I
Настоящие разбойники... и другого слова для определения их я не могу подобрать. По своей тупой жестокости, по своему равнодушию они напомнили мне «душителей» извозчиков.
С того далекого времени прошло 30 с лишком лет, и за это время я встретил едва ли не единственных таких злодеев, как эти два убийцы.
Мой кабинет помещался во втором этаже здания Казанской части.
Личные показания я всегда снимал по ночам, глаз на глаз с преступником, и никогда не испытывал ничего подобного страху, — а тут, слушая циничный, простой рассказ убийц, я чувствовал себя как-то не по себе и, когда через два часа отпустил их, почувствовал невольное облегчение.
II
Один из них был совсем молодой парень, лет 20, красивый брюнет.
Он служил стрелочником на Балтийской железной дороге подле Красного Села.
Стройная фигура его в хорошо сшитом казакине, красивое лицо, мечтательные черные глаза — все располагало в его пользу, и как-то не верилось, что он мог быть соучастником в убийстве.
Звали его Феоктистом Михайловичем Потатуевым, и действительно в страшной лиговской драме он был только свидетелем и отчасти помощником.
Главным действующим лицом был его двоюродный брат, динабургский мещанин Иван Ефимов Сумароков. Но и Сумарокова по лицу и манерам никто бы не признал за разбойника.
Рыжеватый блондин, невысокого роста, с ясными серыми глазами, узким лбом, он только для привычного глаза обличал преступную натуру коротким уродливым подбородком.
Потатуев уже признался во всем на первом допросе при аресте, и я хотел теперь проверить его показанием Сумарокова.
Он тоже уже сознался в убийствах.
— Был грех, — сказал он, усмехнувшись.
— Ну, теперь расскажи по порядку, как было дело! — сказал я.
Он одернул пиджак, отставил ногу и, откашлявшись, начал спокойно рассказывать.
III
— Приехал я это к Феоктисту, к брату то есть, и пошли мы с ним в Красное Село в заведение... Он свободным был. Ну, мы это сидим, пиво пьем, а тут, глядь, земляк. Горностаев этот самый. Николай Игнатьев. Ну, значит, сел с нами. Тары-бары, и опять пиво пили...
— Что же он, случайно подошел к вам?
— Как будто и случаем, хотя я ему сказывал, что 15-го числа в Красном буду.
— Богатый человек?
— Так, со средствами... торговлей занимался. Я почитал, что при ем рублев сто будет, а потом — всего семь рублей и сорок копеек. Промашку дал!
— Ну, пили...
— Пили, пили. Скоро десять часов. Я и говорю: едем в Питер! Ну, взяли мы из буфета пару пива и поехали. Приехали в Лигово, а тут пересадка. Поезда пока што ждать надо. Я и говорю: пойдем, ребята, пиво в лесу выпьем. Погода такая чудесная. Теплынь. Ночь светлая, ясная, в воздухе такой дух приятный... Ну и пошли.
— У вас в уме ничего не было?..
— Мерекалось малость, — ответил он, усмехаясь, и продолжал: — На опушке сели и пиво выпили. Я бутылки тут же разбил и говорю: пойдем в лес, и пошли... Идем и идем. Я это впереди, Горностаев за мною, а сзади Феоктист. Тропка-то узенькая. Кругом лес. В лесу-то темно. Тут мне и пришло на мысль... дело-то это самое. Я остановился и ногу вперед выставил. Горностаев через нее да на землю, а я на него. Он кричит: что ты? А я его носом в землю, а Феоктисту кричу: держи ноги. Феоктист говорит: боюсь; ну а я: держи, а то и с тобой то же будет. Тот-то трепыхается, а я снял со штанов ремешок, да ему на шею, и стал тянуть. Все это в минуту, собственно. Ну, он похрипел, рукой махнул и кончился. Задохся то есть. Тут я встал, начал деньги искать. Всего 7 Рублев да эти копейки. Феоктист-то дрожит, а я ему говорю: ну, раздевай его! И раздели. Пальто я велел Феоктисту на себя надеть, пинжак евойный под свой одел, а остальную мелочь в евойную рубашку узелком завязал. Сделали мы все это и пошли прочь. Я говорю: ехать теперь нам никак нельзя. Идем в Паново... И пошли... Кабак-то отперт. Всего 11 часов было. Тамошние парни гуляли, и мы с ними. Выпили, закусили и пошли. Только отошли, а у кабака шум. Прошли еще... к лесу шли... слышим, бежит кто-то за нами и нам кричит. Мы стали. Тут к нам молодой господин подбежал. Одежа такая хорошая, шляпа серая и на носу пенсне. Где, спрашивает, тут урядник живет? Меня, говорит, у кабака мужики обидели. Я жаловаться хочу. Где урядник? А меня злость все сосала, что я у Горностаева денег не нашел. Увидел его, и сейчас в голове мысль явилась. Мы, говорю, знаем, где урядник! Мы вам покажем; пожалте с нами! Он и пошел. Пошел сзади и все жалуется, как его у кабака обидели. Феоктист шепчет мне: куда ведешь его? Я ему: к уряднику! Он так и побледнел. Известно, молодой. Только подошли мы к самому лесу, господин вдруг и примолк. Я обернулся к нему: пожалте, говорю, к уряднику! А он как вдруг откачнется, да вскрикнет — и побежал... Почувствовал, значит. Только со страху — не на дорогу, а по самой опушке метнулся. Да так-то скоро... Я его нагнал и в спину. Он и упал... Позвольте закурить, ваше превосходительство, во рту перегорело.
