Гаруд мы не видели ни разу, а пещерник по-настоящему страшен и опасен лишь в первый раз, при должном спокойствии и опыте два стрелка с гладкоствольными ружьями вполне способны справляться с этим чудовищем.
Идущая первой Ленни внезапно остановилась, опустила ногу, достала бинокль. Рядом встал Джай, а потом и я подкатил.
— Что тут у вас?
— Бараны горные стоят! Как игрушечные. Смотри, чувак, справа на гребне, за длинным распадком. Да нет, выше, выше, под останцем!
— О! Вижу. Красавцы!
Баранье стадо, которое не сразу и отыщешь — окрас под цвета окружающих скал, — заметив внизу непонятные движущиеся предметы, как всегда в таких случаях, стояло неподвижно, у них адреналиновая подпитка работает по-другому, на скалах прыгать от испуга — верная смерть. Застыли. А довольно далеко до рогатых, хорошее зрение у сильфиды.
Я громко хлопнул в ладоши, свистнул.
— Зачем!
Группа горных баранов, высматривающих нас с крутого склона горы, сразу пришла в движение, траверсом убегая в ущелье, на задницах сверкнули белые пятна, а я в очередной раз удивился удивительной сенсорике диких животных — человек ни за что не услышит такой звук и на таком расстоянии.
— Наверное, вкусные, — предположил индус, откладывая бинокль.
— А что, у вас в высокогорье таких нет? Или подобных.
— Даже в тех краях, Тео, живет такое количество голодных людей…
По мере нашего продвижения по каньону горы понижались, причем с левой, западной стороны быстрей, чем справа от нас, — там, вдали, даже просматривались вершины с белыми шапками не растаявших и к осени снежников. Дорога постепенно прижималась к левому склону. Еще немного, и началась широкая подошва, поросшая густым высоким лесом: высокие чинары и вязы, буки и сосны. Вот тут всего доброго хватает. Здесь бы и встать селением. Но не тут-то было.
Первой движение опять заметила Ленни… ну, она ж впереди идет, я тоже смог бы, уверяю.
— Парни, там обезьяны! — задыхаясь от волнения, объявила нам Zicke, когда мы подъехали к ее байку.
Пожалуй, это не дело, когда она настолько отрывается вперед, надо прекращать, впредь тесней пойдем.
Она не ошиблась, это были павианы.
Здоровенные такие павианищи… И на земле, и на деревьях. Их было много, даже очень много, сначала мы начали считать, но плюнули. Штук тридцать, пожалуй. Из рассказов обитателей Промзоны все отлично представляли, что это за твари и каких бед от них можно ожидать. Бодсингх достал лазерный дальномер. Да что его доставать, тут четыреста метров без малого…
— Триста восемьдесят, — сообщил он. — Что делаем, командир?
— Надеюсь, обезьянье мясо мы не едим? — язвительно спросила подруга, но причина-то в другом: не хочет сильфида «зверушек губить».
Индус же был явно иного мнения.
— Много не набьем, и опасности для нас нет, сюда не кинутся. Ну а если и кинутся… Если нескольких снять, то на запах подойдут хищники, — рассудил индус, все боевики мировых спецслужб быстро учатся.
— Район будут осваивать, — поддержал я друга. — И чем быстрей они свалят подальше отсюда, тем лучше.
Неприятный сюрприз. Но даже это не объясняет цивилизационной пустоты огромной горной долины. Там хозяйничают волчьи стаи, гоняющие копытных. Повыше по склонам, в поясе грызунов властвует рысь или горный лев, еще выше может быть ирбис. Нет, в долине обезьянкам никак не манежка, не их зона, не по возможностям.
Патронов много, а бездумно расходовать их группа не приучена. Можно.
— Бьем штук семь, если успеем. Джай, бери свою винтовку.
Вытащив ствол из чехла, Бодсингх быстро проверил свой «гаранд», из числа новых трофеев. Пока только так, призов за присоединение монокластеров, говорят, давно уже не было, настали времена «этнических каш», как говорит Вотяков; не угадаешь, когда прозвучит знаменитый призовой сигнал, в любое время может зазвенеть. Вот и на Пакистанке такое ожидается, даже после принятия нужных людей в анклав, поощрение от Писателей может сработать на вдруг оказавшегося в тейпе таджика…
Оптику Джай пока не ставит, я его понимаю: и сам люблю пострелять через открытый, есть в этом правда жизни, чувство цели. И не расслабляет, глазомер тренирует. Хотя по факту чаще оперирую оптикой, увы, что-то все так пока складывается.
Подумал, отстегнул свой.
Потренируемся на точность и скорость! Не люблю я стенды и фанерные мишени, хотя и практикую. Охота — самая лучшая тренировка и мудрый опыт. Там факторы есть.
— Ленни, контроль тыла и флангов, Джай, работаем.
С руки, без упора.
Загромыхали выстрелы. Ничего, выше по ущелью погромче было бы, здесь звук уже раскидывается, почти без отражений.
Стрелять приходилось точно, но быстро.
— Пустой, — выдохнул я, и не пытаясь перезаряжаться: не успеть, стая уже дернула.
— Закончил, — крикнул Джай с задержкой — у него патронов больше.
Взяли бинокль. Ну… штук восемь положили, а то и все десять. Хорошо, план выполнен. Надеюсь, платформенные павианы не настолько умны, чтобы утащить в глубину леса трупы сородичей, объявятся хищники, объявятся.
