останавливался Обама. Другое утверждение заключалось в том, что эти действия были записаны российской разведкой с целью возможного шантажа избранного президента. Директор Клеппер пояснил, что мы считаем, что СМИ собираются сообщить о данном материале, и поэтому мы пришли к выводу, что для разведывательного сообщества было важно предупредить нового президента.
Казалось, все это не вызвало никакой реакции Обамы — по крайней мере, с нами он ей не поделился. Ровным голосом он спросил: «Какой план этого брифинга?»
Бросив на меня кратчайший косой взгляд, Клеппер набрал воздуха и сказал: «Мы решили, что директор Коми после завершения общего брифинга ОРС один на один встретится с избранным президентом, чтобы сообщить ему об этом материале».
Президент не сказал ни слова. Вместо этого он повернул голову влево и посмотрел прямо на меня. Он подчеркнуто приподнял и опустил брови, а затем отвернулся. Полагаю, вы могли бы прочесть в этом молчаливом выражении все, что захотите, но, по-моему, его взмах бровями Граучо Маркса[17] одновременно отражал тонкий юмор и выражение озабоченности. Он практически говорил мне: «Удачи в этом». Я начал ощущать ком в животе.
Когда совещание закончилось, мой взгляд упал на вазу с яблоками на кофейном столике Овального кабинета. Так как президент и миссис Обама были ярыми сторонниками здорового образа жизни — Первая леди организовывала кампанию в школах по замене мусорной еды на овощи и фрукты — яблоки годами были атрибутом Овального кабинета. Я не вполне был уверен, что они съедобны, но однажды видел, как руководитель аппарата Денис Макдоноу взял два за раз. Несомненно, он не стал бы есть пластиковые муляжи фруктов. Моя младшая дочь давным-давно попросила меня принести ей президентское яблоко, а это, несомненно, был последний раз, когда в Овальном кабинете вместе окажемся я и яблоко. Теперь или никогда. Стащить яблоко по завершении встречи по поводу российского вмешательства? Так пошло. Но отцовский долг перевесил пошлость. Я прихватил яблоко. Никто меня не остановил. В машине я сфотографировал его и отправил фотографию своей дочери, привезя продукт тем вечером. Она дала мне попробовать кусочек. Не пластик.
Позже в тот день мне позвонил министр национальной безопасности Джей Джонсон, являвшийся моим другом со времен, когда мы вместе были федеральными прокурорами на Манхэттене в 1980-х. Он тем утром был на брифинге в Белом доме. Я понятия не имею, звонил ли он мне по просьбе Обамы, и обсуждали ли они эту тему вдвоем, но он озвучил то, как я воспринял взмах бровями в Овальном кабинете.
— Джим, меня беспокоит этот план, чтобы ты неофициально проинформировал избранного президента, — сказал он.
— Меня тоже, — ответил я.
— Ты когда-нибудь встречался с Дональдом Трампом? — спросил он.
— Нет.
— Джим, пожалуйста, будь осторожен. Будь очень осторожен. Все может пойти не очень хорошо.
Я поблагодарил Джея за заботу и за звонок. Это не заставляло меня чувствовать себя лучше.
Тем не менее, я не видел выхода. ФБР было известно об этом материале. Двое сенаторов Соединенных Штатов по отдельности связались со мной, чтобы предупредить о его существовании и о том факте, что у многих в Вашингтоне оно либо есть, либо они знали о нем. CNN проинформировали пресс-службу ФБР, что собираются им воспользоваться сразу же на следующий день. Правда это или нет, важный элемент обезвреживания любых попыток принуждения официального должностного лица — это рассказать данному должностному лицу, что могут сделать или сказать враги. ФБР называет это «оборонительным брифингом».
Как, черт возьми, можно было проинформировать человека о российских усилиях, и не рассказать о данном документе? Но это было настолько непристойно и постыдно, что не было смысла говорить ему об этом при группе, особенно при группе под руководством назначенцев Обамы, уходящих в отставку в тот момент, когда Трамп стал президентом. Я оставался директором ФБР, мы знали эту информацию, и этому человеку нужно было все рассказать. Было абсолютно логично, чтобы это сделал я. План был разумным, если это слово применимо в контексте разговора с новым президентом о проститутках в Москве. И все же, этот план вызывал у меня глубокий дискомфорт.
Дискомфорт вызывало не только это: давным-давно я понял, что люди склонны полагать, что вы действуете и думаете так же, как они бы в схожей ситуации. Они проецируют свое мировоззрение на вас, даже если вы смотрите на мир совершенно по-другому. Существовал реальный шанс, что Дональд Трамп, политик и жесткий торговец, решит, что я машу у него перед носом этой темой с проститутками, чтобы прижать его, получить рычаг. Он вполне мог предположить, что я вытаскивал Дж. Эдгара Гувера, потому что Гувер именно так поступил бы на моем месте. Взмах бровей не вполне отражал ситуацию; на самом деле это был полный отстой.
Та часть про «вытаскивал Дж. Эдгара Гувера» заставила меня стремиться иметь в сумке какой-нибудь инструмент, чтобы успокоить нового президента. Мне нужно было быть готовым сказать что-то, если это в принципе возможно, что снизило бы накал. После обстоятельного обсуждения со своей командой я решил, что мог бы заверить избранного президента, что ФБР в настоящий момент не проводит в отношении него расследования. Это было буквально правдой. У нас не было открытого на него контрразведывательного дела. До тех пор, пока русские не попытаются каким-либо образом воздействовать на него, нас в самом деле не волновало, забавлялся ли он в Москве с проститутками.
