Начало
Отношения с албанскими властями у белоэмигрантов развивались с самого начала непросто. В Албании еще хорошо помнили Русско-турецкую войну 1877–1878 гг., когда войска Российской империи неоднократно обращали в бегство арнаутские отряды, посланные Тираной в помощь туркам.
Иными словами, русских в этой стране за дружбу с сербами, мягко говоря, не любили, а за службу в погранохране Сербии, когда на «дырявую» границу вышли тысячи закаленных в многолетних боях белогвардейцев, прямо-таки возненавидели.
И было отчего: негодяи-эмигранты лишили албанцев выгодного и ранее почти безопасного для них бизнеса в виде нападения на приграничные сербские деревни[506].
До 1924 г. русские эмигранты далеко обходили эту страну: тогда, как, впрочем, и сейчас, это было самое отсталое государство Европы. Например, в Албании к тому времени сохранилось рабовладение. Так, албанскому королю принадлежало несколько тысяч человек из местного племени матьян, и он был крупнейшим рабовладельцем в стране.
В начале ХХ века Албанией управляли так называемые «регенты», но правление их было больше номинальным, чем реальным. Главным образом жили они за границей и интересовались только получением жалования, предоставив всю полноту власти в стране премьер-министрам[507].
Такой пост одно время после Первой мировой войны занимал видный аристократ Ахмет-бей Зогу. Он довольно неплохо жил еще при турках, поскольку турецкий султан назначил его отца наместником Албании. По существовавшему тогда в Османской империи правилу семьи турецких ставленников во избежание интриг и мятежей отправлялись в Турцию заложниками. И пока сам наместник правил провинцией, они жили в большой роскоши при дворе султана в Стамбуле[508].
Между тем поражения Турции в войнах конца XIX – начала XX веков от России и балканских государств вызвали брожения в еще остающихся под ее контролем землях. В результате в 1911 г. Албания объявила о своей независимости. Оставшись без турецкой опеки, Ахмет-бей поспешил объявить себя королем.
Однако местная знать тоже хотела воспользоваться плодами упадка Турции и изменением расклада сил в Европе. И удар по монарху был нанесен оттуда, откуда он меньше всего его ожидал – со стороны православного епископа Корчи Фаноли. Путем интриг «батюшка» занял его место, а Ахмет-бей стал эмигрантом в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев (КСХС)[509].
Однако, как и его предшественники, епископ не производил реформ, занявшись несвойственными святому отцу делами. Вместо модернизации средневековых албанских порядков он ударился в большую политику, выступив проводником коммунистического влияния в этой стране. И благодаря Фаноли к концу 1924 г. коммунисты свили в Албании прочное гнездо. Но, как известно, власть, не проводящая давно назревших реформ, обречена на серьезные неприятности, которые не замедлили проявиться.
Наличие «красной угрозы» в соседней Албании и предопределило то, что русским пришлось в скором времени принять в албанских событиях самое непосредственное участие.
В то время в Тиране находилась советская миссия, которую возглавил Краковецкий, бывший военный министр эсеровского Временного Правительства Автономной Сибири 1918 г., а теперь видный чекист из Иностранного Отдела ГПУ[510].
Однако чувства меры ему явно недоставало. Вместо того чтобы сидеть «тише воды, ниже травы» и, не привлекая к своей персоне лишнего внимания, делать свое дело, он громогласно объявил целью своей миссии установить в Албании коммунистический режим и сделать Тирану центром большевизма на Балканах. Отсюда он планировал осуществить «экспорт революции» в соседние страны.
Но в результате он сильно подставил политиканствующего батюшку: эти действия здорово сыграли на руку Ахмет-бею, не преминувшему воспользоваться появлением «красной угрозы» для восстановления своей власти над страной.
Белоэмигрантская пресса сообщала, что «…в Албании с полгода держалось правительство Фаноли, которое начало дружить с московскими комиссарами, признав их власть в России. При этом, как водится, туда потекли московские деньги и коммунистическая пропаганда, причем в Москве решили устроить из Албании место, откуда удобно готовить революцию в соседних странах…[511]
Ахмет-бей сразу же заявил, что, как патриот и националист, не может спокойно смотреть на то, как Албания идет к гибели. К нему стали стекаться все недовольные политикой «красного попа».
Из них 300 человек были бывшими рабами, которые пошли драться за своего господина. Другие же, вероятно, верили легенде Зогу, выдававшего себя за потомка Александра Македонского, и многие из них готовы были идти не за Фаноли, сменившим служение Богу на дружбу с богоборческой властью, а за королем. Кроме того, к свергнутому монарху были готовы примкнуть немало албанцев, которым надоели эксперименты «красного пастыря»[512].
Ощущая за своей спиной поддержку соседних государств, в первую очередь Италии и Сербии, недовольных появлением у себя под боком очага коммунистической опасности, Ахмет-бей стал готовиться к интервенции. Сербы предоставили для формирования его войск свою территорию, а итальянцы оплачивали подготовку к «Албанскому походу». Особое внимание уделялось формированию отрядов итальянских и русских наемников.
Наличие в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев тысяч неустроенных военных профессионалов из России стало для албанского короля настоящей находкой. Сербские спецслужбы предложили ему свою помощь в поиске подходящих кандидатов. Единственным условием было то, что командовать ими должен был офицер армии КСХС.
Местные «рыцари плаща и кинжала» тут же определили достойного командира, которому и предстояло организовать весьма деликатную миссию по свержению в Албании просоветского правительства «красного епископа» Фаноли[513].
Им, как ни странно, стал полковник русской службы Николай Миклашевский, занимавший тогда высокий пост в сербской армии. Этому офицеру всю жизнь улыбалась удача. Еще во время Первой мировой войны он провел очень удачную операцию на Македонском фронте, и сербы наградили участвовавших в ней русских офицеров. Наши соотечественники не знали значения сербских наград, и Миклашевскому, который должен был получить меньший по значимости местный орден Андрея Первозванного, по ошибке дали высшую сербскую награду – Карагеоргиеву звезду. Старшие по чину русские офицеры полагали, что сербские ордена Андрея Первозванного являются аналогом соответствующей знака отличия в России и забрали их себе.
