Письмо архимандрита. У отцов отшельников
Я только что вернулся после визитации больных, как услышал знакомый звонок моего друга Путилина.
— К тебе, доктор! — входя в мою приемную, проговорил Путилин. — Фу-у, устал! Ну и зима же выдалась, будь ей неладно! Столько дел, столько дел...
— Но ведь ты без этого — как рыба без воды.
Путилин рассмеялся.
— Ты прав. Моментами страшно хотелось бы отдохнуть, но... при первом намеке на выдающееся дело — я встряхиваюсь и бросаюсь на розыски с юношеским жаром и пылом. Нет, видно, горбатого только могила исправит.
Он протянул мне письмо на плотной хорошей бумаге.
«Ваше превосходительство милостивый государь Иван Дмитриевич! Я решаюсь обратиться к Вам с всепокорнейшей просьбой расследовать некоторые таинственные явления, кои за последнее время стали твориться в нашем монастыре, настоятелем коего я состою. Поелику вследствие недуга не могу посетить Вас лично, убедительно прошу не отказать приехать в нашу обитель. Призывая на Вас благословение Божие, с истинным почтением слуга Ваш покорный о. архимандрит Валентин, настоятель Н-ского монастыря».
— Что ты на это скажешь?
— Ты был уже там?
— Нет. Я заехал за тобой. Если хочешь, поедем вместе.
— Хочу ли я! Ну конечно, мой великий друг, но... будет ли удобно?
— Отчего же нет, мой великий ассистент! — улыбнулся Путилин.
Мы поехали.
Минут через сорок перед нами вырисовались ворота огромного и богатейшего Н-ского монастыря, столь популярного в Петербурге. У ворот находился страж, к которому и обратился Путилин:
— Скажи, любезный, как нам попасть к отцу настоятелю?
— А вот-с, все прямо, потом-с за большим правым белым собором свернете налево. Там — каменный корпус-флигель, в нем обитает его высокопреподобие.
Когда мы проходили огромным наружным помещением монастыря, в пространстве которого мог бы уместиться целый уездный городок тогдашней России, нам встретился какой-то не то монах, не то послушник.
Он внимательно и зорко оглядел нас, поклонился и мягко-вкрадчиво обратился к Путилину:
— Вы не к отцу ли Валентину, нашему архимандриту-настоятелю изволите следовать?
— Да, к нему. А вы почему же, отче, это знаете? — спросил Путилин.
— Отец настоятель приказал мне поглядывать вас, дабы проводить к нему. У нас здесь долго ли запутаться?.. Помещение, как изволите видеть, обширнейшее. Пожалуйте!
И монах повел нас, идя впереди.
— Это чрезвычайно любезно со стороны отца Валентина... и чрезвычайно глупо... — услышал я тихое бормотание моего друга.
Мы миновали один собор, другой — и вскоре очутились перед огромным белым каменным флигелем, расположенным полуциркулем.
В окнах виднелись белые кисейные занавески, горшочки с цветами герани, олеандра и «сережек» и деревянные клетки с птичками.
— Здесь кельи братии, отче?
— Да-с, а вот эти окна принадлежат помещению отца архимандрита, — предупредительно пояснил ведущий нас монах-отшельник.
Мы вошли в подъезд, поднялись по ступеням отлогой лестницы и, попав в длинный коридор, остановились перед красивой дверью светлого ясеня.
— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа... — троекратно стукнул в дверь монах.
— Аминь! — послышался из-за двери высокий, приятного тенорового тембра молодой, звучный голос.
Дверь распахнулась.
На пороге стоял высокий, стройный юноша, одетый в черный подрясник.
Он был необычайно красив. Роскошные густые волосы светло-золотистого цвета шатром поднимались над белым, словно из мрамора выточенным лбом. Большие синие глаза, в которых горел пламень какого-то религиозного экстаза-фанатизма.
Это, если хотите, был блестящий тип первомученика-христианина, одного из тех, которые сотнями погибали на арене кровожадного языческого цирка Рима в лютых когтях хищных зверей или же на «иллюминационных» крестах роскошных садов безумного Нерона.
— К нашему отцу настоятелю... — показывая на нас, обратился к юноше монах.
— Пожалуйте! — с низким поклоном пригласил нас юноша, по-видимому келейник.
— Как позволите о вас доложить его высокопреподобию?
— Скажите, голубчик, что по письму отца Валентина, — уклончиво ответил Путилин.
Мы разделись и вошли в большую комнату — келью, своим роскошным убранством напоминающую скорее богатую гостиную, чем жилище отца сподвижников.
Тут были отличная фисгармония, мягкая мебель, крытая темно-синим бархатом, зеркала, цветы, ковер, картины-портреты в дорогих золотых рамах, правда, духовного содержания и духовных лиц — иерархов церкви.
В воздухе пахло каким-то ароматическим курением.
Красавец келейник скрылся за портьерой из синего бархата и вскоре вышел оттуда обратно.
— Идут-с!.. — проговорил он, бросая на Путилина неуловимо быстрый взгляд своих святительско-подвижнических синих глаз.
Явление призрака. Огненный крест. Число зверя
— Добро пожаловать, ваше превосходительство Иван Дмитриевич! — послышался мягкий старческий голос.
К нам подходил, сильно прихрамывая на правую ногу, с высокой палкой с золотым набалдашником в руках невысокий, довольно тучный старик архимандрит симпатичной наружности.