Главный юрисконсульт ФБР Джим Бейкер энергично спорил, что такое заверение, пусть и являвшееся правдой, может быть ошибочно узким: другое поведение избранного президента было, или наверняка станет, объектом тщательного расследования, не координировалась ли его кампания с Россией. Также выражалась озабоченность по поводу того, что ФБР впоследствии может оказаться обязанным сообщить президенту Трампу, если мы откроем в отношении него расследование. Я видел логику этой позиции, но еще я видел большую опасность, что известный своей импульсивностью новый президент развяжет войну с ФБР. А я был полон решимости соответственно сделать все, что мог, чтобы успешно работать с новым президентом. Так что я отверг чуткий совет Джима Бейкера, и отправился в Башню Трампа с «мы не расследуем вас» в заднем кармане. Снова мы оказались в беспрецедентной ситуации.
К началу 2017 года, после всех дебатов вокруг дела Клинтон, я стал относительно узнаваемым публичным лицом. Даже если я хотел скрыться из поля зрения, мой рост делал это еще сложнее. Было понятно, что какое-то число республиканцев разделяли точку зрения Хиллари Клинтон, что я повлиял на результаты выборов в пользу Трампа. Насколько сторонники Клинтон ощущали гнев — а в некоторых случаях даже ненависть — ко мне, в Мире Трампа я был чем-то вроде знаменитости. Отчего мое прибытие в Башню Трампа становилось очень неловким. Я не хотел, чтобы на меня смотрели иначе, чем на других делающих свою работу руководителей спецслужб.
Мы собрались в небольшом принадлежащем «Организации Трампа» конференц-зале. Он был безлико оформлен, и оснащен закрывавшим стеклянную стену временным тяжелым золотым занавесом от пола до потолка — в противном случае нашу встречу было бы видно из коридора. Избранный президент вовремя вошел в комнату в сопровождении избранного вице-президента и остальных назначенных старших руководителей Белого дома.
Это был первый раз, когда я лицом к лицу встретился с Дональдом Трампом. Он оказался ниже, чем выглядел во время дебатов с Хиллари Клинтон. С другой стороны, при взгляде на избранного президента мне бросилось в глаза, что наяву он выглядел точно так же, как по телевизору, что удивило меня, так как чаще всего наяву люди выглядят по-другому. Его пиджак был распахнут, а галстук был слишком длинным, как обычно.
Его лицо казалось слегка оранжевым, с яркими белыми полумесяцами под глазами в том месте, где, как я предполагал, он надевал маленькие защитные очки, и уложенными в выразительную прическу светлыми волосами, которые, при ближайшем рассмотрении, похоже все были его собственными. Помню, я тогда еще подумал, сколько времени у него должно уходить утром на их укладку. Когда он протянул руку, я мысленно отметил ее размер. Она была меньше моей, но не казалась необычной.
Трамп привел в маленькую конференц-комнату всех своих старших руководителей. Избранный вице-президент Майк Пенс, руководитель аппарата Райнс Прибус, советник по национальной безопасности Майк Флинн и пресс-секретарь Шон Спайсер сели за овальный стол переговоров, при этом Трамп и Пенс сели на противоположных концах. Они были молчаливыми и серьезными. Когда мы пожимали руки, избранный вице-президент на несколько секунд задержал рукопожатие и врастяжку произнес мое имя: «Джиииим». Это показалось мне странной комбинацией некоего приветствия старого друга и утешения того друга. Не думаю, что мы когда-либо встречались, хотя вспоминаю наш телефонный разговор четырнадцатью годами ранее, в 2003 году, когда я был окружным прокурором Соединенных Штатов на Манхэттене, и мы проводили расследование в отношении парня, регистрировавшего типичные ошибочные названия популярных детских веб-сайтов таким образом, что когда дети ошибались при наборе имен “Disneyland.com” или “Bobthebuilder.com”, их перенаправляли на порнографический веб-сайт. Моей реакцией было: «Это должно быть преступлением». Когда я обнаружил, что это стало федеральным преступлением всего несколько месяцев назад, я запросил контактные данные члена Конгресса, ответственного за «Закон о Точности Доменных Имен», чтобы поблагодарить того человека. Выяснилось, что это конгрессмен от Индианы Майк Пенс, рассказавший мне по телефону, что протолкнул этот закон после того, как один из его собственных детей был перенаправлен подобным тошнотворным образом.
Ближе всех к избранному президенту сидел директор Клеппер, а справа от него директор ЦРУ Джон Бреннан, директор АНБ Майк Роджерс, и я. Позади меня у стены сидели будущий директор ЦРУ Трампа Майк Помпео, назначенный советник по внутренней безопасности Том Боссерт, и заместитель советника по национальной безопасности К. Т. Макфарланд. В комнате также присутствовал помощник по разведывательным брифингам ЦРУ избранного президента — профессиональный сотрудник, в чью задачу входило проводить с новым президентом регулярные разведывательные брифинги — чтобы вести записи.