Миклашевскому же дали то, что осталось – Карагеоргиеву звезду. Таким образом, будучи младшим офицером, он неожиданно «обогнал по чину» и наградам своих начальников. Тогда молодой офицер еще и сам не знал истинную цену полученной им награды[514].
Истина открылась уже после Гражданской войны в России, когда он очутился в братской Сербии. Тогда, несмотря на в основном теплое отношение к белоэмигрантам со стороны местного населения, многие русские не могли здесь нормально устроиться и хватались буквально за любую работу.
Некоторое время подобная проблема была и у Миклашевского. Однако как-то он попал на прием к сербским офицерам, которые, увидев среди наград на его груди Карагеоргиеву звезду, проявили к нему необычайное почтение. Тогда-то и открылась прежняя фронтовая ошибка.
Но главное ожидало его впереди. Бывший на приеме седой генерал-серб почему-то представлял его прибывающим гостям как «русского и сербского полковника». На свой вопрос, что все это значит, Миклашевский получил ответ, что Карагеоргиева звезда автоматически дает ему тот чин, который он имел в русской армии. И не успел он еще опомниться и осознать свое счастье, как уже был зачислен полковником вооруженных сил КСХС[515].
Местные спецслужбисты предложили ему продолжить борьбу против коммунистов в Албании и возглавить белогвардейский экспедиционный отряд. Учитывая его авторитет среди русских, это был очень правильный выбор.
Они организовали его встречу с албанским королем, который дал ему на вербовку наемников огромную сумму в золотых монетах, французских «наполеонах». Прошло буквально несколько дней – и Русский отряд был готов. В него вошли батарея горных пушек и пулеметный дивизион. Бедствовавшие русские живо откликнулись на призыв Миклашевского в очередной раз схватиться со старым врагом, да еще и подзаработать на этом денег.
Удивляться тому, что люди так легко записывались в поход, где их, возможно, ждала смерть, не приходится. Например, участнику Албанского похода 1924 г. офицеру Сукачеву пришлось до этого поработать пограничником, истопником, предпринимателем, рабочим и садовником.
Однако все попытки надежного устройства в мирной жизни за границей оканчивались для него неудачно. Так, решив стать садовником, он высадил в саду Женской медицинской академии в Белграде вместо тополей калину, за что и был уволен[516].
Многие русские офицеры также не смогли адаптироваться к условиям гражданской жизни в другой стране. Поэтому Албанская авантюра стала для некоторых наших соотечественников настоящим спасением.
Впрочем, первая попытка Миклашевского навербовать русских наемников с треском провалилась. Он опрометчиво предложил вступить в отряд первым попавшимся ему в Белграде казачьему войсковому старшине и полковнику регулярной российской армии, выдав им 300 золотых в обмен на обещание привести «казачью сотню»[517].
Долго и безуспешно ждал Миклашевский казаков, но те так и не появились. Правда, вскоре он получил от неудавшихся наемников открытку с любезным посланием, в котором те сердечно благодарили его за оказанную «финансовую помощь». Однако, вероятно, потом они кусали локти, вспоминая, как сами же обманули свою судьбу, но потерянного уже было не вернуть…
Эта неудача не обескуражила Миклашевского. Он продолжил ходить по белградским улицам, предлагая вступить в отряд встречавшимся ему русским. Такое предложение поступило и Сукачеву, когда он сидел в кафе, тратя последние деньги и предаваясь грустным размышлениям о «неудавшейся жизни».
Тот схватился за это предложение, как утопающий хватается за соломинку, и они стали вербовать наемников вместе. За день они набрали в отряд 108 (по другим данным – 102) человек, которые вскоре прибыли в Скопле, место сосредоточения сил антикоммунистической албанской экспедиции.
Среди них оказались известные личности вроде видного представителя черкесов полковника Кучук Улагая, прославившегося в годы гражданской войны. Гордый джигит тогда трудился простым рабочим на фабрике по производству металлических изделий.
К тому времени однообразная и малооплачиваемая работа по выдавливанию и покраске железных абажуров ему уже изрядно надоела. Кучук Улагай привел в отряд еще несколько человек, в том числе полковника Коноплева, ротмистра Красенского и четырех черкесов[518].
10 декабря 1924 г. русские наемники стали сосредотачиваться в пограничном городе Дебари, где уже находились силы албанцев-монархистов. Сюда же 15 декабря прибыла группа киевских гусар известного в эмиграции полковника Берестовского. Они составили большую часть Русского отряда[519].
Албанский король спешил с началом похода, и потому отряд сформировали всего за один день. Перед его началом русские наемники «официально» стали албанскими военнослужащими. Так, начальник отряда Миклашевский стал майором. Четыре других старших русских офицера – Барбович (однофамилец известного белогвардейского комкора), Берестовскипй, Кучук Улагай и Русинов стали капитанами 1-го ранга (полковниками). Все они заняли высшие командные посты в отряде.
Берестовский, причисленный к албанскому Генеральному штабу, стал помощником Миклашевского; Русинов – начальником штаба; Барбович – командиром артиллерийской батареи; Кучук Улагай – начальником пулеметной команды. Кроме них, в наемники записались еще десять офицеров.
Основную ставку в предстоящей операции король сделал на русских. Об этом говорит тот факт, что личный состав почти всех технических частей его армии, артиллерии и пулеметной команды состоял из наших соотечественников. Всего же под командой короля было около тысячи человек[520].
Войска противника превосходили эти силы во много раз. При таком раскладе Албанский поход казался обреченной на неудачу авантюрой. Тем более, что вооружение монархистов также оставляло желать лучшего: в единственной русской батарее было четыре устаревших орудия, бронзовых австрийских «горнушки» времен ранней юности императора Франца Иосифа (первая половина XIX века). Недостаток ощущался и в пулеметах: на всю «армию» их было всего восемь и все – малознакомые русским итальянские «Фиаты»[521].