Путилин встал и подошел под его благословение.
— Благословите, ваше высокопреподобие, — проговорил он. — А это — доктор, мой ближний друг.
Я подошел тоже под благословение архимандрита.
— Вы уж, ради Бога, простите меня, что я дерзнул обеспокоить вас, но, как изволите видеть, не в силах сам был приехать к вам: нога от ревматизма застарелого совсем опухла.
— Вот и отлично, что я захватил с собой доктора, отец Валентин: он осмотрит вашу ногу и подаст вам помощь. А пока... в чем дело? Что у вас тут стряслось в монастыре?
— Такое дело... я даже не рискую и сказать, что за дело...
— А именно? Виноват, мы — совершенно одни?
— Там только в первой комнатке келейник мой, послушник Серафим...
— Гм... как подходит это имя к его наружности! — улыбнулся Путилин. — Однако, ваше высокопреподобие, нельзя ли его под каким-либо благовидным предлогом удалить на время? Откровенно говоря, я люблю вести разговоры такого рода без свидетелей...
Через секунду серафимоподобный келейник Серафим был отослан к отцу казначею с каким-то сложным запросом.
— Итак, отец Валентин? — обратился мой друг к настоятелю монастыря.
— Изволите видеть... У нас в монастыре появилось привидение. — Голос отца настоятеля задрожал, словно он видел и сейчас перед своими глазами это привидение. — Дней десять тому назад утром, после службы церковной, явились ко мне некоторые из братии. Они были бледны, взволнованы донельзя и прерывающимися от страха голосами поведали, что все они в разное время ночи, выходя из своих келий в коридор, видели следующее: по коридору тихо, беззвучно словно плыла фигура человека в сером плаще. Признаюсь, сначала я отнесся к этому недоверчиво. «Полно, отцы, может, вам это почудилось?» — сказал я им.
«Нет, отец настоятель, клянемся вам, что мы видели таинственную серую фигуру. Не может же нам всем привидеться одно и то же».
Чтобы успокоить монашескую братию, я отслужил в коридоре молебен с водосвятием, окропив святой водой коридор, стены.
Вдруг на следующую ночь, когда я стал забываться сном после невыносимых болей в ноге, в коридоре раздался и глухо прокатился под сводами невероятно дикий, страшный крик. Крик был настолько ужасен, что я, поверите ли, даже похолодел весь и не мог сотворить крестного знамения. Опомнившись, я через секунду, набросив на себя рясу, поспешил в коридор. Серафимушка, келейник мой, тоже бледный со страху, спешил облачиться в подрясник.
Когда мы вышли в коридор, тонущий во мраке и тускло озаренный крохотным светом лампады, висящей перед иконой в конце коридора, мы увидели прислоненную к стене фигуру почтенного старца, монаха Досифея.
— Смотрите... смотрите... на стене!.. — бормотал он замирающим от ужаса голосом.
Я глянул и сам задрожал, еле удержавшись на ногах. На стене огненными буквами, переливаясь трепетно-синим светом, горело такое вот изображение:
+
А. 6. Jan. 6. Час. 6
666
Аще через злато погибель
Разбуженная криком, из всех келий стала высыпать в коридор наша братия. «Господи Иисусе! Свят, свят, свят! Что приключилось?» — раздались их испуганные голоса. И многие из монахов видели сие страшное знамение и устрашились до потери сознания...
— Скажите, отец Валентин, — вдруг прервал настоятеля Путилин, до сих пор не проронивший ни слова, — долго продолжалось это огненное видение.
— А право, не могу вам точно определить. Сами изволите понимать, в каком душевном трепете мы пребывали.
— Так. Теперь позвольте мне задать вам ряд вопросов. Появление призрака в сером плаще, равно как и огненного знамения повторялось с той ночи?
— Да, неоднократно.
— В различных местах или же только в коридоре?
— Серого призрака видели только в коридоре, а страшное знамение — и в церкви. Когда, сопровождаемая мною, братия на днях вошла в церковь на утреннее моление, мы ясно увидели на стене сей огненный крест и сии загадочные буквы и слова.
— Скажите теперь, у вас в обители не находится посторонних людей?
— Никого.
— Может ли, например, кто-нибудь ночью проникнуть в монастырь.
— Нет. Сторожа у нас служат по многу лет, честности и верности они примерной. К нам попасть ночью так же трудно, как и в крепость. Никого не пропустят.
— Ну, а если... Впрочем, нет, ничего... Скажите, у вас лично не является никаких предположений?
— Никаких, достоуважаемый Иван Дмитриевич. В том-то и горе, что ума не приложу. Одно скажу: сердце мое ноет, словно беду какую предчувствует. Монастырь весь в страхе. Оторопь всех взяла. Молиться покойно не можем. Думал я, думал и порешил к вам за помощью обратиться. Вы — человек замечательный, ума проникновенного... Помогите!
— Мне бы хотелось осмотреть кое-что... — задумчиво произнес Путилин.
— Пожалуйста, пожалуйста, дорогой гостюшка! Я уж сам проковыляю, сам вас всюду проведу, куда надобно.
Мы вышли в переднюю архимандритского помещения и стали облачаться в шубы.
— И ты иди, Серафимушка, с нами, — ласково обратился отец настоятель к возвратившемуся от казначея келейнику.
Крючок воротника у шубы Путилина зацепился за его вицмундирный фрак.
