Русский смысл — страница 16 из 50

Ларионов пишет: «Православным рыцарством многие склонны считать казачество… Некий аналог католическим орденам можно усмотреть и в православных братствах».

Казаки это вообще-то бандиты, бежавшие на окраины, а потом получившие от царя прощение за обещание эти окраины охранять. Увидеть во вчерашних бандитах рыцарей – это сильный ход. А братства лучше всего и называть братствами, а не латинским словом «орден».

Цитируемый Ларионовым Игорь Лавриненко пишет: «Мальтийский орден мог бы не только обновить дух русского дворянства, но и привнести в него то орденское начало, которое могло стать противовесом масонским ложам… Павел пытался выступить против идей разрушения, порожденных французской революцией, надеялся собрать под знамена Мальтийского ордена все живые силы старой Европы».

Когда православный государь возгласил католический орден – это была крайняя религиозная беспринципность, без пяти минут вероотступничество, кстати, и со стороны мальтийцев тоже, ведь они избрали магистром «схизматика». Это и есть тот самый экуменизм, который лежит в основе масонства, и для противостояния масонским ложам слабо пригодный. Я же говорил, что если русские осознают себя европейцами, это до добра не доведет. Ради очень абстрактной идеи староевропейского консерватизма не долго и православие предать. Не говоря уже о том, что Мальтийский Орден (вообще-то Орден святого Иоанна Иерусалимского) был тенью себя прежнего. Иоанниты давно уже не были монахами, а какими они были рыцарями, стало заметно по тому, как героически они разбежались, стоило Бонапарту топнуть ногой. Уж эти принесли бы в Россию «орденское начало». Скорее уж «орденский конец».

Владимир Ларионов пишет: «Задача современного российского ордена – подготовить монархическую элиту». Но ордена были структурами церковными, государству не подчинялись и «монархической элитой» не были. Орден на службе у государя – это вообще извращение.

«Стержнем русской орденской идеи на современном этапе является верность Истинному Православию отцов». «Отцы» наши ни каких орденов не знали, как им удавалось при этом сохранять верность православию – загадка.

Но Ларионов утверждает: «Ордена, как сообщества единоверцев, известны и на Руси». Вообще-то на Руси «сообщества единоверцев» ни когда не называли латинским словом. Нам русских слов хватало. Но о чем хоть речь? Ларионов поясняет: «Необходима только историческая преемственность к исконным русским орденским, в самом широком смысле, структурам: каликам перехожим, витязям, православным братствам, казачеству, Белым корпусам, Российскому имперскому Союзу-Ордену». При всем уважении к господам каликам, увидеть в них орденскую структуру весьма затруднительно даже при наличии самого буйного воображения. Это уже не расширенное толкование, это полное обессмысливание понятия. Ни как, видимо, не может душа смириться с тем, что ни когда не было на Руси ни каких орденов и полностью отсутствует орденская традиция.

Я, собственно, хочу выразить очень простую мысль. У каждого слова есть своё значение. Употреблять слово в другом значении нельзя. От этого делается путаница в головах. При этом я очень благодарен Владимиру Ларионову за то, что он хотя бы рядом поставил «орденскую идею» и русскую идеологию. Его мироощущение я вполне разделяю, сокрушаясь лишь по поводу провала его попытки перевести мироощущение на уровень мировоззрения.

России действительно очень нужны настоящие рыцари, весьма желательно – орденские рыцари. И вот почему. В основании русской государственности есть та червоточина, та гнильца, которая и до сих пор производит в нас весьма скверную работу. Русь появилась на торговом пути из варяг в греки, и первой русской элитой была не земельная аристократия, а торговая олигархия. Вот почему у нас ни когда не было ни настоящей аристократии, ни тем более рыцарства. Русский князь жил не в замке, который доминировал над земельным наделом, а в городе – торгово-ремесленном центре. Викинги не случайно называли Русь – Гардарик – страна городов. Та же история, что и с Италией, где ни когда не было рыцарства. Именно поэтому древняя русская политическая традиция, ярче всего выраженная Новгородом, есть традиция демократическая, то есть насквозь гнилая. Демократия – это власть торгашей. Новгородом правили деньги. Какая тут могла быть элита? Военно-земельная аристократия воспитывалась на принципах жертвенности, торговая олигархия жила по принципу: не обманешь не продашь. Психология торгаша вбирает в себя всё самое низменное, что только есть в человеке. Потому мы и доныне видим, как много в наших элитах холуйства и раболепства и как мало человеческого достоинства. Почему русская власть так любит унижать простых людей? Да потому что она и сама постоянно унижается перед верховной властью. Это низость души, заимствованная от торгашей. Это прямая противоположность рыцарскому началу, которое строится на личном достоинстве.

Вот почему нормальный русский человек, особенно если он духовно развит и достаточно чувствителен, так легко и быстро очаровывается рыцарством, «орденской идеей» и т.д. Русская душа интуитивно стремиться к тому, чего ей не достаёт, стремится восполнить тот пробел, который возник в нашей ментальности вследствие некоторых особенностей исторического развития. Нам не хватает латинской четкости и ясности мышления, у нас всё больше на интуициях, но интуиции-то верные.

