— Не собьемся мы, Данило?..
Данило уже сидел на облучке, но не прямо, а как-то боком к лошадям и ко мне. Мне показалось, что он внимательно глядит им в ноги…
— Ты что это смотришь, Данило?
— Дорогу, барин, не потерять бы…
— Да уж, брат, смотри…
— Видите, темь-то какая… — как будто оправдывался Данило. — Вешек никак не различишь, всех снегом замело…
— А что, как собьемся, Данило?..
— Ничего, сударь… Тут-то Бог милостив… а вот под Угрюмовым, в Угрюмовой роще, там точно что опасливо.
— Что?.. шалят там? — спросил я его, потому что мне, Бог знает почему, подумалось в эту минуту именно про разбойников.
— О, этого пока Бог миловал в наших краях… я не про то… — ответил Данило, — а только… — и он опять как-то таинственно и загадочно окончил речь…
— Что ж там? Волков много?
— Это есть… да нынче везде их много, а только там «нечистое», сударь, местечко есть…
— Чем же оно нечистое?.. Вот те раз… Среди леса?..
— Да… тем, сударь, нечистое, что там «заводит».
— Кто же это «заводит»?..
— Кто — разумеется, нечистый…
— С чего это он? — попробовал я пошутить, но ямщик мой был серьезен.
— Да как, сударь, заводит-то! — продолжал он робким, низким голосом. — Нынче в зиму пятеро с этого места на тот свет ушли… в лесу трое замерзло, а двое утопли в речке Лютарке… Она, сударь, тут недалече протекает и самым почти лесом, а берега ее обрывистые такие… В эдаку темь, прости Господи, так туда с конями и полетишь, а она не замерзает.
— С чего же тут «заводит»? — пробовал я узнать причину поселившейся тут «нечисти».
— Эх, сударь… только поминать-то тут «ее» опасливо, а расскажу, пожалуй, на кого мы грешим в этом деле… Угрюмовского барина Щелкодавова слыхали?.. — спросил Данило, вполне оборачивая ко мне лицо с белыми усами и бровями…
— Да… Но ведь его давно уж тут нету?..
— Теперича-то нету… — сплюнул Данило. — Теперича это имение его купил угрюмовский же перчаточник Кочетков, а рощу-то — шеглятьевский Волков.
— Чему же тут причиной угрюмовский барин?
— Да вот, сударь… Я расскажу вам… У этого угрюмовского барина, у Щелкодавова, была усадьба тут за рощей недалече… Да и сейчас она есть… Дом, пристройки и все такое, а за домом-то, где теперь эта самая роща, — сад у него был разделан. Теперь, конечно, заглохло все, потому что Кочетковы поддерживать его не хотели, да и роща, говорю, перешла к Волковым. Бывало, Щелкодавов приезжал на лето сюда в Угрюмово… Была у него, сударь, жена… Народ говорит, что она не законная жена ему была, а полюбовница, да кто их знает… только жили-то они между собой очень хорошо… Бывало, сюда приедут… все вместе и вместе… Гулять ли, кататься ли, в гости ли куда!.. И к ним много гостей приезжало… Бывало, какие пиры задавал в угрюмовской усадьбе, просто роскошь… Исправник иногда приезжал… Фиверки пущались… Балы бывали богатые… одно слово, по-петербурски… На одном из таких балов барин и схлестнулся с какой-то баринькой… Тоже жена чья-то… Кто говорит серпуховского доктора, кто говорит — мировиха… Пошли у них с Щелкодавовым шуры да муры… Должно быть, его жена прознала про это, аль, может быть, он тиранить ее стал, только она взяла да в пруду, что в этой роще-то, и утопилась…
Данило опять сплюнул через зубок и побарабанил рукояткой кнута об передок саней.
— С этой поры и пошла в упадок Щелкодавовская усадьба; с этой же поры и заводить тут стало… Пруд этот, в котором утопилась барыня, засыпали, и, говорят у нас, кто на это место попадет, тот на тот свет пойдет, а кто мимо пройдет, того только «заведет».
«Как это „заведет“?.. Не может быть, чтобы какая-нибудь особая таинственная сила тут руководствует», — думал я, слушая рассказ ямщика…
— Вот, брат, смотри на дорогу внимательнее, а то и нас заведет, — сказал я Даниле, когда он окончил рассказ, запахнулся в шубу и начал дремать…
— О-о-о, маленькая… — кто-то вдруг простонал…
Темно… Холодно… Ветер свистит… На коленях сугроб снега навеяло… руки и ноги стали коченеть…
— Да где же мы?..
Я присмотрелся… Кони стоят… Кругом снег и снег, да по бокам какие-то стены, которые будто сближаются и хотят нас сплющить… Это лес…
— Данило! — крикнул я отчаянно.
— Што!.. — окликнулся тихо Данило…
— Где мы? Что не едешь? Или спишь?
Данило не отвечал…
— Данило, да проснись же, проснись… ведь мы заплутались.
— Мне, сударь, не до сна… это вы напраслину взводите… — обижался Данило. — А заплутаться мы точно что заплутались…
— Так чего ж ты глядел? — раздосадованный, даже взбешенный, тряс я ямщика за воротник тулупа.
Несмотря на то, что я кричал изо всех сил, голос мой не далеко убегал и замирал, как будто в бочонке.
— Данило, да ты в овраг, что ли, заехал? Где же мы, наконец? Куда ты завез?..
— Уж этого я, сударь, не знаю, где мы теперь. Знаю одно, что это не овраг, а место ровное, толичко мы, должно, в просеку попали…
— Так что ж… поезжай…
— Постой, сударь… Куды ехать?.. вишь, там куст, по бокам кусты… Мы, надо полагать, в чащу заехали.