Однако выбирать не приходилось. Оставалось надеяться, что коммунисты не успели вооружить противников короля более современным оружием и как следует их организовать.
В ночь с 16 на 17 декабря 1924 г. монархисты перешли границу и вступили в Албанию. Почти сразу они вступили в бой с противником. К утру 17 декабря передовой королевский отряд одержал свой первый успех. Для его развития в бой бросили русских наемников. Перейдя 17 декабря в 15 часов границу недалеко от города Пешкопея и заняв район Резан-Брата-Клобуциста, они выполнили поставленную задачу[522].
Начало было весьма успешным: монархисты закрепились на севере страны, усилившись за счет перешедших на их сторону бойцов албанской погранохраны и перебежчиков из других подразделений Фаноли.
Однако противник готовился к контрудару и сосредотачивал свои главные силы на подступах к городу Пешкопея. Не считая резервов, у коммунистов было свыше тысячи человек пехотинцев и кавалеристов при двух орудиях и нескольких пулеметах. Штаб обороны находился в самой Пешкопее. Командовал этими силами капитан 1-го класса Али Реза, а гражданская власть принадлежала эмиссару Фаноли – Элегу Юсуфу[523].
Утром 17 декабря албанский король приказал своим войскам перейти в наступление и взять Пешкопею. Оно началось на правом фланге атакой деревни Посети (Паести или Покести) албанскими добровольцами-пехотинцами при поддержке четырех пулеметов Русского отряда капитана 1-го класса Кучук Улагая[524].
Основная часть Русского отряда действовала в центре и развивала наступление от деревни Блато на Пешкопею по шоссе Дебар-Пешкопея. Отряд итальянского майора Гильярди, усиленный двумя орудиями поручика Шевцова, наступал на левом фланге.
Противник оказал упорное сопротивление, используя для обороны преимущества сильно пересеченной местности. Однако русские пулеметчики и артиллеристы буквально сметали «коммунистов».
Особенно отважно действовала батарея Барбовича, смело бившая по врагу с открытой позиции, которую она заняла, невзирая на сильный огонь противника. При этом русских артиллеристов не смущали вражеские пули, непрерывно щелкавшие по орудийным щитам, в любой момент способные ранить или убить их[525].
Однако в итоге «коммунисты» не выдержали и в панике бежали, очистив весь прилегающий к Покести район.
Успех на правом фланге стал сигналом к переходу в наступление по всему фронту. «Армия» короля продвинулась до линии Сапко-Гроздани-Попмарза, где была остановлена сторонниками Фаноли, оказавшими ей сильное сопротивление, после чего «красные» контратаковали монархистов в центре.
Под давлением превосходящих сил противника передовые цепи войск короля стали отступать. Тогда капитан 1-го класса Берестовский для подъема их духа взял в руки винтовку и на глазах у всех пошел в самое горячее место боя, увлекая за собой отходящих[526].
Произошел встречный бой. Неизвестно, чем бы он закончился, если бы русские не выдвинули вперед цепей пулеметы капитана 2-го класса Сукуренко, которые, невзирая на отсутствие маскировки, под выстрелами противниками, открыли уничтожающий огонь в упор.
Вражеская пехота расстроилась и смешалась, а появление батареи Барбовича, метким огнем рассеявшей подходившие вражеские резервы, окончательно повернуло дело в пользу монархистов.
По старой доброй традиции артиллерии «цветных частей» они подъезжали к вражеским цепям на расстояние ружейного выстрела и открывали уничтожающий огонь. «Красные», не выдержав их меткого огня, в панике бежали.
Войска короля их преследовали. Вел их все тот же Берестовский, который настолько увлекся боем, что лично бежал с винтовкой наперевес за удирающими албанцами до самой Пешкопеи[527].
На окраине города у деревни Корацика «красные» с помощью последних резервов снова пытались задержать наступление роялистов, но, не выдержав в очередной раз меткого русского артиллерийского огня, стали поспешно отходить в город.
В это время «монархисты» энергично наступали по всему фронту, занимая район за районом. Успеху продвижения содействовала заранее установленная система сигналов: захватывая тот или иной рубеж, сторонники короля тут же зажигали костры, а русские артиллеристы переносили огонь туда, где их еще не было, вынуждая противника бросать занимаемые им позиции.
Однако в это время «красные» подтянули в эпицентр боя орудия и пулеметы, встретив наступающих монархистов свинцовым ливнем.
Особенно сильное сопротивление оказали коммунисты у высоты Кулой, на которой располагалась одноименная деревня. Тогда Берестовский перебросил в передовые цепи четыре пулемета с русскими рассчетами капитанов 2-го класса Сукачева и Сукуренко. Своим губительным огнем они сорвали контратаку противника, начавшего отходить в свои окопы по берегу реки Пешкопея[528].
Видя это, командир Русского отряда Миклашевский выдвинул вперед все восемь пулеметов, рассеявших отступающих «красных». Под прикрытием их огня албанские пехотинцы-монархисты вплотную подошли к вражеским окопам.
Белогвардейцев и их албанских подопечных не смогли остановить даже современные дальнобойные пушки врага, с помощью которых они пытались держать батарею монархистов на расстоянии.
Однако «красные» проявили упорство и не хотели отдавать города. Видя, что цепи сторонников короля сильно растянулись по фронту, они бросили в контратаку свои последние силы.
В этот момент оказавшиеся впереди русские пулеметчики попали в критическое положение: королевская пехота не успела подойти, и им пришлось отбиваться в одиночку. Однако они не дрогнули и открыли по наступающему врагу беспощадный огонь.
Сторонники Фаноли не выдержали и побежали, а артиллерия Барбовича усилила «русский эффект», меткими залпами вызывая у противника панику и обращая его в бегство там, где он только что оказывал яростное сопротивление[529].
