитых китайских лаковых ширм, или прикуривает сигарету, а пламя спички феноменально освещает ее лицо в темном кадре, – сделаны маэстро в 1936–37 годах.
В годы Второй Мировой войны еврейская семья Липницкого пережила самое страшное испытание – Освенцим. Умер легендарный фотограф в Париже 6 июля 1971 года в возрасте 84 лет и похоронен на кладбище Пер-Лашез.
В 2023–24 годах парижская галерея Galerie Roger-Viollet организовала и провела выставку работ Бориса Липницкого, русского фотографа, запечатлевшего великолепный Париж 1930-х годов.
Габриэль Шанель, 1937 год, Париж
Парижанки в Москве
Шанель не любила советскую власть, это общеизвестный факт. Именно за то, что многие ее русские друзья-эмигранты из-за революционных изменений были вынуждены покинуть Россию и не смогли туда вернуться. Но она дружила и очень уважала как личность Пикассо, который придерживался левых коммунистических взглядов и даже вступил в компартию Франции. То есть да, она могла иметь свое мнение о чем-то в целом, но никогда не переходила на личности. И если ее друг был коммунистом, обедневшим русским эмигрантом или евреем, каковых в ее окружении было много, она ни за что не переставала с ним дружить только по этой причине. В человеке она всегда искала именно личность, невзирая на шаблоны, а в стране – ее культурный код, которым вдохновлялась и черпала новые идеи для своего творчества.
Манекенщицы Chanel с ценным грузом – коллекцией pret-a-porter 1967/68 – перед поездкой в Москву на I Международный фестиваль моды, сентябрь 1967 года, аэропорт Орли
Так было и с Италией, и с Англией, и с Шотландией, и с Америкой, которые она не раз посещала и которые невероятно сильно повлияли на ее творчество – в разных формах и в разных ипостасях. Например, та же Шотландия оказала колоссальное влияние на стиль Chanel, обогатив его твидовыми костюмами – одним их главных кодов бренда. Благословенная Италия, многие города которой объехала Шанель, вдохновила ее на создание коллекций бижутерии, на ставшие впоследствии культовыми эспадрильи «от Chanel» – тканевые туфли на джутовой подошве и с черным фирменным мысом, как на ее знаменитой фотографии с Сержем Лифарем, на загар, в конце концов, который стал моден тоже благодаря Мадмуазель, вернувшейся как-то из очередного итальянского отпуска с бронзовой кожей и сделавшей из этого очередной тренд.
Со странами Востока, Византией, Грецией, Китаем, которые она тщательно изучала лишь по книгам и альбомам, подаренным Боем, было по-другому. «Самые лучшие путешествия я совершаю на этом диване», – говорила она про свой знаменитый бежевый диван в апартаментах на улице Камбон, где каждый день после обеда или вечером после рабочего дня устраивалась с очередной книгой или альбомом по искусству той или иной страны. Она не бывала во многих странах, но стремилась познать и оценить все то богатство – культурное, историческое, духовное, которыми эти страны обладали.
Обожаемые ею коромандельские ширмы, искусно выполненные в старинной китайской технике многослойного лака по инкрустации; византийские украшения, вдохновившие ее на коллекции бижутерии; античные греческие костюмы, созданные ею для «Антигоны»; предметы декора и интерьера в восточном пышном стиле, которыми она окружала себя в апартаментах на улице Камбон… Разные страны, те, в которых она была или не была, но изучала по книгам, переплетались в ее жизни в один замысловатый сложный рисунок, испещренный мазками, тонкими нюансами, акцентами или деталями, понятными иногда только ей.
Шанель, например, никогда не была в Египте, но носила в маленьком кармашке своего твидового жакета золотой египетский амулет на счастье, подаренный подругой – она верила в самые разные символы, знаки и поверья и очень серьезно к ним относилась.