— Будьте добры, голубчик, отцепите! — обратился Путилин к красавцу юноше. — Нет, не тут... повыше... вот, вот... у самой шеи... Чуть не у носа самого... Отлично! Спасибо!
Подземный ход. Носовой платок. Козни Сатаны
Мы начали с осмотра коридора, по обеим сторонам которого были расположены кельи монахов.
— Скажите, вы помните то место, где появилось огненное знамение?
— Вот здесь! — ответил серафимоподобный келейник, показывая на стену.
Путилин близко-близко наклонил лицо к стене, словно стараясь прозреть в ней что-то невидимое.
— И вы не ошибаетесь, голубчик, именно здесь? — круто обернулся он к красавцу юноше.
— Нет, господин, я запомнил хорошо, — ответил он.
— Отлично... отлично... Ну-с, пойдемте дальше.
Мы прошли один, и другой, и третий коридоры.
Из келий порой выглядывали старые и молодые, худые и толстые лица монахов.
— Мир с вами! Мир с вами! — бросал направо и налево отец настоятель.
Монахи низко кланялись и скрывались в своих кельях. Очевидно, они догадались, что происходит какой-то осмотр-следствие, и поняли, что присутствие их вовсе не желательно и не нужно.
— Угодно, может, вам, достоуважаемый Иван Дмитриевич, в келейках побывать?
— Нет, отец Валентин, пока мне этого не надо, ответил Путилин.
Проходя первым коридором, мы уткнулись в стену, в которой находилась небольшая железная дверь, закрытая крест-накрест железными же массивными болтами. Огромный висячий замок висел на скрепах.
— Что это за дверь? Куда она ведет? — обратился Путилин к отцу настоятелю.
— Это старинный подземный ход, ведущий в ризницу, находящуюся при главном соборе.
— Скажите, пожалуйста, отец Валентин, этим ходом когда-нибудь пользуются теперь?
— Никогда. Вот уже сколько лет он закрыт как с этой стороны, так и с той, которая ведет из ризницы.
— Не будете ли вы так любезны, — обратился Путилин к келейнику, — принести мне со стола отца Валентина носовой платок, который я там забыл. У меня сильный насморк.
Когда келейник скрылся за проходами коридора, Путилин быстро спросил архимандрита:
— Скажите, могу я проникнуть туда, за эту дверь, во всякое время, когда бы мне это ни понадобилось?
— Разумеется, Иван Дмитриевич, если это вам надо. Ключ я имею.
— Что у вас там находится, в ризнице? Виноват, она закрыта и с той стороны такой же дверью?
— Да, и с той. А в ризнице у нас большие сокровища хранятся. Драгоценнейшая золотая утварь — дары царей и вельмож и иных благочестивых щедрых жертвователей. Жемчуга, иные разные драгоценные камни...
— Какое у нас сегодня число? — вдруг обратился ко мне мой друг.
— Четвертое... — ответил я.
— Слушайте теперь меня внимательно, отец Валентин: сегодня и завтра я буду являться к вам. В каком бы виде я ни приходил, вы должны помнить, что это — я. Ничему вы не должны удивляться, поняли? Ровно ничему.
Глаза симпатичного настоятеля стали испуганными, круглыми.
— О, Господи... — со стоном вылетело у него. — Все буду делать, что прикажете... Прямо сокрушение... Этакая напасть!
— А теперь позовите братию, если не всю, то хоть нескольких.
Келейник вернулся и подал Путилину платок.
— Благодарю вас, голубчик! А-пчи! А-пчи!
Я следил пристально за моим другом и видел, что он чихает весьма натурально.
— Ты простудился, однако... — сказал я ему.
— Ничего... пустяки... скоро пройдет, дня через два... — пробормотал он.
«Динь-динь-динь...» — пронесся под сводами монастырского коридора звон небольшого колокола, висевшего в углу.
Это отец архимандрит Валентин сзывал братию.
Почти сейчас же двери всех келий распахнулись, и вскоре коридор заполнился черными фигурами монахов.
Все с тревогой и недоумением смотрели на нашу группу.
— Святые отцы! — начал Путилин. — Ваш глубокочтимый настоятель отец архимандрит Валентин поведал мне о тех таинственных явлениях, кои имели место в вашей священной обители. Недоумевающий, старающийся блюсти ваш покой, он решил обратиться ко мне за помощью. Сейчас, исследовав все дело, я пришел вот к какому выводу.
Воцарилась удивительная тишина. На бесстрастное лицо Путилина были устремлены десятки глаз.
— Я пришел к тому решению, что ни о каких злоумышлениях здесь не может быть и речи. Все, чему вы были свидетелями, есть козни, происки и проделки нечистой силы.
— А-а-х! — пронесся испуганно-подавленный шепот-возглас монашествующей братии.
— Да! — убежденно и сильно продолжал Путилин. — Это — Сатана. Вы заметили это звериное число из Апокалипсиса — 666? Кто, кроме Сатаны, знает чудодейственную силу этого кабалистического числа? Поэтому вот вам мой совет, отцы: ночью старайтесь не выходить из своих келий в коридор, дабы не устрашаться духом. Отец Валентин, вкупе с вами, отслужит еще несколько молебнов, и Бог поможет, нечистая сила, смущающая покой святой обители, сгинет, пропадет и будет посрамлена.
Путилин поклонился монахам, отвесившим ему поясные поклоны, и подошел к отцу настоятелю:
— Я уезжаю, ваше высокопреподобие. Благословите. Молитесь, и все наваждение пройдет... Моя помощь здесь — бессильна.