Преследуя врага, русские наемники ворвались в Пешкопею. И снова первым был неутомимый капитан 1-го класса Берестовский. Его порыв был настолько стремительным, что монархистам удалось окружить и пленить целый батальон «красных» во главе с самим командующим пешкопейской группы Али Реза[530].
Он только что прибыл на помощь сторонникам Фаноли и готовился вступить в бой, но был застигнут врасплох в казармах. Неожиданно для себя оказавшись в капкане, батальон в полном составе сдался русским, обложившим его в считаные минуты и угрожавшим «разметать коммунистов» орудийным огнем.
Бой затихал. Сопротивление оказывала только небольшая часть бежавших за город сторонников Фаноли, которая продолжала редким огнем беспокоить входящих в Пешкопею монархистов. Остальные сдались. К ночи сопротивление «красных» в Пешкопее было подавлено.
Среди сдавшихся сторонников «красного попа», кроме самого командующего, оказались пять офицеров, 400 солдат регулярной пехоты, а также большое число добровольцев, сторонников Фаноли и коммунистов.
Русские наемники и албанские сторонники короля захватили богатые трофеи: современное горное орудие, четыре новеньких пулемета, три миномета, два французских автомата (автоматических ружья), сотни винтовок и много боеприпасов. Правитель района, Элег Юсуф, погиб в ходе уличных боев[531].
Сразу после занятия города белогвардейцы выломали ворота тюрьмы Пешкопеи и освободили томящихся там противников режима Фаноли. При этом на главной городской площади они заметили две виселицы, «приготовленные к работе».
Выяснилось, что на них сторонники Фаноли планировали после разгрома монархистов (в чем они не сомневались) вешать пленных. На одной виселице должны были висеть албанцы-роялисты, а на другой – русские наемники[532].
Но, видимо, Краковецкий и другие находившиеся тогда в Албании чекисты не донесли до них русскую пословицу, гласящую «поспешишь – людей насмешишь».
При подведении итогов данного сражения видно невооруженным глазом, что главную роль в нем сыграли русские наемники: личное участие в атаке капитана 1-го класса Берестовского и лихие действия артиллеристов и пулеметчиков.
Удачному наступлению на Пешкопею способствовали и действия итальянского отряда майора Гильярди, продвигавшегося без связи с главными силами монархистов в трудной для наступления сильно пересеченной лесистой местности[533].
Его движение сильно замедляла и «тяжелая» русская «полубатарея», которая, впрочем, доказала свою необходимость в бою у деревни Заград. Благодаря ее меткому огню противник был сбит с заранее оборудованных позиций.
Поскольку местность располагала для организации засад, а также окружению отряда, Гильярди действовал очень осторожно и поэтому опоздал ко времени решающего штурма города, войдя в него лишь на другой день, 18 декабря.
И хотя этот отряд и не участвовал в штурме Пешкопеи, все же он сковал значительные силы противника, в том числе и резервы, не дав им выйти из города для поддержания контратаки сторонников Фаноли против подошедших монархистов. Таким образом, он неплохо сыграл отведенную ему отвлекающую роль. По отзывам командования, свою задачу отряд Гильярди и русские добровольцы, находившиеся при нем, выполнили «блестяще».
Гильярди заслуживает особого рассказа, поскольку жизнь этого авантюриста является готовым образцом для написания приключенческих романов и фильмов современности.
До Первой мировой войны он был офицером австро-венгерской армии, а его брат был известным политическим деятелем, вызывавшим ненависть революционеров. Во время организованного ими покушения против последнего погибла мать Гильярди.
В те времена в Европе революционеры были «в моде», и суд оправдал убийцу. Офицер Гильярди, тут же, во время судебного заседания, «восстановил справедливость», застрелив его. Воспользовавшись начавшейся при этом суматохой, он бежал и пробрался из Австро-Венгрии в Албанию, где поступил на военную службу и участвовал в 18 столкновениях с сербами. И это был далеко не весь его «послужной список» – вся его жизнь с этого момента была накрепко связана с авантюрами[534].
Но хотя успех сражения за Пешкопею был полным, а потери монархистов ничтожными, чины Русского отряда, располагаясь на ночлег, приняли необходимые меры предосторожности. Они заняли городскую цитадель, согнали туда пленных и сложили взятые трофеи подальше от недавних врагов.
Утром 18 декабря в Пешкопею в сопровождении свиты прибыл сам албанский король. Он принимал парад верных ему частей. Жители города и соседних деревень толпами стекались туда, чтобы приветствовать своего короля и русских изгнанников, помогающих ему восстановить законную власть в стране.
Первым по праву проследовал Русский отряд как основная ударная сила монарха. От выстроенных на плацу войск к королю подъехал на коне его командир, Миклашевский, рапортовавший о разгроме сторонников «красного попа».
Примечательно, что парад фактически проходил по русским правилам, а король объезжал выстроенные части под громовое русское «ура».
Тогда еще никто не знал, что это было первое, но далеко не последнее торжество русских наемников на албанской земле.
Разгром сил Фаноли в Пешкопее вызвал брожение в его армии, которую также сильно ослабило восстание, поднятое полковником албанской армии Цена-бей Криузиу. Он подчинился королю, и на 18 декабря 1924 г. его силы контролировали города Лукуллу и Кукос. Вскоре они присоединились к армии короля[535].
Однако враг еще не был сломлен, и после взятия Пешкопеи предстояло взять албанскую столицу Тирана. Наступление началось почти без отдыха 18 декабря ограниченными силами албанских монархистов, которым 20 декабря пришли на помощь русские и итальянские наемники Миклашевского и Гильярди.
Причем за весь день 20 декабря 1924 г. Русский отряд, совершив два перехода в направлении Тираны, не встретил никакого сопротивления. Тут и там белогвардейцы видели свежевырытые и брошенные противником окопы, что говорило о его деморализации[536].
После разгрома под Пешкопеей «коммунисты» без боя отходили к своей столице. Важную роль в их разложении сыграло присутствие среди королевских войск русских офицеров и солдат. Народная молва разнесла слух, будто за короля «из Сербии выступила многотысячная русская армия».
