[577]. В сборниках для детей различного содержания нередко даются назидания, адресованные любителям гаданий.
Не ворожите и не гадайте, — пишет составитель сборника «Подарок детям», — <…> к волшебникам не ходите и не оскверняйтесь от них. <…> А что делают во время святок особенно молодые люди? Каких тут гаданий, какой ворожбы не бывает!.. Судьбы Божии от нас сокрыты, а мы силимся, так или иначе, узнать их. Грех, тяжкий грех принимают на себя эти шепотники и клеветники[578].
Когда же в текстах для детей появляется описание святочных обычаев, то они изображаются как вполне невинные деревенские забавы, как то, что «уж забыто в столице, но еще сохраняется по деревням, у помещиков» — катания, подблюдные песни, игры в фанты, в синонимы и пр. С этим можно встретиться, например, в повести Л. А. Савельевой-Ростиславич «Святки»[579]. В других случаях святочные игры «рекламируются» как возможные детские коллективные развлечения. Дело в том, что со второй половины XIX века народные обрядовые игры часто начинают рассматриваться педагогами как один из возможных вариантов разнообразия детского досуга, как форма детского развлечения[580].
В противоположность языческим святкам, праздник Рождества был представлен в детских журналах подробно и многосторонне. В соответствии с главными идеями этого праздника в журнале печатаются рассказы о добродетельных и благородных поступках, совершенных детьми накануне или в день Рождества, исправлении и раскаянии на Рождество и т. п. В рождественских рассказах «Звездочки» «хорошие» дети обычно жертвуют своими рождественскими подарками в пользу бедных, «дурные» дети, получив пример доброты, исправляются и становятся «добрыми», дети, плохо обращавшиеся со своими игрушками, бывают наказаны, поссорившиеся дети мирятся на Рождество, а родители счастливы тем, что «Бог послал им таких хороших детей», и т. д. и т. п.[581] «Приятнее давать, чем получать» — вот типичное название для таких рассказов; оно использовано в «журнале для детей обоего пола» «Современник», который выходил в Петербурге в 1850‐х годах[582]. Подобные нравоучительные рождественские «картинки», учащие добродетельной жизни, можно встретить почти во всех детских журналах второй половины XIX века. Так, например, в «Задушевном слове» в течение многих лет печатались нравоучительные рождественские рассказы С. М. Макаровой[583].
Образовательный смысл публикуемые в «Звездочке» рождественские тексты получали тогда, когда в них сообщались новые для маленьких читателей сведения — о праздновании Рождества в других странах, о происхождении праздничных обычаев и обрядов, о праздничной символике и т. п. Так, в одном из номеров «Звездочки» помещен рассказ о том, как отец с детьми отправляется за рождественскими подарками и во время этой прогулки рассказывает детям о происхождении обычая устраивать елку, попутно «разбавляя» этнографические сведения ботаническими и экономическими[584]; аналогичен рассказ «Елка», напечатанный в 1880 году в журнале «Детский отдых», в котором дядя, украшая вместе с детьми елку, рассказывает им о рождественском дереве и святочных обычаях разных народов[585].
Помимо праздничных номеров журналов, к Рождеству издавались адресованные детям специальные книжки (иногда с подзаголовком «Подарок к празднику»[586]), предназначавшиеся для рождественских подарков. Такие книжки-подарки начинают появляться уже с начала XIX столетия[587]; к середине века их количество значительно возрастает[588]. Белинский, писавший о недостатке детской литературы и о ее низком качестве, иронически заметил по этому поводу:
Наконец литература наша начинает обращать внимание на детей и заботиться о доставлении им читательской пищи, способной развить их ум и сердце. Странно, что она хлопочет о детях один только раз в году — от праздника Рождества до праздника Пасхи, как будто в убеждении, что ум и сердце детей способны к развитию только в это время <…>. Эти книги издаются перед праздником как игрушки, которые покупаются «дражайшими» родителями для подарков детям[589].