Когда мы вышли из монастырских врат и уселись в поджидавшие нас сани, я, пораженный, обратился к моему другу:
— Как?! Ты серьезно веришь, что тут замешана, вернее, действует нечистая сила?
— Да! — невозмутимо ответил он.
— Ради Бога, ты ли это говоришь, Иван Дмитриевич?!
— Я тебе говорю и прошу запомнить, доктор, что тут все происходит по наущению Сатаны.
Я был вне себя от изумления.
— Признаюсь тебе, я полагал совсем другое.
— А именно? — повернулся ко мне Путилин.
Уголки губ его трогала веселая усмешка.
— Я полагал, что это — проделки какого-нибудь монаха. Греха таить нечего: наши монахи, особенно такого богатого монастыря, не отличаются особенной воздержанностью насчет и пития, и... женского пола. Плоть берет дух. Мне пришла мысль, что этот призрак — какая-нибудь замаскированная Дульцинея...
— Браво, доктор, ты положительно делаешь огромные успехи в деле сложного сыска! Остроумно, остроумно!
Минуты через две он вдруг сказал мне:
— Дело гораздо серьезнее, чем ты предполагаешь... и гораздо интереснее.
— Так, стало быть, друже, ты уже вывел свою «кривую»?
— Посмотрим, посмотрим... — рассеянно ответил великий сыщик. — Ты будь сегодня дома. Я заеду опять за тобой.
Ночь в печке. Снова огненное явление
Но я напрасно в этот вечер и в эту ночь прождал моего друга: он не приехал за мной.
«Верно, передумал что-нибудь...» — философски утешал я себя.
Откровенно говоря, это меня страшно заинтересовало. Что за тайна кроется в монастырском происшествии?
Я, по природе всегда большой мистик, увлекающийся теософическими и оккультными науками, проломал всю ночь голову над разрешением этой мудреной монастырской проблемы. Около десяти часов утра ко мне приехал Путилин.
— Прости, — начал он, входя, — что я не исполнил своего слова, не заехал за тобой вчера.
— Ты, очевидно, отложил свою поездку в монастырь.
— Нет, вчера я был там и пробыл почти всю ночь.
— Как?! — вырвалось у меня. — Ты был и не заехал за мной.
Путилин мягко рассмеялся.
— И не стыдно тебе, Иван Дмитриевич, что ты меня надул? — вырвалось у меня с укоризной.
— Ну, ну, прости и не сердись, дружище. Во-первых, должен тебе сказать, что мне и одному-то было чрезвычайно трудно проникнуть инкогнито в богоспасаемую обитель, а во-вторых, при всем моем желании я не ухитрился бы всунуть и тебя в печку.
— Как всунуть в печку? В какую печку? Зачем в печку? — удивленно переспросил я.
— Очень просто: в ту не особенно обширную печку, которая находится в монастырском коридоре, где я провел часть ночи и едва не был сожжен живьем.
У меня мурашки пробежали по коже.
— Да расскажи ты толком, Иван Дмитриевич, о приключениях твоих в сегодняшнюю ночь!
— Всего рассказывать — некогда, а часть, если хочешь, изволь.
— Прежде всего, как ты инкогнито проник в монастырь?
— Очень просто: в костюме трубочиста. Мне пришлось очень внимательно осмотреть несколько печей, прежде чем я попал в келью отца архимандрита. Чудак старик! От пережитых волнений он совершенно забыл мои инструкции вчера. Он чуть не вытолкал меня. «Не надо, не надо осматривать, печи все недавно осмотрены!» И только тогда, когда я ему выразительно мигнул, он вспомнил, догадался. Скажу тебе, что я был и в главном соборе под предлогом осмотра печи. Часть вечера я пробыл, спрятавшись, в помещении отца Валентина.
Почтенный старец все ахал и охал, глядя на мою оригинальную наружность. Затем, улучив минуту, я пробрался незаметно к коридорной печи и влез в нее. Честное слово, это было не особенно приятное помещение! Я весь скрючился и чуть не задохнулся в узком пространстве... Вдруг я слышу, что к печи подходят и начинают совать туда дрова. Ты можешь вообразить себе, докториус, мое положение? У меня волосы зашевелились на голове! Уже чиркнула спичка и жадно лизнула своим пламенем сухую растопку, как вдруг, к моей великой радости, я услышал голос настоятеля:
«Не надо топить сегодня, не надо, чадо! И так в кельях духота до изнеможения. Ишь на улице какая оттепель!..»
И проклятый истопник, чуть-чуть меня не изжаривший живьем, быстро загасил растопку.
— В этом мой промах... — тихо рассмеялся Путилин. — Я забыл предупредить почтенного архимандрита, где я буду находиться.
— Скажи, пожалуйста, Иван Дмитриевич, для чего тебе понадобилось лезть в печь.
— Для того, чтобы полюбоваться на привидение.
— И ты его видел?
— О да! Действительно, фигура в сером плаще проплыла по коридору.
— Ты смеешься надо мной? — недовольно вырвалось у меня.
— Ничуть...
— Как?! Ты видел привидение?
— Видел.
— И может быть, видел и огненное таинственное знамение, столь устрашившее монастырскую братию?
— И его, это знамение, видел.
— И на стене горела эта дьявольская кабалистика?