И в России Шанель никогда не была. А вот ее коллекция и манекенщицы – да. Это случилось в 1967 году, во время I Фестиваля моды в Советском Союзе. Он проходил в сентябре на стадионе Лужники, который превратился в те дни в огромных размеров подиум. Тогда в этом событии с большой буквы – не иначе – приняли участие более ста Домов моды из двадцати четырех стран мира. В том числе Дом моды Chanel. Полмиллиона зрителей в течение нескольких дней могли наблюдать великолепные коллекции женской одежды лучших модельеров со всего света. А в «Сокольниках» в это же время проходила выставка «Одежда», собравшая еще миллион зрителей. Фактически это была первая Неделя моды в Москве, которая стала событием, обсуждаемым чуть ли не в каждой семье.
Манекенщицы перед вылетом в Москву на показ Chanel, 1967 год, аэропорт Орли
На тот показ в «Лужниках» Габриэль Шанель отправила свою осенне-зимнюю коллекцию сезона 1967/68: элегантные твидовые костюмы, роскошные – из парчи и плотного расшитого шелка – платья и пальто к ним, отороченные норкой и соболем, в комплект к некоторым комплектам шли еще и меховые шляпки-«таблетки». А на ногах всех манекенщиц были знаменитые уже к тому времени бежевые туфельки с черным мысом.
Манекенщицы, демонстрировавшие коллекцию, были тоже парижские. Весь мир облетела фотография советского фотографа, специального корреспондента ТАСС Бориса Трепетова – элегантные француженки в твидовых «двойках» Chanel осенне-зимней коллекции и туфельках с черным мысом, стоящие на фоне ретро-авто. Или фото манекенщиц в аэропорту перед отправлением в Москву рядом с огромными чемоданами-кейсами с драгоценным грузом – нарядами Chanel.
Конечно, для среднестатистической жительницы Советского Союза костюмы Chanel были баснословно дороги и недоступны. Но именно ими, по сравнению с другими западными коллекциями одежды, искренне восхищалась и восторгалась советская пресса. Например, газета «Комсомольская правда», освещавшая тот фестиваль. В статье «Мода крупным планом»[1] авторы вообще противопоставляют моду «Шанель» всей остальной моде: «Вся мода – сама по себе. Фирма «Шанель» – сама по себе».
«Комсомольская Правда» в 1967 году освещала на своих страницах показ коллекции Chanel в Москве, признав ее самой элегантной и уникальной: «Вся мода сама по себе. Фирма «Шанель» сама по себе»
Стоит добавить, что это было начало эпохи мини-юбки, которую Габриэль Шанель никогда не жаловала, считая открытые колени самой несимпатичной частью женской фигуры. Советская «Комсомолка» полностью поддерживала Мадмуазель в этом мнении:
Мини-юбка ответственна, она заставляет женщину задуматься над движениями, манерами. Кстати, «мини-юбке» на фестивале был брошен вызов. И не кем-нибудь, а знаменитой парижской фирмой «Шанель». Коллекция «Шанель» удивила не только прекрасным вкусом и совершенством, но и смелостью, с которой ее создатели не посчитались с современной модой. (…) И своими моделями, решенными в традиционном стиле «Шанель», они доказали, что и в строгом длинном (чуть ниже колен) костюме женщина может быть красива и современна. Независимо от ее возраста и внешности. Так что не единой «мини» жива мода…
И именно коллекции Дома Chanel «Комсомолка» вручила свой собственный приз-диплом «За истинную элегантность».
Коллекция Шанель в Москве была встречена действительно с щедрой теплотой. Телекомментатор, освещавший показ, всячески подчеркивал уровень настоящей моды и класс, присущий моделям, позволяя себе сравнивать эту коллекцию с другими – в пользу Chanel, разумеется.
Советский «Журнал мод» (№ 2, 1968 г.) описывал впоследствии так этот показ моделей Chanel в «Лужниках»:
Классическая форма, классический показ, классическая музыка. Фирма впервые выехала за пределы Франции со своей коллекцией. На помосте, несмотря на его колоссальные размеры, находится лишь одна манекенщица; она спокойно и мягко движется под музыку Люлли или Моцарта. Спокойный грим, лишь оттеняющий глаза, гладкая прическа. Модели стиля Шанель (а художественный почерк замечательной француженки стал уже стилем) хорошо известны во всем мире.