Среди албанских «красных» после полученного урока под Пешкопеей появились даже свидетели непобедимости россиян. Кое-кто из них даже уверял, что лично видел, как их не берут ни пули, ни снаряды.
Не случайно, что «когда русские и албанские войска Ахмет-бея Зогу начали успешное наступление на Тирану, Фаноли, чтобы избежать краха, решил выслать советскую делегацию из страны…»[537].
Однако было уже слишком поздно.
Продвижению белогвардейцев к Тиране хорошо помогал своими советами и указаниями Гильярди, отлично знавший албанскую местность и особенности поведения местного населения.
Беспрепятственное движение монархистов продолжалось до 21 декабря. Тогда русские участники похода заметили, что по мере их продвижения к столице противник начал усиливать сопротивление. Первый серьезный после Пешкопеи бой произошел на подступах к селу Лис.
Однако все попытки Фаноли остановить напор русских кончились неудачей. В этом бою противник только пленными потерял двух офицеров и 150 солдат-пехотинцев, и после каждого нового разгрома «красных» албанцев их боевой дух падал все ниже, а новые победы над ними белогвардейцам давались все легче[538].
О том, каким было тогда влияние русских наемников, свидетельствует следующий факт: в ночь с 21 на 22 декабря Русский отряд выполнял почетную миссию по охране короля в деревне Секисте, где он остановился на ночлег.
За 22 декабря 1924 г. его бойцы проделали оттуда путь до деревни Бургажеп, где и заночевали. Из-за сильно пересеченной местности этот поход был очень тяжелым, особенно для артиллеристов, вынужденных нередко подталкивать на очень плохой дороге свои тяжелые орудия и повозки с боеприпасами. Их вдохновляло то, что албанская столица была совсем близко[539].
Серьезный бой ожидался на удобном для организации обороны перевале Гафа-Мурисес, за которым и располагалась Тирана. Этот проход противники короля использовали как естественный природный оборонительный рубеж, плотно загородив его сильными пехотными частями с пулеметами и артиллерией. При этом даже опытным русским военным при взгляде на укрепления коммунистов казалось сомнительным, что их удастся взять. Однако у короля был козырь, о котором почти никто не знал.
23 декабря русские наемники заняли деревню Керудже и подошли к перевалу Гафа-Мурисес. Сражение за столицу началось. И пока главные силы короля устраивали «демонстрацию» атаки перевала в лоб, находившиеся на его стороне местные горцы влезли по казавшимися неприступными скалам и вышли во фланг противнику.
Не ожидавшие удара «красные» бежали, оставив армии короля множество пленных и трофеев, в том числе орудия. После этого албанский монарх в очередной раз ночевал под защитой русских наемников в деревне Керуджа.
24 декабря Русский отряд без боя занял село Гурибар, последний населенный пункт на пути перед Тираной, после чего 26 декабря торжественно вошел в албанскую столицу[540].
Участники похода вспоминали, что, «дойдя до горы Дайти, возвышающейся над Тираной, мы увидели, как четыре парохода отплывали из «дурацкого» порта (то есть порта города Дураццо). Это епископ Фаноли, его приверженцы и советская миссия покидали Албанию…».
Белоэмигрантская пресса также сообщала, что «После бегства Фаноли якобы нашли документы о крупной взятке для него из Москвы»[541].
Впрочем, белоэмигрант Николай Нелидов писал в своих «Албанских впечатлениях», что «…Фаноли и его сторонники еще 26 декабря 1924 г., накануне занятия Тираны Русским отрядом, захватив, как полагается, все золото из казначейства, бежали в Италию, вскоре очутившись в Москве.
А товарищ Краковецкий пробыл в Албании еще три дня и тоже бежал. Перед отъездом к нему в номер пришел хозяин отеля с просьбой оплатить счет. От страха товарищ Краковецкий никак не мог найти бумажник и открыл один из своих сундуков, откуда и достал деньги.
Хозяин отеля обомлел, увидев, что сундук был полон купюрами по тысяче лир каждая. Я лично слышал все это от него»[542].
Можно представить, какие чувства испытывали при этом белогвардейцы, видя уходящие советские корабли, и как они вспоминали, что четыре года назад они сами уходили из Крыма, как тогда казалось, в никуда… Но благодаря русским в истории Албании открылась новая страница истории.
С бегством «красного» руководства из страны вся Албания признала власть Ахмет-бея. Для разгрома «коммунистов» потребовалась всего лишь неделя.
Русские в Албании после краха «красного попа»
Тирана встретила Русский отряд торжественными маршами военного оркестра. Улицы города были разукрашены флагами, народ вышел встречать своего короля и радостно приветствовал русских освободителей. Со всех сторон раздавалось «Рофт!» («ура». – Алб.)
Русский отряд прибыл к королевскому дворцу и выстроился на парад. Однако Ахмет-бей не стал приветствовать русских, которым он был обязан своей победой, за все их труды и жертвы, сославшись на важные государственные дела. За него это сделал главнокомандующий, полковник Цен-бей Криузиу, от имени короля передавший им «глубокую благодарность» за проделанную ими работу[543].
Примечательно, что в момент окончательного разгрома войск «красного епископа» командующий белогвардейскими войсками генерал Врангель выпустил секретную информационную записку[544], в которой он выразил свое резко отрицательное отношение к участию своих подчиненных в албанских событиях:
«31 декабря 1924 г. Совершенно секретно
№ 1573/п генералу от инфантерии Экк
г. Сремски Карловцы генерал-лейтенанту Абрамову
генерал-лейтенанту Барбовичу
генерал-майору Зборовскому
генерал-лейтенанту Кондзеровскому
полковнику Базаревичу
До сведения моего дошло, что, в связи с происходящей в Албании гражданской войной, производится вербовка добровольцев в ряды борющихся сторон и что некоторые чины армии получили предложения записаться в ряды сражающихся.