— Да еще как горела! Чудесно! Великолепно!
Путилин посмотрел на часы.
— Вот что: сегодня я тебя не надую и ровно в двенадцать часов ночи приеду к тебе.
— В мантии Антихриста или в костюме трубочиста?
— Ничего подобного. В собственном естественном виде. Тебе тоже не придется гримироваться или переодеваться. Оставайся таким, каков ты есть. Кстати, нас будет трое там, куда мы проникнем.
— С нами крестная сила! — шутливо ответил я. — Кто же будет третий? Уж не Сатана ли сам?
— Нет, ты не угадал... — расхохотался Путилин. — Не Сатана, а... отец настоятель, архимандрит Валентин.
Я, привыкший к чудесам моего друга, только пожал плечами.
Он погрузился в продолжительное раздумье.
— Скажи, доктор, ты уезжаешь сейчас? — задал он мне быстрый вопрос.
— Да. В одиннадцать часов утра я еду на практику.
Путилин оглядел меня.
— Ты, очевидно, пойдешь одеваться?
— Ну да. Я облачусь в сюртук и... Но скажи, пожалуйста, Иван Дмитриевич, почему ты спрашиваешь меня об этом?
Мой друг усмехнулся.
— Позволь мне минут на пять удалиться в твою комнату, где ты одеваешься. До тех пор пока ты не услышишь звонка, туда не входи. Итак, ожидай сигнала.
С этими словами он встал и скрылся в соседней комнате.
— Ничего не понимаю... — пробормотал я, оставшись один.
Я стал проглядывать список моих больных, которых должен был навестить.
Прошло минут пять-шесть.
Резкий звонок раздался из моей спальни, находящейся рядом с кабинетом.
Я быстро направился туда.
Вошел и подивился немало.
В ней царила глубокая тьма.
— Иван Дмитриевич, ты здесь? — громко спросил я.
Молчание. Гробовое молчание было ответом.
— Помилуй Бог, Иван Дмитриевич, что это тебе пришла за странная фантазия играть в прятки? — продолжал я.
Только я собрался вычиркнуть огня, как в ту же секунду загремел голос:
— Смотри! Смотри! Направо, на стене!
В голосе звучал страх и ужас.
Я вздрогнул, быстро обернулся направо и почувствовал, что у меня на голове зашевелились волосы.
— Что это... что это? — прошептал я.
На стене ярко горел большой огненный крест.
Он переливался сине-трепетным сиянием, то уменьшая силу света, то разгораясь все сильнее и сильнее.
Под ним горели таинственные цифры: три шестерки, дающие апокалипсическое число 666, которое, как известно, названо «звериным».
Еще ниже сверкали слова:
«Воистину погибнешь через злато».
Мысль, что со мной происходит моментальная галлюцинация зрения, охватила меня и пронизала все мое существо.
— Иван Дмитриевич... — в ужасе прошептал я.
Миг — и видение исчезло.
Моя комната сразу осветилась светом яркого, солнечного дня. Передо мной, скрестив руки на груди, с насмешливой улыбкой на холодно-бесстрастном лице стоял Иван Дмитриевич.
— Что с тобой, доктор? Ты белее полотна.
— Я не понимаю... я теряю голову... что это такое?..
— Ты видел что-нибудь страшное?
— Ну, разумеется... сейчас, сию секунду... на стене — крест... огненные цифры, слова... — пробормотал я в сильном замешательстве.
— Почему же ты полагал, что я смеюсь над тобой, когда я несколько минут тому назад тебе рассказывал, что я видел таинственное огненное явление — знамение в монастыре? — в упор поглядел на меня Путилин.
— Не знаю... ровно ничего не знаю и не понимаю... — схватился я руками за голову.
— То-то и есть, доктор, что «на свете случается и то, что никогда не снилось нашим мудрецам»... Огненный крест и кабалистические слова-пророчества меня преследуют исправно, как ты мог сейчас убедиться воочию.
Ночь в соборе. Монастырская ризница
Было около часу ночи, когда мы подъехали к вратам Н-ской обители.
Монастырский страж при воротах, очевидно предупрежденный, пропустил нас безмолвно, лишь низко поклонившись. Огромный монастырь спал тихим, безмятежным сном. Спали его соборы, флигеля, службы, спало его роскошное кладбище с дорогими надгробными памятниками.
Яркая зимняя луна заливала своим ровным чудесным светом это царство отрешенцев от мира.
— Мы идем, открытые со всех сторон. Разве ты не боишься, что нас могут увидеть?
— Будь покоен, этого мы можем не бояться... — усмехнулся великий сыщик.
Мы шли довольно долго и наконец очутились перед большой церковью прекрасной архитектуры.
— Это — главный собор монастыря... — бросил Путилин.
У огромной церковной двери, на паперти, виднелась маленькая фигура какого-то человека.
— Осторожнее! — шепнул я моему гениальному другу. — Смотри: там кто-то притаился...
— Ничего... Мы сейчас его поймаем...
И Путилин стал подыматься по ступеням собора.
— Я вас не заморозил, отец Валентин? — улыбаясь, спросил он.
— Нет-с, я вышел ровно, как вы сказали, достоуважаемый Иван Дмитриевич. Но, откровенно говоря, у меня зуб на зуб не попадает по другой причине: больно уж все это страшно, диковинно! Я-с не знаю, что вы удумали, а только жуть меня берет... Помилуй Бог, какие страсти стали твориться в нашем монастыре! Я, престарелый игумен, лезу ночью в собор, когда до заутрени еще часа три...