Я позволил. Он вынул из кармана коробку, достал папиросу, спички, закурил и принял опять непринужденную позу, а Потатуев стоял, опустив голову, с видом полнейшего безучастия.
— Ну, упал, — сказал я, возвращая Сумарокова к прерванному рассказу.
— Упал... — начал снова Сумароков. — Я, как и в тот раз, ему на спину и ремень на шею. Минут пять лежал на нем, а он, надо думать, чувств решился. Лежит, и хоть бы что. Только впоследок весь задрожал и ногами вскинул. Феоктист дрожит. Я, говорит, убегу. Тут я ему погрозился. Сняли мы с господина всю одежду, сорочкой ему лицо прикрыли и пошли. Сперва леском, потом на шосу, потом опять в лес. Там легли спать и до 6 часов спали. Встали и пошли в Петербург. А тут ломовой порожнем едет. Довези! Он за сороковку и довез... Вот как дело было.
— Ну, а потом что?
— Потом-то? Известно. Прошли это мы на Александровский рынок, и я там все за 14 рублей продал. Оставил только очки да шляпу. Деньги получили. Его я от себя прогнал, а сам путаться стал.
Он замолчал и потом с огорчением прибавил:
— Никакой в этих делах и корысти не было. Так, глупость!.. Их увели.
IV
Это двойное убийство было совершено в ночь с 15-го на 16 июня 1886 г.
В Лиговском лесу утром 16-го числа был найден голый труп задушенного человека, а через какой-нибудь час в лесу за Пановом найден еще труп также задушенного и также совершенно раздетый.
Первый принадлежал Горностаеву, а второй молодому человеку, студенту Духовной академии, сыну псаломщика Василию Ивановичу Соколову.
Розыск был произведен по свежему следу. Потатуева, как стрелочника, знал в лицо жандарм на Лиговском вокзале, который видел его 15-го вечером вышедшим из вагона с каким-то мужчиною и убитым Горностаевым.
Потатуева арестовали, и он повинился.
Сумарокова же взяли прямо на квартире, где он был прописан.
НЕДОРАЗУМЕНИЕ
I
Это было в апреле 1885 года. На одном из утренних моих докладов в роли начальника сыскной полиции г-ну градоначальнику я вдруг услышал следующее:
— Однако хороша таки ваша полиция... На улице, на самом людном и видном месте, две дамы нападают на двух почтенных и уважаемых дам, выходит целый скандал, и я ничего об этом не знаю... Да, вероятно, и вы ничего не знаете?
— Нет, ровно ничего не знаю! — ответил я, несколько озадаченный.
— Вот то-то и есть. А ведь история случилась уже два дня тому назад... Вчера знакомый мне и почтенный профессор Ф. с возмущением и негодованием жаловался, что его жену и ее знакомую, молодую девушку из очень порядочного семейства, у Гостиного Двора задержали две купчихи, обвиняя их чуть ли не в воровстве и мошенничестве... Вышла целая неприятная история. Вы ничего об этом не знаете от ваших агентов?