Вновь подтверждаю, что участие русских как в борьбе государств между собой на той или на другой стороне, так и в гражданской борьбе в какой-либо стране совершенно недопустимо, ибо оно неизбежно отразится на русской эмиграции и осложнит и без того тяжелое положение ее, а кроме того, может привести и к пролитию русской крови русскими же, притом за совершенно чуждые интересы.
Приказываю: в случае, если какой-либо из чинов воинских частей или офицерских и воинских организаций позволит себе нарушить указанное воспрещение, немедленно представлять мне ходатайство об увольнении виновного от службы в дисциплинарном порядке».
В скором времени представитель высшего командования Белой армии в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев сообщил относительно участия местных белогвардейцев в боевых действиях в Албании следующее:
«Венский корреспондент «Chicago Tribune» сообщает, что среди албанских повстанцев видную роль играли так называемые врангелевские войска, которые были переодеты в албанцев. По словам корреспондента, об этом говорил в Вене нынешний глава албанского правительства Ахмед Зогу, сообщивший, что деньги на экспедицию были даны правительствами Югославии и Италии…
Я должен удостоверить, что участие одиночек и целых групп русских офицеров в албанских событиях – горькая истина. В Скопле и Дебре собиралась русская военная молодежь, шли и полковники, и даже инженеры. Причем гнала их туда не только нужда, и привлекало не только золото Ахмед-Зогу. В Тиране сидел советский представитель Краковецкий, и борьба с правительством Фаноли окрашивалась в глазах многих офицеров в цвет «борьбы с большевизмом». Суть вооруженного вмешательства за деньги во внутренние дела чужого народа от этого, конечно, не меняется. П.М.[545]».
Свое пребывание в албанской армии после взятия Тираны сами участники похода описывали так: «Довольно долго наш отряд ничем другим, кроме пожинания лавров победителей, не занимался. Расквартировали нас в большом доме, коридоры которого через несколько недель оказались настолько заставленными пустыми водочными бутылками, что пройти по ним было непростой задачей…»[546]
Русские наемники в политических делах Албании
Вскоре после разгрома Фаноли монарх Италии Виктор Эммануил III провозгласил Ахмет-бея королем Албании Зогу I[547].
Однако желанной короной Искандер-бея, правителя исторической Великой Албании, владения которого значительно превосходили по размерам ту страну, которой правил он, ему воспользоваться не удалось. Венский музей, где она хранилась, отказался продать эту историческую реликвию.
Впрочем, в такой роли президента Ахмет-бею пришлось находиться недолго. Оказалось, что борьба за власть здесь еще не окончена. Ахмет-бею было необходимо закрепить результаты своей победы в Конституции, и он лихорадочно готовился к важным изменениям в стране. Понимая, что абсолютная монархия в европейских условиях ХХ века уже невозможна, он решил провести выборы в местный парламент – Учредительное Собрание, чтобы стать легитимным для соседних государств правителем.
И здесь русские наемники снова очень сильно помогли ему. Тогда под рукой короля оставался только Русский отряд, поскольку албанские добровольцы были распущены по домам, и иностранные наемники оставались единственным подразделением, на которое он мог безоговорочно опереться при проведении радикальных реформ.
На время выборов монарх приказал русским кондотьерам находиться в полной боевой готовности перед зданием парламента, депутаты которого должны были под «диктовку» утвердить его на троне. Белогвардейцы должны были пресечь возможные выступления его политических противников в столице.
Сам король в это время находился в своей личной резиденции и ожидал от парламента решения собственной участи. По его предложению, депутаты должны были рассмотреть вопрос о модернизации государственного устройства, сводящейся к отмене системы регентства и переходу к республиканской форме правления.
При этом сам король рассчитывал стать первым албанским президентом. Ахмет-бею Зогу было важно одновременно показать Европе, что он – либерал, готовый при необходимости уйти в отставку, поставив этот вопрос в зависимость от воли народа[548].
На время рассмотрения законопроектов русские наемники должны были «охранять парламент от посягательств извне». И в случае неблагоприятного развития событий они должны были силой заставить парламент принять волю албанского монарха и таким образом совершить в его пользу государственный переворот.
Король опасался разных «неожиданностей», и в случае упрямства депутатов или «непонимания ими политического момента» он приказал русским наемникам дать по парламенту залп и заставить его изменить свое решение. Впрочем, само присутствие «русских штыков» должно было заставить Учредительное Собрание быть более сговорчивым.
В тот день, когда депутаты собрались на голосование, отряд Миклашевского ожидал появления на балконе парламента доверенного лица Ахмет-бея. Этот человек должен был подать им условный сигнал о ходе рассмотрения королевских предложений. Если депутаты одобряли предложения Зогу, он должен был махнуть с балкона белым платком, а если нет – быстро прибежать к командиру Русского отряда.
Но эти предосторожности оказались лишними: голосование, проходившее под наведенными на здание парламента русскими орудиями, было предопределено стать успешным для короля. Все прошло успешно – желающих погибать среди депутатов не нашлось, и Зогу стал первым албанским президентом[549].
При этом сами белогвардейцы, горячо поддерживавшие «сильную власть», салютовали новоявленному президенту, фактически пришедшему к власти на их штыках, из всех стволов. Под аккомпанемент оружейного салюта король-президент прибыл в парламент, чтобы окончательно закрепить на бумаге свои достижения.
Таким образом, белогвардейцы в очередной раз сыграли важнейшую роль в истории страны, обеспечив принятие нужной королю Конституции.
Как бы там ни было, благодаря горстке русских изгнанников к власти в Албании пришел человек, решительно развернувший ее на 180 градусов.
По свидетельству современников, официальное время его правления с января 1925 по апрель 1939 г. (до начала оккупации этой страны Италией) было самым блестящим и счастливым для нее за весь ХХ век.
При этом король-президент никогда не забывал, кому обязан он лично и вся его страна такому историческому повороту, и всегда щедрой рукой одаривал русских участников Албанского похода, а также на первых порах пытался привлечь дополнительное число русских в свои силовые структуры.
