Как не похож был этот теперешний веселый взор его на тот суровый исподлобья взгляд, к которому так привыкли все его окружающие!
Словно луч весеннего солнца, растопил этот взор ледяную гору, столько лет покрывавшую сердце Анны Николавны, и со дна души вызвал небывалое доселе нежное чувство к нелюбимому пасынку.
— Мамаша, а это вот я вам приготовил, — проговорил Ваня и несмело подал Анне Николаеве небольшой футляр.
Она с любопытством раскрыла его, и сердце ее радостно забилось.
В футляре, на малиновом плюше, лежала давно желанная ею золотая брошь с раскрашенной фотографией ее мужа.
Анна Николавна, в первый раз за все восемнадцать лет, крепко, с любовью поцеловала склоненную голову юноши.
Он порывисто ответил на эту ласку, горячо прижав к своим губам ее руку. Потом быстро подошел к столу и развернул какой-то сверток.
— Ах! — вскрикнула Милочка и бросилась к столу. Перед нею Ваня держал прозрачную белую кисею в мушки.
Милочка даже зажмурилась от радости. Она, видимо, не доверяла собственным глазам. Подарок был слишком неожидан.
— А здесь и маме на платье, — говорил Ваня, развертывая второй сверток и вынимая из бумаги серую блестящую полушелковую материю.
— Теперь ты можешь под Новый год ехать с мамой на твой первый бал.
Он светло улыбнулся, посмотрев на озаренное счастьем лицо сестры, и ласково добавил.
— Теперь ты ведь больше плакать не будешь?
— Ванюша, милый голубчик! — взволнованно проговорила Милочка и стремительно бросилась на шею брата.
Кисея и материя соскользнули со стола на пол, но девушка, не обращая на это внимания, душила брата в своих горячих бурных объятиях, поминутно повторяя:
— Ванюша, я не знала, какой ты хороший! Ты добрый, славный, и я крепко, крепко люблю тебя…
Анна Николавна подняла с пола материю и тоже подошла к Ване.
— Да пусти же меня, стрекоза, — шутливо заметила она дочери, — я тоже хочу поцеловать и поблагодарить Ваню.
Мягким жестом отстранив девушку, она нежно привлекла к себе сконфуженного юношу и, ласково заглядывая ему в глаза, тихо проговорила:
— Ваня, ты сегодня принес нам всем большую радость. Милый мой мальчик, спасибо тебе.
Она в первый раз назвала его «милым», в первый раз с нежной лаской, а не со строгим выговором, обратилась к нему. Под ласкающим добрым взглядом больших черных глаз Анны Николавны юноша забыл свое одинокое безрадостное детство, забыл горечь незаслуженных обид. Душа его, так давно жаждавшая любви и участия, сразу раскрылась, и он, примиренный и счастливый, доверчиво встретил горевший неподдельным чувством любви взор мачехи.
Они долго молча стояли, крепко прижавшись друг к другу. Казалось, эта надломленная жизнью женщина искала опоры в этом сильном, полном энергии, молодом существе.
А вокруг них жизнь кипела ключом. Соня и Митя, весело и громко покрикивая, носились вокруг елки, глядя жадными глазками на аппетитные лакомства. Милочка, что-то напевая и чему-то улыбаясь, рассматривала белую кисею. На пороге стояла старушка-нянька и, с добродушной улыбкой посматривая на ликующих детей, тихонько шептала:
— Слава тебе Господи, слава Создателю! Дождались и мы радостного праздника!
— Но скажи же мне, скажи откровенно, — спрашивала немного погодя Анна Николавна, усаживая около себя пасынка, — что это тебе вздумалось устраивать эту елку? На какие средства?
— О, об этом я давно думал, — глубоко вздохнув, проговорил Ваня. — Я носился с этой мыслью целый год. Видя перед собой постоянно, как вы перебиваетесь изо дня в день, я стал искать, кроме уроков, еще другой какой-нибудь работы. Мой знакомый, губернский архитектор, дал мне чертить планы…
— Это, должно быть, те, которые видела Соня и назвала картинами? — живо спросила Анна Николаева.
— Те самые, — ответил Ваня. — Я в продолжение трех месяцев почти не спал над ними. Мне хотелось заработать на елку детям. Я хотел помочь вам… А сегодня, — уже торопливо продолжал он, точно боясь, что не успеет всего высказать, — сегодня, когда я увидел слезы Милочки, я не выдержал, пошел к архитектору и взял вперед у него денег на платья и на шитье их. Я потом все, все отработаю, — краснея от волнения и радости, говорил юноша.
— Но, Ваня, ведь тебе эта работа не по силам, — вырвалось у Анны Николаевны. — Это ты уж лишком. Я не могу тебе этого позволить. Не могу… Я…
— Ничего, ничего, мамаша, — живо прервал ее Ваня. — Обо мне не беспокойтесь, я сильный, могу много работать, я ведь в папу… Вот только бы вам с детьми перебиться, пока я буду в технологическом институте, а потом… потом мы заживем так же, как при папе, — докончил он уже весело и весело-самоуверенно тряхнул густыми волосами. — Правда, Милочка?.. — и, не дожидаясь ответа, вскочил со стула и подбежал к своей младшей сестренке.
Через минуту Соня, захлебываясь от хохота, сидела на плечах у Вани, который бегал вокруг елки, догоняя Митю, и ржал по-лошадиному, изображая коня.
«Весь в отца!» — подумала Анна Николаева, глядя на возбужденное и озаренное беспредельной радостью лицо пасынка. В веселом шуме, наполнявшем комнату, ей мысленно слышится самоуверенный голос Вани, повторяющий: «Я сильный, могу много работать, я — в папу!»
Тихое радостное чувство овладело ею. От недавнего раздражения и недовольства жизнью не оставалось и следа. Угнетавшая ее тоска, трепет перед неизвестным будущим своих детей исчезли, словно туман при восходе солнца.
Она видит впереди мощную фигуру пасынка, смело вступившего на дорогу своего отца, она видит протянутую ей сильную руку, и снова звучат его слова: «Я сильный, я — в папу!»
Об авторе
Фото Вадима Лурье
Елена Владимировна Душечкина (1941–2020) — специалист по русской литературе и культуре, доктор филологических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета. Е. В. Душечкина начинала свой научный и педагогический путь в Тартуском университете под руководством Ю. М. Лотмана и Д. С. Лихачева, затем преподавала в Таллинне и Петербурге. Круг интересов Елены Владимировны охватывал самые разнообразные темы, от поэтики древнерусских летописей до проблем современной массовой культуры. Е. В. Душечкина была первооткрывателем целого ряда тем в филологической науке и культурологии: она первой обратила внимание на жанры календарной словесности, описала праздничные циклы и ритуалы горожан, по-новому обратилась к проблемам ономастики, показав связь имянаречения с литературным процессом. Е. В. Душечкина — составитель нескольких антологий русского святочного рассказа, автор более двух сотен научных статей и пяти книг: «Повесть о Фроле Скобееве: История текста и его восприятие в русской культуре», «Русский святочный рассказ: Становление жанра», «Русская елка: История, мифология, литература», «Светлана: культурная история имени» и «Строгая утеха созерцанья: Статьи о русской культуре».