— Первый раз слышу. Но сообщены ли фамилии лиц, нанесших неприятности г-же Ф.?
— Да, да... Фамилии записаны... Это жена купца-фабриканта А.Н.Б. и ее дочь, жена почетного гражданина К.Ф.Я.
— Лица эти мне известны. Немедленно расследую все дело и о результатах дознания буду иметь честь доложить вашему превосходительству .
— Да, да!.. Непременно. И необходимо раз навсегда научить этих дам, что нельзя творить неприличия на улице.
— Слушаю-с!..
Результаты моего расследования дали довольно характерную жанровую картинку.
II
8 апреля часов около двенадцати дня в доме по Николаевской улице, где жил фабрикант А.Н.Б., вошли две дамы. Одна высокого роста, средних лет брюнетка, а другая очень красивая, молодая, лет 18—19, блондинка. Обе дамы были весьма прилично и даже шикарно одеты.
— Г-н Б. дома? — спросили они швейцара.
— Никак нет. Они-с уехамши, — ответил тот.
— Ну, все равно... зайдем к его жене, — сказали дамы и поднялись на лестницу.
Позвонив у двери г-на Б., они велели доложить о себе хозяйке.
Та их приняла, и здесь разыгралась следующая сцена.
— Что вам угодно? — спросила хозяйка.
Обе дамы изумленно переглянулись между собой.
— Но мы желали бы видеть А.Н.Б., — сказали они.
— Его нет дома, — сказала хозяйка.
— Ах, какая досада, право! У нас к нему есть очень важное дело...
— Может быть, передадите мне...
— Нет-нет... Это будет бесполезно. Дело личное и требует разговора именно с А.Н. Но ведь мы можем заехать и попозже. Когда он будет дома?
— Между тремя и четырьмя он будет сегодня дома.
— Ну, вот тогда мы и зайдем, а теперь извините, ради Бога...
Мы вас обеспокоили совершенно напрасно.
— Ничего, какое там беспокойство, — сказала добродушная г-жа Б.
— Нет, нет, как же... Все же... — говорили незнакомки, направляясь в переднюю.
Г-жа Б. вышла их провожать.
— Ах, Боже мой! — проговорила вдруг старшая, солидная дама. — Катя, есть у тебя мелочь? — спросила она свою молоденькую спутницу.
— Нет! — ответила та.
— Извините, мне так совестно, но, право... вы так любезны и добры, что я решаюсь вас просить... — сказала солидная дама, обращаясь к хозяйке.
Та недоумевающе смотрела на нее.
— Будьте добры, разменяйте мне на мелочь рубль... — сказала солидная дама.
— С удовольствием!
Г-жа Б. принесла рубль серебряной мелочью.
— Благодарю, благодарю вас! — сказала дама, взяв деньги, и обе посетительницы живо юркнули за дверь.
Г-жа Б. стояла в недоумении.
— Ах, какая я рассеянная, — вдруг послышался голос дамы уже с лестницы. — Ведь я не отдала вам рубль бумажкой! Сейчас пришлю со швейцаром...
Горничная осталась в передней ждать рубля со швейцаром.
Хлопнула внизу выходная дверь. Прошла минута, другая, третья... А швейцар так и не нес рубля.
Барыня начала несколько недоумевать: пришли какие-то незнакомые дамы, взяли рубль, ушли... Она послала прислугу вниз справиться у швейцара.
— Степан, что же ты не несешь рубля?
— Какого такого рубля?
— Да того, что тебе передали две приходившие барыни.
— Никакого рубля они мне не передавали.
— Вот те и на!
Изумлению и негодованию почтеннейшей г-жи Б. не было предела...
III
Полчаса спустя к дому на углу Кабинетской и Ивановской улиц подошли также две дамы.
В этом доме жил зять упомянутого выше Б., почетный гражданин К.Ф.Я.
— Дома К.Ф.? — спросили они у швейцара, молодого высочайшего роста парня с широким добродушным лицом.
— Никак нет.
— А когда он будет дома?
— Не могу знать.
Обе дамы огорченно взглянули друг на друга.
— Что же, спросим об этом у его жены... — сказала младшая.
— Ну да, ну да, — сказала старшая и обратилась к швейцару: — А его жена дома?
— Дома! — ответил тот.
