Но для этого не надо ни какого синтеза «четырех проектов», достаточно вернуться к идеалу Святой Руси. Для этого не нужен ни какой националиэм, потому что Россия призвана служить Истине, а не самой себе. С этим не совместимы ни какие просоветские симпатии, потому что СССР был проектом антихристианским, а мы кажется уже решили, что Россия должна сражаться на стороне Христа.
Я цитировал книгу Егора Холмогорова «Русский проект: реставрация будущего». Эта книга была написана ещё в начале XXI века, а об эволюции взглядов автора мне ни чего не известно. Возможно, внутренняя противоречивость концепции Холмогорова связана с особенностями интеллектуального поиска, когда в сознании рождаются разные, порою взаимоисключающие мысли, сумма которых, как правило, бывает далека от стройного мировоззрения. Требуется время на то, чтобы гармонизировать систему своих взглядов и «отсечь всё лишнее».
«Православная монархия» Владимира Ларионова
Книга Владимира Ларионова «Православная монархия» бальзамом пролилась на мою душу. Автор глубоко понимает религиозный смысл монархии, облекая своё мировоззрение в четкие, отточенные формулировки:
«Священное Писание учит нас, что истинная власть земная есть не эволюционирующее во времени творчество социума, но исключительно творение Божие на благо людей. Она есть часть вселенского Божественного миропорядка».
«Русский государственный инстинкт свидетельствовал о том, что источником всякой земной власти является Всевышний. На земле же Его представителем является монарх, олицетворяющий собой делегированную теократию, своего рода глава исполнительной власти, полученной свыше, через церковное таинство миропомазания».
«Монархия подразумевает глубокую и искреннюю религиозность общества. За грехи государя кара могла постигнуть всю Русь. За грехи перед государем Господь карал провинившихся раньше и скорее царского суда – в этом русский человек был абсолютно убежден».
«… Монархическая власть руководствуется исключительно волей Божией. А не желанием арифметически подсчитанного большинства».
Ларионов пишет о главном: монархия есть форма теократии. Исходя из того факта, что Бог существует, ни какая форма правления не может быть легитимной, кроме теократии. И ни какая форма теократии нам сегодня не доступна, кроме монархии. Это главный принцип, на котором базируется последовательное монархическое мировоззрение. Дело не в том, что монархия по каким-то причинам может быть эффективнее республики. Сравнивать достоинства и недостатки монархической и республиканской форм правления, приводить исторические примеры того, как прекрасна одна из этих форм и ужасна другая, и рассказывать про плохих и хороших монархов или президентов можно до второго пришествия, если раньше не потонем в безбрежном море противоречивой информации. Мы монархисты ровно потому, что Бог существует, и было бы безумием не следовать Его воле, а дальше всё зависит от того, насколько мы последовательны в своём стремлении к Богу.
Мы должны учиться в каждом явлении видеть главное и оценивать это явление, исходя из главного, и всё своё мировоззрение строить на едином базовом принципе. Беда наших идеологов в том, что они каждое явление оценивают по отдельности, исходя каждый раз из какого-нибудь нового принципа, при этом обнаруживают неспособность отличить главное от второстепенного, и вязнут в огромном количестве деталей и частностей. Отсюда их непоследовательность. Об этом же пишет и Владимир Ларионов:
«Мы обязаны преодолеть двойственность и антагонизм современных политических доктрин самого разного толка и представить народу нечто целое, неделимое, которое только и может претендовать на звание истины».
О некоторых современных идеологах Ларионов пишет: «У них присутствует вот такая установка: желая понравится всем и всякому они предпочитают винегрет и мешанину либеральных, коммунистических и правоконсервативных понятий, воображая, что этот салат есть высокий образец современного политического творчества… Вот только, пользуясь лекарствами современного мира, болезни этого мира не вылечить! Для современного правого движения крайне важно избавиться от позорной интеллектуальной зависимости от словаря и символов либералов».
Полностью согласен с этой мыслью г-на Ларионова. Но вынужден констатировать, что сам он не вполне преодолел интеллектуальную зависимость от «словаря и символов» политических противников. Его отношение к демократии непоследовательно и противоречиво.
С одной стороны он вполне понимает: «Что есть благо для народа, сам народ, как совокупность индивидуумов понять и сформулировать не может и ни когда не мог по простой причине – он ни когда не обладал и по природе своей не может обладать единой волей». «Вся история человечества свидетельствует о том, что демократия, возведенная в государственный принцип, осуществляет набор не лучших, а худших».