— Так оборачивай назад…
— Невозможно назад саней оборотить… деревья мешают…
— Так как же быть? — спросил я уж хладнокровно и даже робко…
— Вот малость постоим… лошади поприглядятся… куда-нибудь авось выедем… Нас завело! Говорил, что заведет, вот и завело… — хладнокровно так ответил Данило и, слезши с саней, стал топтаться около.
— Надо хоть бы дорогу поискать…
— Куда теперь идти! Видите, темь какая! Сам рад пойти… тоже на сердце кошки скребут… Дома жена, дети, мать старуха… Самому еще век не постыл…
— Что же ничего не предпринимаешь?..
— Что тут предпринимать-то?.. Куда сунешься…
— Да ведь мы окоченеем тут…
— А вы, сударь, походите и посогреетесь… — посоветовал Данило, подавая пример…
— Вот что, Данило… Я сейчас сам пойду искать дорогу… — сказал я вознице, вылезая из саней…
— И что вы, барин… Боже вас упаси… вы заплутаетесь, волкам попадетесь или попадете в реку… берег обрывистый, стеной, так и соскользнете в воду…
Но идти было неудобно. Шуба путалась в ногах, за валенки засыпался снег, я то и дело натыкался то на пни, то на сучья и несколько раз падал… Наконец, я потерял направление, по которому шел… вернулся назад и не нашел своего возницы. Я повернул направо, сделал несколько шагов и опять вышел на пустую поляну.
Откуда-то издалека-издалека донесся до меня протяжный унылый волчий рев… Ему откликнулись еще и еще, и по всему лесу, с разных концов стали доноситься эти завывания… Я похолодел… Страх сжал мое сердце. Я пробовал идти, но споткнулся и закричал:
— Данило!
— Что изволите… — откликнулся Данило около меня, через елку.
«Ну, слава Богу… Он тут…» — Мне было стыдно своего страха.
— Садитесь-ка, сударь… Поедем… Коренник, должно, огляделся: что-то в ту сторону все прет…
Я сел, мы поехали…
Едва лошади сделали несколько шагов, как Данило изо всей мочи как-то отчаянно закричал: «Т-пру, т-пру, дьявол!..» Я взглянул вперед… Гусевой передний барахтается в снегу, стараясь вылезть задними ногами на обрыв, с которого сорвался. Данило поддерживал его вожжами… Я выскочил из саней…
— Вот, сударь, Бог помиловал-то… Чуть-чуть ведь… и мы были бы в Лютарке, — говорил Данило, когда выправил опять коренника.
Я взглянул с края довольно крутого обрыва, там чернела река. Действительно, опасность мы большую миновали… Как мы теперь выберемся?
— Теперь Бог поможет, выберемся! — ответил Данило, и в голосе его зазвучала прежняя самоуверенность. — Поедемте так, по краю…
Опять задвигались сани, но тихо; видно, что с трудом тащат их лошади по глубокому снегу.
— Э-э-эх вы, маленький, — ободрял их ямщик протяжным голосом и шибко хлопал по воздуху длинным кнутом.
— Как думаешь, Данило, куда мы выедем? — спросил я ямщика…
— Или к Угрюмову, или к Соминской сторожке…
— А это, смотри, прямо… что это освещает?.. как будто пожар!..
— Нет, это что-то движется… бежит…
В самом деле, какое-то, неопределенной формы, огненное чудовище летит прямо на нас… Два огромные глаза — ярко горят в ночной темноте… Вот оно повернуло в сторону, и показался огненный хвост…
— Господи, Иисусе Христе… Что за оказия, — проговорил трусливо Данило.
— Да это машина… машина… Вон, вон, видите, поезд пошел…
— Так и есть… Погоняй скорее…
Лошади прибавили шагу, и через несколько минут мы выехали на полотно железной дороги.
— Слава тебе, Господи! — сняв шапку, закрестился Данило. — А уж вот, сударь, струсил-то… — сознался он мне в первый раз. — Уж я думал, что и не выедешь… Куда ж теперь?..
— Вот что, Данило… Сворачивай-ка лучше в Лопасню… Все равно, у сестры ночую.
Ямщик обрадовался.
— Вот и праздник я встречу в родном доме, а завтра, или когда вы там пожелаете, я вас доставлю в Семеновское…
— А не заведет нас с тобою опять? — спросил я его уже шутливо.
— Не-е-ет, сударь, теперь не поддадимся… Эх вы, махонькия… ведь дом скоро, выручай… — присвистнул он на лошадей, и те, выбравшись опять на укатанное шоссе, промчались ровной рысью.
Что вам говорить, что к сестре я попал неожиданно, благодаря тому случаю, что нас «завело», но сколько радости доставил я им своим приездом… сколько радости было моим племянникам, получившим подарки к празднику… А все отчего? Оттого, что нас «завело».
М. В. ВолконскаяСолидный подарок[842]
Урок был кончен. Зимнее, серое, отяжелевшее от снеговых туч небо виднелось из окон белой с золотом залы, и хотя на улицах, покрытых недавно выпавшим снегом, было еще светло, — в зале наступали уже сумерки.
В одном углу залы, положив ручонку на край клавиатуры, стояла у концертного рояля маленькая девочка и большими, задумчивыми глазами поглядывала и на небо, и на тяжелые штофные портьеры, и на высокие пальмы посреди залы, и на молоденькую англичанку-гувернантку, присутствовавшую на уроке, и на учителя музыки — старого француза с длинными, зачесанными à l’artiste