— Ничего, ничего, отец Валентин, что ж поделать, когда у вас в обители призраки и огненные знамения появились.
Я заметил, как при этих последних словах бедняга архимандрит вздрогнул.
— Скажите, вы хорошо спали?
— Отлично-с. Сделал все, как вы сказали. Велел не беспокоить, не будить меня, ссылаясь на сильное недомогание, даже если бы появилось двадцать призраков.
— Вы ушли незамеченным?
— Никто-с не видал.
— Ну и отлично! А теперь идемте в собор.
Отец настоятель вытащил огромный ключ и отпер им дверь.
Мы вошли в притвор.
— Теперь закройте дверь на ключ, отец Валентин!
Большой собор был тускло освещен красноватым и синеватым светом лампад.
Этот свет ложился прихотливыми бликами на позолоту и мрамор икон, на золотые ризы, усыпанные драгоценными камнями.
Тут было сладостно и вместе с тем страшно, жутко: церковь, как и кладбище, ночью навевает какое-то особенное, тревожно-мистическое настроение.
Отец Валентин, опираясь на палку, с большими усилиями и трудом опустился на колени и положил несколько земных поклонов.
— О, Господи... — пронесся по уснувшему собору его молитвенный старческий шепот.
Пройдя целым рядом соборных закоулков, мы очутились перед дверью, запертою огромным замком.
Отец Валентин отпер его, и мы вошли в большую сводчатую комнату.
Путилин зажег свой знаменитый потайной фонарь с сильным рефлектором.
Когда блеснула полоса яркого света, я осмотрелся по сторонам. Великий Боже, что это было за волшебное хранилище всевозможных сокровищ!
Золотые чаши, кубки, тарелки, жбаны, многие из которых были усыпаны драгоценными камнями, в полосе света заискрились, засверкали; переливаясь всеми цветами радуги, горели бриллианты, рубины, сапфиры, смарагды, топазы, аметисты.
Целые горы жемчуга; богатейшие, кованого золота, облачения; непрестольные кресты; хоругви, древки которых были тоже украшены драгоценностями...
— Однако! — невольно вырвалось у меня. — Это точно грот сокровищ из «Тысячи и одной ночи».
— Веками скапливалось... — ответил симпатичный старец архимандрит.
Путилин подошел к двери, которую я до сих пор не заметил, и стал внимательно к чему-то прислушиваться.
— Что это он делает? — как-то невольно вслух вырвалось у меня.
— Не говорите, господин доктор... — тихо прошептал настоятель. — Удивительный человек наш Иван Дмитриевич... Где-где только он не побывал вчера! И-и, диву даться, воистину...
Путилин отошел от двери и приблизился к нам.
— И как только вы, дорогой отец Валентин, не боитесь, что сюда могут забраться крысы и погрызть все эти сокровища? — участливо обратился он к архимандриту.
— Да откуда им взяться, достоуважаемый Иван Дмитриевич? Помещение — каменное, двери — железные. Нигде — ни дырочки.
— А помните, что сказано в Святом Писании? «Тварь негодная, подобно ржавчине, и железо прогрызает...»
И Путилин указал на железную потайную дверь.
— Ну, об это зубки сломает... — добродушно рассмеялся отец настоятель. — Великий затейник вы, Иван Дмитриевич!
— Таким уж уродился, ваше высокопреподобие, — в тон ответил ему знаменитый сыщик.
И через минуту добавил:
— Однако, господа, сколь мне ни приятно беседовать с вами и пребывать в вашем обществе, я должен расстроить нашу компанию. Надо вас и доктора спрятать. Не угодно ли вам, отец Валентин, сокрыться за этой хоругвью... Вот так... Отлично...
— О, Господи, Господи... — зашамкал престарелый настоятель.
— А тебя, доктор, собственно говоря, следовало бы в архиерейский саккос облачить... за твое мудрое разрешение монастырской тайны, но так как мне некогда возиться с тобой, то притаись за этот сундук. Теперь я прячу мой фонарь и прошу вас не только не говорить, но и не дышать громко. Могильная тишина, могильная тишина!
И действительно, наступила могильная тишина и могильная тьма.
Ни один луч света не проникал в ризницу — хранилище несметных монастырских сокровищ.
Сколько времени прошло, я не могу вам сказать, так как в этой могильной тьме часы были бесполезной вещью.
Признаюсь откровенно, мои довольно крепкие нервы с каждой минутой натягивались все более и более.
Тоскливо-жуткое ожидание чего-то неведомого, что, очевидно, должно было случиться, наполняло сердце каким-то трепетом.
Было так тихо, что я слышал биение собственного сердца, которое все отбивало неровное: «Тук-тук!.. Тук тук-тук!..»
— Тсс! — раздался еле слышный шепот Путилина. — Я слышу, как грызут крысы...
Я насторожился, весь обратившись в слух.
Действительно, и до меня донеслись звуки, которые я сразу понять не мог: точно кто скребся о железо.
С каждой секундой звуки усиливались, становясь отчетливее, смелее.
Теперь послышался тихий лязг железного предмета о железо. Звуки доносились с той стороны, где находилась потайная дверь ризницы-хранилища.
— Господи... что это? — уловил я жадным слухом испуганный шепот отца настоятеля.