— Ну и прекрасно! Подымемся, узнаем, — сказала более солидная дама средних лет. — Мы старинные знакомые и даже родственницы К.Ф., — пояснила благосклонно швейцару почтенная дама. — Вот приехали и зашли его проведать. Жаль, что нет его. Ну, все равно зайдем, когда будет, сегодня же.
Швейцар почтительно слушал пояснение.
Дамы поднялись наверх. Но здесь навели справки только в передней квартиры К.Ф. Не преминув, однако, попросить у вышедшей молодой г-жи Я. разменять им два рубля.
Та сказала, что у нее нет мелочи, и дамы спустились вниз.
— Послушай, голубчик, — сказала старшая швейцару, — разменяй-ка мне два рубля.
Тот с величайшей готовностью отсчитал ей два рубля мелочью, которую она опустила в карман.
— Катя, — обратилась она к молоденькой, — дай ему два рубля бумажками.
— Ах, тетя, — ответила та, — ведь у меня, вы знаете, все десятирублевки.
— Вот досада! И у меня тоже... Швейцар, голубчик, через полчаса будет К.Ф., и мы приедем тоже... Да, впрочем, еще лучше...
Скажите ему, что были те две родственницы, которых он ждет, что мы будем у него сегодня же, и возьмите, кстати, у него два рубля, которые мы взяли мелочью. Получите еще на чай...
И пока швейцар успел что-либо сообразить, обе «родственницы» живо шмыгнули за дверь.
IV
Часам к трем приехал домой г-н Б. и выслушал от жены повесть, как две каких-то «шарлатанки» надули ее на рубль.
— Не рубля жалко, а досадно на свою глупость, что они так меня обошли, — говорила она. А потом прибавила: — Не верится что-то... Такие элегантные, нарядные... Может, придут.
Но пробило 4 часа, и дамы не пришли.
Тоже часам к трем возвратился домой г-н Я.
— Барин! К вам родственницы заезжали! — объявил ему швейцар.
— Какие родственницы? Что ты путаешь? Теща, что ли?
— Никак нет! Приезжие... Взяли у меня два рубля... Позвольте получить с вас.
— Что, что такое? Каких два рубля?
Началось выяснение дела, и Я., рассерженный и смеющийся вместе, вошел в свою квартиру.
— Вот так родственницы! — хохотали они с женой. — Ну и родственники же в Питере...
— Но какие они из себя? — интересовался Я.
— Очень элегантно и со вкусом одеты, — говорила г-жа Я. — Впрочем, я не рассмотрела хорошо. В нашей передней ведь темно... Непременно расскажу это маме, — прибавила она, — вот-то будет ахать и возмущаться по поводу мошенничества в Петербурге...
Но мама сама горела нетерпением рассказать дочери об истории с рублем и была уже у них на пороге.
Толкам, негодованию, удивлению и предположениям обеих женщин не было конца. Жертвой мошенничества, хотя и на ничтожную сумму, сделались две родственные семьи. Очевидно, кто-то их знал, кто-то за ними следил...
Что бы это значило?
Поахали, поохали мать с дочерью и решили проехать, потолкаться у Гостиного Двора, где, кстати, был и магазин Я., зятя г-жи Б.
Поехали...
V
Только что подъехали они к Гостиному Двору и проехали несколько возле него, как г-жа Б., мать, взволновалась:
— Стой! — крикнула она кучеру, а затем, обратившись к дочери, возбужденно проговорила: — Они!
— Кто такие? — спросила та с удивлением.
— Они, негодяйки, воровки, которые два-три часа тому назад проделали всю эту историю с тремя рублями. Вот я их!..
И почтенная дама указала дочери на двух элегантно одетых женщин. Одна из них была высокая средних лет брюнетка, а другая молоденькая, красивая, 18—19 лет блондинка. Обе женщины не торопясь шли у Гостиного Двора, останавливаясь иногда у витрин магазинов...
— Они! — энергично еще раз сказала г-жа Б. — Пойдем-ка догоним и арестуем их...
— Не ошибаетесь ли вы, мама?
— Ну, нет! Уж я не ошибусь...
И обе женщины пустились догонять воровок.
«Воровки» между тем, по-видимому, чувствовали себя в полной безопасности, нисколько не тревожились и оживленно о чем-то беседовали, опять остановившись возле витрины большого ювелирного магазина.