При этом он сам же и ратует за некую «правильную» демократию, которую противопоставляет «неправильной»:
«Восстает встречное движение народного сопротивления, консервативно-революционное движение русского национализма… Если угодно, это и есть подлинная демократия, только и возможная в сегодняшнем российском обществе». «Истинная демократия, безусловно, заключается в возможности для самых широких масс населения быть сопричастными политической жизни государства, сопричастными власти у себя в стране». «Без народоправства при условии правильного определенной сферы его применения и его кодифицированной компетенции невозможно вернуть людям утраченное чувство живого соучастия в государственном бытии».
Мы то ли не знаем, то ли забываем о том, что вопрос о разных формах политического устройства, это прежде всего вопрос об источнике власти. Монархия основана на утверждении, что источником власти является Бог. Демократия основана на утверждении, что источником власти является народ. Это два взаимоисключающих принципа, их невозможно совместить в рамках одной политической системы, потому что, исходя из этого определяется вопрос о верховной власти, то есть такой власти, которая ни кем и ни чем не может быть ограничена. Для монархии это власть Бога (Власть самого монарха ограничена Евангелием). Для демократии это власть народа. Базовый принцип демократии заключается в том, что выше воли народа ни кого и ни чего нет, что народная воля ни кем и ни чем не может быть ограничена. Демократия ставит народ на место Бога, то есть демократия ни в каких дозах и ни в каких формах несовместима с монархией.
И речь тут идет не об особенностях именно западной демократии, а о самом демократическом принципе, отрицание которого является отрицанием самой сути народовластия. Бессмысленно говорить, что западная политическая модель не универсальна, а вот сам демократический принцип хорош всегда и для любой страны, надо только проводить его в жизнь не так, как это делают на Западе. Во-первых, ни каких демократических моделей, кроме западной, в современном мире не существует, и ни кто их не предлагает, и даже представить их весьма затруднительно, кроме разве что диктатуры, за которую не заметно, чтобы многие ратовали. Во-вторых, дело совсем не в том, что порочна западная модель демократии, порочен сам принцип. Демократия отрицает власть Бога и передает власть народу. Если для атеистов это логично, то для православных это, мягко говоря, непоследовательность.
Психологическая предпосылка этих заигрываний с демократической идеей вполне понятна. Если мы отрицаем демократию, как таковую, то как бы получается, что мы идем против народа, а ведь это нехорошо, мы ведь любим свой народ и ни чего антинародного отнюдь не предлагаем. И тогда начинаются разговоры о демократии «в другом смысле». Но термин есть термин. Он имеет ровно то значение, какое имеет. Демократия это власть народа, как по дословному переводу, так и по точному содержанию термина. Это не власть, стремящаяся к благу народа, это именно власть народа и ни что иное. Даже если вы хотите дать народу власть «в известном смысле и до определенной степени», это уже предложение ограничить власть Бога, то есть абсурд и кощунство одновременно.
Если же кто-то хочет выразить своё уважение к народу, не отступая от принципа теократии, изобретите для этого другой термин, не используйте уже занятый термин «демократия». Иначе может показаться, что вы просто претендуете на респектабельность, заигрываете с демократической тусовкой и заказываете себе пропуск в «хорошее общество».
От народа действительно очень многое зависит в жизни государства. Но когда персонаж пушкинского «Бориса Годунова» говорит: «Сильны мы мнением народным» – это не имеет ни чего общего с демократией. Речь тут идет об одном из столпов монархии – единении царя и народа. Любая власть существует ровно постольку, поскольку её признают за таковую. И теократия может быть реализована, если подданные видят в ней именно теократию, а не форму тирании. Если царь считает, что он помазанник Божий, а народ считает, что он хрен с горы, то прямо скажем – монархия не состоялась. Но власть народа и признание народом власти над собой – это разные вещи и не могут быть обозначаемы общим термином.
Нам бы поосторожнее с терминами идеологических противников, а то и сами не заметим, как заразу подцепим. Вот Ларионов пишет: «Если в Новгороде в XIV-XV веках и была демократия, то для неё мы вправе употребить термин «теократическая демократия»… Во власти архиепископа были даже собственные вооруженные силы – особый архиерейский полк. Власть и авторитет архиепископа постепенно вытесняли власть и авторитет приглашенных князей и посадников».
Если новгородский архиерей подгребал под себя светскую власть, проявлял папистские тенденции, так это говорило лишь о том, что он становился носителем не столько духовной, сколько светской власти. Это не увеличивало религиозный смысл Новгородской республики, это уменьшало религиозный смысл власти архиепископа. Вообще, власть Бога не надо путать с властью архиереев, хотя последние, порою, и не возражают против этого. А «теократической демократии» существовать не может, потому что это два взаимоисключающих источника власти. Власть в Новгороде была именно демократической.