«Дрр... дрр... дзинь...» — уже совершенно громко пронеслось в ризнице.
Я замер, затаил дыхание.
Прошло несколько секунд, послышался скрип ржавых петель, и наша темная могила озарилась красноватым светом толстой восковой свечи.
Через обширную хоругвь и груду золотых облачений, за которыми я сидел, спрятавшись, мне было все видно.
Потайная дверь ризницы распахнулась. На пороге стояла фигура призрака в сером плаще со свечой в руках.
Быстро, неслышно призрак приблизился к тому месту, где сверкали драгоценные камни.
— Красота... красота какая! Господи! И все мое... и взять все могу!.. — послышался захлебывающийся от восторженного экстаза голос. И рука призрака жадно потянулась к грудам сверкающих драгоценностей.
Эта рука захватывала полной горстью сверкающие бриллианты, рубины, изумруды, аметисты, топазы, сапфиры, опуская их в карманы серого плаща-мантии.
Тот ларец-сундук, за которым я был спрятан, находился почти около железной потайной двери, теперь полуоткрытой.
Страшный призрак стоял ко мне спиной.
Вид несметных монастырских сокровищ, видимо, совсем его опьянил.
Он испускал подавленные возгласы восторга, в которых слышалась какая-то болезненная, лютая алчность.
Он бормотал отдельные несвязные фразы вперемежку с тихим смехом.
— Накопили... Все возьму... Сатана похитил... Через злато бо идет погибель.
Он так увлекся своей страшной работой, что не обратил даже внимания на то, как с резким звоном упали два золотых кубка на каменные плиты ризницы.
Очевидно, этот звон его не устрашил.
Ведь он один, совсем один — в этот поздний ночной час — в хранилище сокровищ! Кто увидит, кто услышит его?
Вдруг я почувствовал чье-то легкое прикосновение к моему плечу.
Я вздрогнул, обернулся.
Перед собой я разглядел полусогбенную фигуру моего друга.
Он стоял, прикрываясь массой развешанных церковных одеяний, близ меня.
Не произнося ни слова, не шевеля губами, он быстрым движением руки указал мне на полуоткрытую потайную дверь.
Этот жест означал приглашение немедленно следовать туда.
Действительно, я увидел, как Путилин опустился на пол и на животе быстро-быстро пополз к двери.
Миг — и он скрылся в зияющей темной пасти за дверью.
Раздумывать было некогда. Я распластался на полу и через несколько секунд, употребляя все усилия, чтобы не задеть чего-нибудь, скрылся за дверью.
В подземелье. Серафимоподобный в мантии призрака
Удушливый запах подземелья, полный сырости и затхлости, ударил мне в лицо.
Не было видно ни зги.
Я почувствовал прикосновение руки Путилина и услышал его тихий шепот:
— Сворачивай налево... Держись за мою руку, а то рискуешь разбить голову о стены.
Мы действительно свернули налево и проползли еще несколько шагов.
Блеснула узкая полоска света.
Я увидел теперь Путилина. Он стоял передо мной, держа в руке свой потайной фонарь.
— Ради Бога, Иван Дмитриевич, где мы?
— В потайном.подземном ходе, соединяющем здание общежития монахов с хранилищем монастырских сокровищ...
— Но кто этот страшный призрак?..
— Ты это скоро узнаешь.
— Но почему же ты оставил его там, в ризнице, где он похищает драгоценности?
— Так ведь он с ними пойдет мимо нас. Мы еще сумеем отобрать у него все, что надо.
— А как же бедняга архимандрит? Ведь он теперь там один, лицом к лицу со страшным призраком в сером?
— Будь покоен: отец Валентин спрятан так хорошо, что они не увидят лица друг друга. Помешать, спугнуть призрака почтенному настоятелю не придется, потому что у него со страху, наверное, прилип язык к гортани. Однако мне некогда... Мы не должны терять времени. Идем, но скользи как тень. Под сводами шаги отдаются и разносятся гулко.
Чувство страха, овладевшее мною в хранилище сокровищ при внезапном появлении страшного призрака, начинало несколько проходить.
С живейшим любопытством осматривался я по сторонам.
Узкий, аршина в два, коридор тянулся не прямо, а все время делая изгибы, переходы. Пройдешь шагов двадцать прямо, смотришь, поворот направо, оттуда — налево, потом — опять прямо.
Великий сыщик шел с замечательной уверенностью, словно эти катакомбы были ему давно и отлично известны.
Правда, я заметил, что он не спускает пристального взора со стен подземного хода.
Низкий сводчатый потолок придавливал, словно могильной плитой.
На некоторых стенах я замечал кресты старинного изображения; в двух переходах мне бросились в глаза железные решетки, вделанные в стену.
Я не удержался, чтобы не задать вопроса моему другу:
— Как ты думаешь, не были ли тут замурованы люди?
— Дорогой доктор, твоя фантазия разыгрывается на романтический лад. Ведь это — русский монастырь, а не католический, где для вящей славы Бога царили ужасы святой инквизиции. У нас, правда, существует знаменитый монастырь, Суздальская крепость, где много тайн и ужасов погребено.
Еще несколько переходов — и мы очутились перед небольшой железной дверью.
— Осторожнее! — вдруг схватил меня за руку и потянул к себе Путилин. — Ты непростительно рассеян. Смотри, что у тебя под ногами.
Я с удивлением увидел в каменном полу, у самой двери, темную и, как мне показалось, глубокую яму. Две плиты лежали близ нее, точно крышки люка.