Праздничные книжки-подарки для детей, рекламировавшиеся во многих периодических изданиях перед праздниками, представляли собой рождественские сборники пестрого содержания — они включали рождественские и святочные рассказы одного или разных авторов, стихотворения о празднике, переводные рождественские повести[590], всевозможные рекомендации по устройству и проведению детских праздников елки и т. д. и т. п.[591]
С середины века входит в моду возникший еще в XVIII столетии праздничный обычай декламирования детьми поздравительных стихотворений, адресованных родным и близким с пожеланиями здоровья и благополучия. Функционально такие декламации аналогичны благопожелательным новогодним и рождественским песням колядовщиков и славильщиков. Для того чтобы удовлетворить потребность в поздравительных праздничных текстах, начали издаваться специальные сборники, в которых помещались стихотворения с разными адресатами («дражайшему папеньке», «маменьке», «сестрице» и т. п.) и к разным праздникам (Рождеству, Пасхе, именинам, дню рождения). Позже, к концу XIX — началу XX века, когда детские елки стали устраиваться повсеместно как в домах, так и в учебных заведениях, появляется необходимость в издании рождественских и новогодних пьесок для детских постановок и программ праздничных утренников[592].
Среди русских детских писателей (и особенно писательниц) были такие, которые «специализировались» на «праздничных» (святочных, пасхальных, купальских) текстах, как, например, Л. А. Ярцова[593] и В. В. Михайлова, сборники которых выходили на протяжении нескольких десятилетий второй половины XIX века[594]. В конце XIX века детские рождественские тексты, как и вообще вся детская словесность, становятся доброкачественнее. «Праздничные» рассказы Н. И. Познякова[595], А. В. Круглова[596], Д. Н. Мамина-Сибиряка[597] в значительной мере освобождаются от свойственных более раннему времени сентиментальности, примитивности сюжетов и дидактичности, однако элемент нравоучения, спровоцированный идеей праздника Рождества, и в них остается достаточно сильным[598].
Детские праздничные тексты сыграли важную роль не только в развитии литературы для детей: на них выросло и воспитало художественный вкус целое поколение читателей. Такие произведения, являясь регулярным чтением ребенка, тем самым способствовали будущему расцвету святочного рассказа. Приученные к ним и воспитанные на них юные читатели, вырастая, и во взрослой литературе искали привычных для них литературных форм.
Заключение
Процессы 1840–1850‐х годов в области календарной словесности происходили на фоне заметного падения интереса к календарю и к проблемам, с ним связанным, что объясняется характерной для большинства писателей этого периода ориентацией на развитие, а не на возвращение, традицию. Литература обращает внимание прежде всего на новые явления жизни, в то время как старые, отживающие, рассматриваются лишь как тормоз в развитии новых. Поколение писателей середины века, воспитанное на гегелевской философии истории, «люди сороковых годов», воспринимали время как единый и непрерывный поток изменений и новшеств. Доминирование линейного (векторного) времени в культуре и искусстве этого периода было следствием жесткой идеологической общественной борьбы.
И все же календарная словесность в этот период продолжает развиваться. Напряженный и разноплановый интерес к народу и проблеме народности стимулирует дальнейшие этнографические разыскания в области народного календаря. В отличие от исследований первой трети XIX века, этнографические труды середины века по преимуществу посвящены изучению календарных народных обрядов и обычаев конкретных регионов Российской империи. В периодических изданиях демократического направления описание святок лишается того идиллического и ностальгического налета, который характерен для работ предшествующих десятилетий.
В этот период календарная словесность претерпевает значительные изменения. Почти полностью исчезает столь характерная для 1830‐х годов светская маскарадная повесть, значительно меньше становится фантастических сюжетов, основанных на святочной мифологии. Однако именно в это время появляются тексты (прозаические и стихотворные) с мотивами праздника Рождества, которые в освещении зимнего праздничного цикла опираются на основные положения христианской морали. В середине века возникает детская литература, и вместе с нею — детский рождественский и святочный рассказ, что явилось следствием активного роста детской периодики и внимания к проблемам воспитания и просвещения детей. Наиболее значительные святочные и рождественские тексты середины века, принадлежащие перу Толстого, Достоевского, Григоровича, Салтыкова-Щедрина, предлагают оригинальные святочные коллизии и демонстрируют широкие возможности святочного рассказа как жанровой формы. Интересуясь народными святками и восхищаясь рождественскими рассказами Диккенса, эти писатели дополнили и существенно углубили тематический потенциал святочной словесности. Однако превращение ее в особый жанр, обусловленный временем его бытования, противоречило их мировоззрению и культурным навыкам. В праздничных номерах периодических изданий в основном еще печатались лишь детские святочные рассказы.