Этим «показом на Красной площади», как называла его сама Шанель, она тоже была довольна и очень гордилась, давая интервью французскому каналу. Самой Шанель тогда было восемьдесят четыре года, она уже не часто путешествовала. Точно так же Мадмуазель, например, не присутствовала лично на премьере мюзикла в ее честь в Америке, где главную роль – роль Коко Шанель – исполняла звезда Голливуда тех лет Кетрин Хепберн. Шанель не рискнула полететь – может, из-за возраста, может, из-за проблем со здоровьем, возможно, были и иные причины. Так же, как и не прилетела тогда в Москву. Правда, по некоторым данным, Мадмуазель якобы тайно все-таки приезжала на тот показ и даже одевала моделей за кулисами. Но это, скорее, лишь домысел – закулисные кадры подготовки моделей к тому показу сохранились, их можно посмотреть. А помогал моделям готовиться к выходу молодой тогда советский модельер Вячеслав Зайцев. Этот показ, по его признанию в одном из интервью, перевернул его представление о создании одежды: «Для меня Шанель в первую очередь является ренессансом ХХ века»[2].
Пшеница – еще один символ Шанель. Охапку пшеничных колосьев привезли для кутюрье в подарок из Москвы в Париж ее манекенщицы. Обожаемые ею букеты золотистых колосьев – одно из трепетных детских воспоминаний Габриэль – и по сей день стоят в разных бутиках Chanel
Но вот то, что девушки-манекенщицы привезли из Москвы в Париж охапку пшеницы в подарок Шанель – абсолютная правда. Пшеничные колосья, уставленные в огромную вазу в апартаментах кутюрье на улице Камбон, 31, были и остаются одним из символов Шанель. Корни этой символики нужно искать тоже в детских годах Габриэль, в ее воспоминаниях о прогулках с отцом по пшеничному полю, когда он приговаривал, ведя маленькую Габриэль за руку: «Добрая пшеница…» А потом отправил ее в детский приют и больше никогда не видел ее, а она его. Это детское отчаяние, которое она так и не смогла простить отцу, хотя так, вероятно, и не перестала любить его, на протяжении всей ее жизни отражалось в ее любви к колосьям – ими были всегда декорированы ее дома и бутики.
Единственная имевшаяся у нее картина – несмотря на то, что она была знакома со многими художниками, предлагавшими писать ее портреты, – это небольшое полотно авторства Сальвадора Дали, они дружили. На глубоком темном фоне изображен золотистый одинокий хрупкий колосок. Именно такою Шанель представлял себе великий художник-сюрреалист. Картина до сих пор украшает одну из стен апартаментов Шанель на улице Камбон.
Возвращаясь к показу осенне-зимней коллекции в Москве, стоит еще раз упомянуть, что это был чуть ли не единственный показ Chanel, который прошел не в стенах ее главного бутика на улице Камбон, в том самом салоне на первом этаже со знаменитой лестницей в зеркалах. Из года в год, в феврале и сентябре, 5 числа, Шанель именно там, на первом этаже своего главного бутика в Париже, показывала новые коллекции респектабельной публике. Без музыки и лишней театральности (Шанель не признавала всей этой шумихи в показах) манекенщицы просто проходили меж рядов, где на французских стульчиках соседствовали гранд-дамы модной журналистики, аристократки, парижские светские модницы и американские миллионеры. Девушки несли в руках маленькие таблички с порядковым номером данной модели в каталоге. И уже после показа клиенты выбирали понравившуюся модель по этому номеру, чтобы заказать ее изготовление.
Показ в Москве практически не отличался от парижского. Костюмы, двухцветные туфельки, таблички с номерами, парижские манекенщицы. Правда, масштаб зрительного зала не такой камерный, как на улице Камбон – огромный стадион «Лужники» с десятками тысяч зрителей. Но ведь Россия всегда славилась размахом…