Да, рыцарство и ордена – это нечто, увы, совсем не русское, у нас ни когда не было ни чего подобного. Но ведь и православие – не русское. Оно выражено и сформулировано благодаря философскому гению греков. Но мы приняли православие, и оно стало русским. Мы и сейчас можем принять то, что не нами создано, но не противоречит православию. А рыцарское начало и православное мировоззрение весьма органично сочетаются, на доказывание этого я потратил годы и кого-то, надеюсь, уже убедил.

Русская душа не только нуждается в прививке рыцарского начала, но и давно её ждет, и готова её принять. Вот только, господа, давайте ясно мыслить и четко формулировать, чтобы было понятно, о чем речь, иначе насоздаем потешных «орденов», как будто нам ряженых казаков ещё не достаточно.

Однажды меня познакомили с молодым человеком, который, прочитав первый том моих «Рыцарей былого и грядущего», сразу же решил создать орден. Замечательный русский православный юноша с возвышенной душой и кашей в голове. Конечно, меня очень порадовало то, как воодушевили его мои идеи и образы, но я содрогнулся, поняв, с какой легкостью можно броситься осуществлять то, в чем пока совсем не разобрался. Я постарался убедить его, что не надо торопиться создавать орден. Потом мне передали его слова: «Не думал, что всё так сложно». Он меня услышал.

Торопиться надо медленно. Если у нас появится для начала 2-3 настоящих рыцаря-монаха – это будет восторг и упоение. Если же у нас появится орден, состоящий из 200-300 нерыцарей и немонахов – это будет страшная дискредитация идеи, после которой к её реализации уже невозможно будет приступить.

Начав разговор о модели русского будущего, мы не случайно уделили столько внимания нерусскому феномену рыцарства. Это напрямую связано с вопросом об элите. Владимир Ларионов и его единомышленники прекрасно это чувствуют:

«Без наличия истинной, жертвенной и искренне верующей в Бога элиты спасение нашего отечества видится делом невозможным». «Качество аристократии проверяется её отношением к смерти, готовностью к самопожертвованию». «Современной России нужна особая аскетическая элита, готовая к суровой и напряженной жизни, презирающей праздность и роскошь».

Согласен на все сто. Но пока это только интуиции.


Часть вторая

Идолы нашего капища

Массовое сознание насквозь мифологизировано, оно едва ли не полностью соткано из мифологем. Факт перед мифом ничто. Логику миф рвет на части, вообще не напрягаясь. Человек, который хочет воспринимать реальность такой, какая она есть, тут же начинает вязнуть в липкой паутине мифологии и порою ни на шаг не может продвинуться к Истине.

Что ты будешь делать с тем, что «всем давно известно»? Как сокрушить всемогущество аксиом и доказать, что это вовсе не аксиомы? Легко ли расстаться с психологическим комфортом, который обеспечивает человеку пребывание в царстве мифов – таких привычных и удобных? Возможно ли привыкнуть к тому, что в ответ на логику и факты, на человека, который пытается думать своей головой, просто выливают бочку дерма? И как, освободившись от власти мифа, тут же не угодить во власть другого мифа, более изощренно выстроенного?

Есть мифы об исторических событиях. Есть мифы о гениях и сумасшедших. Есть мифы о науке и религии. А есть мифы о власти. Эти – самые могущественные, потому что их поддерживает мощь государства. Именно мифы о власти, мифы политические имеют склонность переходить на новый качественный уровень, превращаясь в идол. Идолы массового сознания – это уже не липкая мифологическая паутина, из которой не знаешь, как вырваться. Это гранит и бронза, перед которыми принято совершать жертвоприношения, очень часто – кровавые. И если человек не хочет совершать жертвоприношение перед идолом, то могут, чего доброго, принести в жертву и его самого.

Перед лицом идола нельзя думать. Перед ним надо просто склоняться. И попробуй не склониться, если окружен толпой идолопоклонников. Для тех, кто всё же пытается думать о содержании некоторых культов, порою предусматривают ответственность, вплоть до уголовной – «за отрицание» того, «за отрицание» сего. Откровенное бесстыдство этих законов поражает – государства, выше всего превозносящие свободу слова и свободу совести, вводят фактический запрет на осмысление некоторых фрагментов реальности. Это явный признак того, что миф уже перешёл в стадию культа.

Для начала на человека, который подкапывается под идол, спускают цепных псов. Один из таких псов – политкорректность. О том, что это за зверь, хорошо сказал Михаил Веллер: «Я презираю политкорректность. И всех, кто ею руководствуется. Мне всё равно, как называется ложь – фашизм, коммунизм, либерализм или политкорректность. Любой лжец – мой личный враг, он крадет кусок моей жизни, ибо только через правду мы видим и узнаем жизнь такой, какая она есть на самом деле. Лжец присваивает себе наглую и самозваную власть по своему усмотрению лепить моё представление о жизни. Если либерализм для своего существования требует лжи и умолчания, которое есть одна из форм лжи – это ещё одна тоталитарная идеология, стремящаяся узурпировать власть над умами».