— Продолжаем движение.
Грунтовка выползла в долину, горы остались позади.
Скорость колонны от этого не увеличилась: нам нужно хоть в какой-то степени глазомерно снимать местность, наносить рельеф на карту, подолгу вглядываться, искать подозрительное. Порой приходилось останавливаться и просто слушать. Что поделаешь, мы тут первые из России, пионеры прерий.
Река с новым немудрящим названием Каньонка начала петлять по равнине, а мы все на левом берегу, притом что нам бы нужно забирать правее, к северо-востоку — там наша цель. Опять подумалось о странных несоответствиях долины ущелья. В принципе по весне и в периоды проливных предзимних дождей полноводность потока резко вырастет, даже в саванне речушки приобретают свирепый нрав. Сам не видел, но Монгол рассказывает, что все насыпные мосты на Пакистанке в своей основе каменные, арочные, сложены из крупных блоков и явно предназначены для пропуска больших водных потоков.
Но все равно что-то не сходится. А вот подобный мост нас вполне может ждать впереди, как же иначе. Авиаразведка, захватившая, в силу объективных причин, данный участок лишь краем, показывает, что дальше к северу Каньонка уходит туда, куда нам и нужно, дорога в конечной своей точке смыкается с Пакистанкой.
Я дал по рации команду на остановку, вытащил прикидочную карту-схему и фотоснимок, сделанный из самолета. Ну да, все вроде так и есть…
Проехали мы еще немного, и тут я начал подумывать о том, что пора бы организовать первую связь, пока мы еще находимся на высоте — подошва понижается очень полого, удобный момент.
Щелк! Опять Ленни! Но в этот раз мне было уже не до зависти…
— К бою, парни! Впереди деревня.
На моей машине глушители с завода зверские, звука почти не слышно. А на байки мы перед рейдом поставили глушаки помощней. Звук идущей техники глушится горной рекой, хотя опытный человек различит. Просто я искренне надеюсь, что таковых тут пока нет.
Впереди был мост — из тех, о которых я лишь недавно вспоминал.
По ту сторону моста на небольшой плоской площадке, окруженной крошечными рощицами «листвянки», стояли низкие круглые домики с конусными соломенными крышами. И одно бревенчатое здание по центру.
— Ле Калка, — со знанием дела горделиво произнес индус по-французски.
Точно, она, родимая.
— Смотрим. Пятнадцать минут.
Лучше сразу задать время, чтобы азарт не мешал. Береженому Учитель пятерки ставит.
Поставив мотоциклы за кустами, мы наблюдали с земли, стволы рядом.
— Никого не вижу, — наконец шепотом сказала Ленни.
— Я тоже. Смотрим дальше, Джай, правый фланг внимательно, Ленни — левый.
Время прошло, движения нет. Никакого. Ни людей, ни зверей. И дымом не пахнет, как и готовой едой, и тем более отбросами — при должной тренировке этот характерный запах чувствуешь немногим хуже, чем изголодавшийся медведь.
— Садимся, на технике пойдем, — решил я.
Явной опасности нет, а при неожиданности, в том числе природного характера, мы сразу свалим на колесах — дорога проходила прямо через центр селенья.
Люди в этом чудесном месте жили, но недолго и несчастливо к финишу.
— Чуваки, их всех убили, — прохрипела Zicke, доставая фляжку. Выпила, откашлялась.
Никто и никогда уже не узнает в подробностях, что тут произошло. Ясно одно: кто-то налетел на мирную деревню и прекратил ее существование. Жечь не стали, возможно, собирались сами обосноваться. Квартирной материальной культуры практически не осталось, нападавшие вывезли все целое и неповрежденное. А вот людей хоронить не стали: оглоданные и обклеванные кости белым хворостом лежали ближе к кустам, куда тела стаскивало зверье. Жутковато. Кастет говорил, что кости всегда остаются, земля богатая, идеально голодные хищники не встречаются, сушняк звери не грызут.
Тем страшней итог.
— Будем надеяться, что женщин и детей увели с собой, — вздохнул многое повидавший на индо-пакистанских войнах Бодсингх.
— Быстренько смотрим избы на признаки нападавших — и уходим дальше, — приказал я. — Начали.
Потратив еще пятнадцать минут, мы поняли, что ни фига не знаем о местных раскладах. Хрен тут что определишь. Единственное, место известно, может, по слухам в дальнейшем раскопаем мрачную историю.
А что, это убитое селенье вполне может быть еще одним фактором, почему люди не стоят в каньоне, — плохая репутация у дороги, кровавая.
Плохие тут места, скажу я вам, дикие тут земли, правильно Штабом «Рассвет» запланирован — первобытный беспредел! Из арабов такие привычки вышибли, вот и из аборигенов саванны будем вышибать. И стратегия выбрана правильная: не ставить по цепочке свои блоки, забившись под мешки с песком и бетонные плиты, а поставить на трассе ее Величество Экономику. Это уже второй этап «Рассвета», организационно-коммерческий. Штаб решил, что четырех опорных точек с крепкими поселками, трактирами или заправками пока хватит, там и встанут союзные главари тейпов. Вот пусть и усмиряют оставшихся дурных, если таковые останутся после силовой фазы, получив такой бизнес и доступ к безопасной магистрали: ни один вменяемый вождь ништяка не упустит, пасть порвет за попытки помешать.