Но хотя, как известно, «победителей не судят», действия русских наемников в Албании были встречены белогвардейским командованием с большим раздражением. Так, генерал Врангель 17 января 1925 г. издал такой приказ: «По полученным мной сведениям, в настоящее время нашим офицерам предлагают поступить в жандармерию, формируемую в Албании. Имея в виду, что 1) Албания является пограничной с государством, давшем нам приют; 2) что в Албании не прекращаются внутренние волнения, вплоть до гражданской войны, в которой сталкиваются интересы нескольких держав, категорически воспрещаю господам офицерам и вообще всем чинам, входящим в состав армии или военных организаций, принимать подобного рода предложения. В случае нарушения какого-либо из этих запрещений, приказываю немедленно представлять мне об увольнении виновного от службы в дисциплинарном порядке»[550].
Возможно, Врангель и прочие генералы просто не имели всей полноты информации и отреагировали на участие русских в Албанском походе не совсем адекватно. Впрочем, тут они остались верны «принципам 1921 и 1923 гг.», когда личному составу Белой армии официально запрещалось участвовать в конфликтах зарубежья.
Причина подобной реакции состояла в том, что белогвардейское командование просто опасалось распыления своих подчиненных по разным странам и континентам, еще не утратив иллюзий на «весенний поход» против Советской России.
Однако белогвардейские участники Албанского похода этого распоряжения «не услышали». В том числе и потому, что Врангель и его генералы уже не могли предоставить ожидаемый ими заработок.
Тем более что для русских наемников вскоре нашлось достойное занятие и после выборов: сразу после принятия парламентом «нужной» Конституции их послали в горы для разоружения населения.
Особенно активно в этом участвовала русская пулеметная команда. Оружия кругом было очень много: например, только во время обыска одного поместья русские наемники обнаружили два новеньких горных орудия с несколькими снарядными ящиками.
К концу зимы 1925 г., блестяще выполнив эту задачу, Русский отряд вернулся в Тирану. Там уже шло полным ходом формирование регулярных албанских частей вместо распущенных и разбежавшихся.
Представители последних бросили мулов и лошадей, которые сотнями бродили в окрестностях Тираны и других городов. Местное население постепенно прибирало их к рукам, и, чтобы не допустить потери всего тяглового парка, на их отлов отправили русских наемников, которые успешно справились с этой «ковбойской» задачей. Вскоре белогвардейцы собрали более 300 лошадей и мулов, переданных ими новым албанским воинским частям[551].
К концу марта 1925 г. срок службы русских наемников у Ахмет-бея подошел к концу. По условиям заключенного ими контракта, они должны были уйти в отставку, дополнительно получив двухмесячное жалование.
Но реально это сделал только полковник Миклашевский, вернувшийся в Белград для продолжения службы в армии КСХС. Все прочие белогвардейцы подписали второй контракт еще на три месяца.
На тех же условиях контракт возобновлялся шесть раз, и лишь через полтора года, в конце 1926 г., Русский отряд Берестовского, ставший к тому времени гвардейской частью, был расформирован[552].
До этого времени русские наемники, не раз доказывавшие свою боеспособность и верность королю, были необходимы королю для борьбы против местных феодальных князьков – беев, с 1911 г. развлекавшихся организацией по нескольку путчей в год. Тем самым они пытались утвердить на троне наиболее приемлемого для себя правителя, за спиной которого они и рассчитывали реально управлять страной. Таким образом пришел в свое время к власти и епископ Корчи Фаноли.
Ахмет-бей понимал, что без устранения этой опасности он не сможет спокойно править страной. В проведении мероприятий по подрыву их мощи ему помогли русские наемники.
Следует заметить, что тогда сила феодалов определялась тем, что значительная часть албанского населения находилась у них в рабстве и являлась их готовым военным резервом на случай противостояния с королем.
Чтобы подорвать мощь беев, подвластные им люди указами Ахмет-бея и законами парламента освобождались от рабства и разных форм зависимости, а феодальное право отменялось.
Русские наемники следили за исполнением данных распоряжений, при необходимости выезжая на места для демонстрации силы короля. Эта задача также была ими выполнена «на ура»[553].
Впрочем, пережитки феодализма еще долго сказывались на развитии Албании. Так, участники Албанского похода свидетельствовали, что еще много лет спустя после этих событий многие албанцы не знали своей фамилии и говорили, что они – «люди такого-то бея».
В результате борьба против феодалов продолжалась, то затухая, то вновь разгораясь, полтора года и завершилась летом 1926 г. победой Ахмет-бея[554]. Без русских она вряд ли могла быть возможна. Ведь кроме как на иностранных наемников ему не на кого было тогда опереться, поскольку верная королю регулярная албанская армия, надежно оградившая короля от переворотов, была создана лишь к концу 1926 г.
Таким образом, значение Русского отряда для Албании было трудно переоценить – он помог не только ему вернуть власть, но и удержать ее.
Но почему же все-таки албанский король пошел на расформирование такой боеспособной части? По неофициальным данным, роспуск русских гвардейцев в 1926 г. произошел из-за интриг английского представителя в Тиране. Как и в случае с Персидской казачьей дивизией, это было сделано под предлогом «финансовых трудностей»[555].
Однако особых материальных проблем у албанского правителя тогда не было. С его приходом к власти в страну потекли иностранные инвестиции для разработки полезных ископаемых, главным образом месторождений цветных металлов.
Белоэмигрант Николай Нелидов писал в своих «Албанских впечатлениях», что с момента переворота началась новая эпоха возрождения и процветания Албании. Тирана стала неузнаваема. Половина города была снесена, и теперь она строится заново. Масса автомобилей прорезает Албанию во все концы. Железная дорога от Тираны до Дураццо почти готова и скоро будет продлена вглубь страны, к Сербии. Пять раз в неделю летают пассажирские аэропланы.