— Не потрудитесь ли, сударыни, — вдруг грозно и громко обратилась к ним г-жа Б., — не потрудитесь ли немедленно отдать те три рубля, которые вы сегодня обманным образом и мошеннически получили?.. Вот рубль с меня, а два рубля от моей дочери или у швейцара этого дома, но это все равно...
Обе настигнутые дамы остолбенели.
— Вы с ума сошли! Сумасшедшая... — сказала, отступив назад, высокая средних лет дама...
Молоденькая же молчала и бледнела. Это окончательно укрепило г-жу Б. в том, что она «поймала»-таки преступниц.
— Нет, я с ума не сошла и не сумасшедшая я, — еще громче заговорила г-жа Б. — А вот если вы сейчас же не отдадите трех рублей, то я крикну городового и сведу вас в полицию... Это верно! Отдайте по чести, говорю вам. Вас таких учить надо!
Возле этих двух пар женщин начала собираться, конечно, толпа, и г-жа Б. почувствовала себя еще храбрее.
— Но Боже мой! Чего же вы хотите? — спрашивала беспомощно озиравшаяся вокруг высокая дама.
— Чего? Вы отлично знаете чего. Прежде всего трех рублей, которые вы обманом взяли...
— Боже мой! Что это? — проговорила молоденькая «воровка», едва не падая и со слезами на глазах. — Ради Бога, дайте им три рубля...
— Вот то-то и есть! — торжествующе произнесла г-жа Б., жестом приглашая народ полюбоваться на двух уличаемых ею преступниц.
— Но какие три рубля? За что три рубля? В чем, наконец, дело? — проговорила энергично уже пришедшая в себя высокая дама. — Или вы с ума сошли, или здесь недоразумение, которое надо выяснить.
— Что здесь выяснять! — убежденно, но уже не так бойко сказала Б. — Ведь вы прекрасно понимаете, в чем дело.
— Ничего я не понимаю! — вдруг рассердилась высокая дама. — Сударыня! Вы шутите плохие шутки... Собираете народ, делаете скандал... Это, наконец, превосходит всякую меру терпения!
Она взяла под руку свою молодую подругу.
— Здесь, во всяком случае, нам неприлично объясняться, — проговорила она г-же Б., — и если уж вы так настаиваете на чем-то непонятном, то необходимо для объяснений избрать другое место.
Решительный тон высокой дамы несколько повлиял на Б., тем не менее она не желала выпустить из рук таких «отчаянных мошенниц».
— Если вам так неудобно объясняться здесь, при народе, то, пожалуйста, в двух шагах отсюда магазин моей дочери, не угодно ли... — язвительно пригласила она.
И обе пары дам, сопровождаемые толпой смеющихся зевак, торжественно двинулись к магазину Я. на Большой Суровской линии.
VI
В магазине дело приняло несколько другой поворот.
Младшая из «пойманных» дам опустилась беспомощно на стул, а старшая тотчас попросила у г-жи Б. объяснений.
Госпожа Я. подошла к находившемуся уже в магазине мужу и начала объяснять, в чем дело.
— Вот так штука! — проговорил он. — Только не похоже оно что-то...
Между тем разговор между г-жой Б. и высокой дамой начинал приобретать весьма острый и «возвышенный» характер.
— Это, наконец, ни на что не похоже, — кричала высокая дама. — Предупреждаю, вы ответите за свои слова и поступки... Я этого так не оставлю... Мой муж имеет знакомства. Я — жена профессора Ф., мы живем здесь же, недалеко, около Пажеского корпуса...
Г-жа Б. несколько опешила, как говорят, однако пробовала было упомянуть о полиции.
— Вот именно, прошу послать за полицией, — вскипела дама, — что делать! Скандал так скандал, но нужно же покончить такую отвратительную историю.
— Хозяин! — шепнул между тем один из приказчиков г-ну Я. — А ведь это верно. Я признаю, это действительно г-жа Ф. — наша даже покупательница и живет здесь недалеко... Важная дама...
Почетный гражданин Я. увидел, что его дамы попались впросак.
— Какая там полиция!.. Зачем же — с полицией, — произнес он, подходя. — Можно и без полиции... Просто ведь вышло недоразумение. Извините-с...
— Это не недоразумение, а оскорбление средь бела дня на улице... Это скандал! — со слезами в голосе взвизгнула высокая дама.
С молоденькой начала делаться истерика, и приказчик побежал за водой.
Г-жа Б. и ее дочь в недоумении отступили.
— Ну уж и оскорбление! — заговорил г-н Я. — Просто ошиблись дамы. У нас такой случай неприятный вышел, ну и... приняли вас за других...
— Она меня сумасшедшей при всех назвала! — сказала г-жа Б.
— Молчите уж, маменька! — шепнул ей зять.
— Сударыня, — убедительно обратился он к г-же Ф., — вас никто не задерживает. Можете уйти. Тысячу раз извиняюсь. Все глупость женская... Недоразумение... Не стоит делать скандал.
Старшая дама расплакалась.
— Фу! что это такое! — вдруг проговорила она, опускаясь на стул. — Такое безобразие... Просто на улицу нельзя показаться.
— Ах, Боже мой, какое недоразумение! — лепетал г-н Я. — Ах, Боже мой! Сударыня, успокойтесь... Все вы! — шипел он на жену и тещу. — И все из-за трех рублей. Вот так историю затеяли... Тысячи извинений, сударыни! — извивался он перед плачущими женщинами. Да затвори же дверь, болван!.. — отнесся он к мальчику из магазина. — Сударыни...
Старшая «задержанная» дама вдруг отерла глаза, решительно встала и взяла под руку свою спутницу.
— Пойдем, Annette... — сказала она.
Обе дамы вышли.
— Еще хорошо, что так отделались! — широко вздохнул почетный гражданин Я. — Эх, вы! — начал он укорять своих дам.
— Но ведь точь-в-точь те... мошенницы! — пробовала было оправдываться г-жа Б. — И платья, и шляпки, и рост, и походка, и все... Просто ума не приложу.
— Те да не те, видно. Еще хорошо, что так отделались...
VII
Однако отделались они не так-то легко.
Разузнав всю эту историю, я господам Б. и Я. послал повестки с приглашением явиться к 9 часам утра в сыскное отделение. Неприятное впечатление от получения подобных «приглашений» я знал очень хорошо и рассчитывал на это.
В назначенный день и час оба «приглашенные» с беспокойными и встревоженными лицами уже сидели в моей приемной и тихо перешептывались между собой. Мне доложили о них.
— Скажите, что я занят. Пусть подождут! — приказал я.
Прошел час, другой, третий... Так продержал я их чуть ли не до двух часов. Потом приказал просить.
Я. с зятем вошли.
— Дело скверное! — сказал я. — Ваших жен придется выслать из Петербурга.
Лица обоих вытянулись.
— За что же-с, помилуйте!
— Как за что! Захватывать на улице почтенных и уважаемых женщин... Скандалить! Обвинять в воровстве. Разве этого мало? Градоначальник негодует и хочет распорядиться о высылке.
— Ваше превосходительство... — умоляюще начали они. — Недоразумение...
Здесь оба наперебой пустились рассказывать уже мне известную историю. Я едва мог не улыбаться. Тем не менее строго сказал:
— Однако за такие «недоразумения», вы понимаете, наказывают...
— Господи! Да войдите же в наше положение, ваше-ство, — воскликнули оба. — Сжальтесь...
— Не знаю. Я доложу градоначальнику, — ответил я сурово. — Сомневаюсь, чтобы он смягчился... Впрочем, все зависит от него и от г-жи Ф. и ее знакомой, которых вы оскорбили. О результатах... я вас вызову и сообщу.
Оба ушли как в воду опущенные.
VIII
Г-н градоначальник даже рассмеялся, когда я подробно рассказал ему всю историю.
— Да! — сказал он. — Пугнуть их, конечно, следует... Но на этом и покончить.
Дня три я не подавал вести г-дам Б. и Я. Воображаю, как они там пробирали своих жен.
Наконец вызвал. Продержал часа три в приемной и не принял. Просил явиться завтра.
Назавтра, опять достаточно выдержавши их в ожидании, пригласил.
— Благодарите г-жу Ф. и г-на градоначальника, — сказал я. — Они согласны прекратить это дело. Но другой раз таких «недоразумений» не должно быть... Понимаете?
У Б. и Я. просияли лица.
— Покорнейше благодарим, ваше превосходительство!
Открыть настоящих виновниц этой проделки мне так-таки и не удалось, хотя и очень хотелось...