С рядом стран заключены торговые договоры. Армия, хотя небольшая, но дисциплинированная, инструктируется русскими и итальянскими офицерами, во главе которых стоит генерал Перси, бывший начальник английской военной миссии при генерале Врангеле, очень уважающий и ценящий русскую армию.
Изысканиями горного департамента, во главе которого стоит русский инженер Медведев, найдена нефть, и ряд крупных иностранных обществ, как, например, «Англо-Персидская Нефтяная Кампания», «Стандарт-Ойл» и другие, приобрели концессии и затратили миллионы фунтов стерлингов только на изыскания месторождений. И уже добывается нефть. А какие чудные леса в Албании и медные рудники, и все это отдано для эксплуатации иностранцам.
Для русских эмигрантов в Албании есть много возможностей неплохо устроиться»[556].
Более того, Италия и Югославия, заинтересованные в сохранении стабильности в соседнем государстве, «щедрой рукой подкармливали» Ахмет-бея. Так что деньги у него на личную гвардию, да еще сравнительно малочисленную, какой были белогвардейские наемники, были.
Не случайно и то, что уволенных русских не забыли и предложили каждому пожизненную пенсию в размере получаемого месячного жалования при условии, что они поселятся здесь же.
Очевидно, Ахмет-бей хотел оставить белогвардейцев «на непредвиденный случай», чтобы в любую минуту можно было снова воспользоваться их услугами. Неудивительно, что все наемники приняли столь заманчивое предложение – спокойно жить, получая приличные деньги, и ничего не делать! Для очень многих людей это была просто мечта, а для натерпевшихся от нужды белоэмигрантов – тем более.
Некоторые из бывших наемников обрели в этой стране свое последнее пристанище. Так, в 1944 г. здесь скончался лихой гусар, командир Русского отряда в 1925–1926 гг. полковник Берестовский.
Часть из них устроилась на привилегированную по местным меркам работу. Так, солдат Киевского гусарского полка Батищев стал здесь королевским кучером и смотрителем, а бывший ротмистр Лейб-гвардии конного полка Шеринкин, являвшийся адъютантом командира Русского отряда, его казначеем и переводчиком, хотя впоследствии был выгнан со службы Ахмета-бея Зогу «за растрату казенных средств»[557].
При этом четверо бывших его бойцов (Белевский, Красенский, Кучук Улагай и Сукачев) поступили на действительную албанскую воинскую службу. Все они приняли албанское подданство и неоднократно выдерживали экзамены для повышения в следующий чин по итальянской военной системе, проходя для этого специальные четырехмесячные курсы в Скутари (Скадаре).
Они в скором времени достигли здесь больших высот. Так, например, начав свою службу в албанской армии с командира пулеметной команды, Кучук Улагай стал сначала начальником конского завода в городе Шияке, работавшего на нужды армии, а затем – командиром 3-й «смешанной группы» (полка расширенного состава) в Скутари, в который входили несколько батальонов «альпийских» горных стрелков, артиллерия и инженерные части.
Когда в апреле 1939 г. итальянцы заняли Албанию, то он не остался служить им, как это сделали многие его односумы, а ушел в Сербию. Почему он выбрал именно такой путь – точных данных нет.
Впрочем, жизнь в Албании была очень скучной, и постепенно большинство бывших участников похода 1924 г. в эту страну стали разъезжаться. Ко времени высадки здесь итальянских войск в апреле 1939 г. из более чем сотни бойцов Русского отряда здесь осталось лишь 19 человек.
Конец русской албанской общины
События 1939–1945 гг. окончательно добили местную русскую общину, поскольку ее представители выступили на стороне антисоветских сил. Так, во время Второй мировой войны Кучук Улагай сошелся с бывшим донским атаманом Красновым и командовал горскими частями из белоэмигрантов и советских граждан Северного Кавказа. Более подробно о его дальнейшей судьбе будет рассказано в «чилийском» параграфе.
Ротмистр Красенский, являвшийся младшим офицером пулеметной команды Русского отряда, сыграл в истории Албании особенно заметную роль. Впоследствии, после расформирования отряда, он окончил артиллерийские курсы и записался в регулярную албанскую армию и перешел в тяжелую артиллерию. До апреля 1939 г. он командовал ее группой (соединение крупнее полка и меньше бригады).
С приходом итальянцев Красенский перешел на их службу и во время Второй мировой войны отправился с их войсками в Россию, где, по имеющимся отзывам, «успешно воевал против советских подразделений».
По выводу их в 1943 г. с Восточного фронта он опять вернулся в Тирану и был назначен итальянским правительством председателем Особого Военного Трибунала по борьбе с коммунистами. Боролся он с ними так рьяно, что при занятии Тираны местными «красными» в 1945 г. он был пойман ими и повешен на центральной площади по личному приказу их лидера Энвера Ходжи. По имеющимся данным, он сознательно остался в оставляемой итальянцами албанской столице на смерть.
Другим известным деятелем антикоммунистической борьбы в Албании во Вторую мировую войну стал поручик Белевский, также являвшийся младшим офицером пулеметной команды Русского отряда. После его роспуска в конце 1926 г. и создания албанского гвардейского дивизиона он стал его командиром.
После прихода в апреле 1939 г. в Албанию итальянских войск он последовал примеру Красенского и Сукачева, перейдя на их службу. Воевал против советских войск в составе 8-й итальянской армии. За боевые отличия в России получил одну из высших итальянских военных наград – Серебряную медаль, согласно отзывам самих белоэмигрантов «равнявшуюся по значению российскому Георгиевскому кресту».
Вернувшись в Албанию из России после разгрома итальянцев в 1943 г. под Сталинградом, руководил карательными частями, сражавшимися против коммунистов в горах, и был убит в одном из боев в 1944 г.
Также пострадали и другие остававшиеся в этой стране русские. В частности, корнеты Аданевич, Силич и Фиалковский[558], члены белоэмигрантской организации НТС, были осуждены новыми властями Албании «за антикоммунистическую деятельность» к 101 году тюремного заключения, хотя спустя некоторое время они были выпущены на свободу[559].