— Что это такое? — обернулся я к Путилину.
Он усмехнулся.
— Это потайной ход... в потайном ходе. Понимаешь?
— Ровно ничего.
— С чем тебя и поздравляю.
Он быстро нагнулся, схватил плиты и закрыл ими зияющее углубление-яму.
Затем он что-то начертил на плитах и сейчас же обратился ко мне:
— Тише... Я слышу шаги... Скорее сюда!
Схватив меня за руку, он увлек меня за выступ левого перехода.
— Теперь — ни звука!.. Затаи дыхание!.. — еле слышно слетело с его губ.
Прошло несколько секунд.
Красное пламя заиграло на стенах подземного коридора, и вскоре показалась высокая фигура серого призрака.
Он шел, держа в руке толстую свечу, которая и бросала на стены, потолок, на пол багрово-желтый отблеск.
Лица призрака я не мог рассмотреть: оно, за исключением глаз, было закрыто капюшоном от плаща.
Призрак все ближе и ближе подходил к железной двери, перед которой была яма, прикрытая теперь плитами.
Вдруг страшный крик, полный смертельного ужаса, огласил подземный коридор и глухо прокатился под сводами.
Призрак зашатался и весь задрожал, словно увидел перед собою нечто чудовищно страшное.
— Закрыто! Закрыто! Господи... кто положил эти плиты?! — каким-то захлебывающимся голосом дико-жалобно прокричал он.
Свеча, которую он держал в руке, задрожала и упала, потухнув, на каменный пол.
Могильная тьма воцарилась в коридоре.
И почти сейчас же эту тьму прорезал еще более отчаянно-испуганный вопль:
— Крест! Огненный крест!..
Теперь мною снова овладел холодный ужас. Эти вопли были настолько дики, страшны, что я весь похолодел. Я выглянул из нашего прикрытия и увидел на плитах пола два светящихся креста.
Мимо нас, почти задев меня, пронесся призрак. Путилин выхватил фонарь и без всяких предосторожностей бросился вслед за призраком.
Еще переход, еще несколько шагов, и вслед за призраком мы ворвались в заповедное хранилище монастырских сокровищ.
— Отец Валентин, выходите! — загремел Путилин. Одним прыжком он очутился около призрака, в ужасе простершего руки вперед, и направил на него яркий свет фонаря.
— Ну, серафимоподобный Серафим, предстаньте теперь перед нами в своем естественном виде, а не в этой дурацкой мантии! — насмешливо обратился к нему Иван Дмитриевич. — Довольно маскарада в святых стенах почтенной обители.
Резким движением Путилин сдернул капюшон с головы «призрака».
Огромная шапка-шатер красивых золотистых волос. Ангелоподобное лицо с синими глазами, в которых сверкал теперь непередаваемый ужас.
— Вот, достоуважаемый отец настоятель, творец огненных видений-знамений и «страшный призрак» в сером стоит перед вами собственной своей персоной.
От пережитых волнений, страха, необычности всего происшедшего, от удивления, граничащего со столбняком, бедный старец Валентин еле стоял на ногах (так что я вынужден был поддержать его) и чуть слышно шевелил губами:
— Всемогущий Боже!.. Что это?.. Серафимушка... Ты?
— Он, он, отец Валентин. Ну, драгоценности сюда!
Миг — и келейник-вор, задумавший столь безумно смелое преступление и, надо отдать ему справедливость, столь блестяще едва не выполнивший его, с воплем бросился на колени.
— Простите! Пощадите! Сам не знаю... По наущению Сатаны.
Он ползал на коленях, стараясь схватить ноги отца настоятеля и Путилина.
— Как мог ты помыслить?! — шептал отец Валентин.
— Наваждение... Смилуйтесь!
— Пойдемте, господа! — позвал Путилин. — Я вам сейчас покажу, каким путем Сатана проводил благочестивого келейника в ад. Потрудитесь принять от него драгоценности. Ну, а с ним вы можете делать все, что вам угодно. Лично мне этот молодчик не нужен. Если вы решите судить его не своим, духовным, а общим судом, — я к вашим услугам.
Минут через двадцать мы подходили к знаменитой железной двери потайного хода.
— Ну, любезный сын Сатаны, показывайте ваши далеко не святительские фокусы! — насмешливо бросил преступнику келейнику Иван Дмитриевич.
Тот замялся в страхе, смятении.
— Ну, ну, живее! — дал резкий, повелительный окрик Путилин.
Дрожащими руками серафимоподобный келейник отнял с пола две каменные плиты.
Под ним углубление-яма, которое я уже знал.
— О, Господи! — в ужасе шамкал престарелый отец настоятель. — Эдакое злодейство. И кто же? Кто — ворог страшный? Свой! Свой, монашествующий! Келейник мой!
— Да, отец Валентин, должен сознаться, что подобная штука была бы по плечу иному гениальному мошеннику. Ну-с, — повернулся он к негодяю в послушнической рясе, — кому идти туда первому? Угодно вам, чтобы я первый спустился, или вы будете любезны проследовать вперед?
И с этими словами Путилин бесстрашно скрылся в зияющей яме.
— Доктор, — крикнул он мне, — не спускайте глаз с молодчика!
Прошло несколько минут.
Я и отец архимандрит с замиранием сердца ожидали, что будет дальше.
Вдруг дверь загремела с той стороны, залязгали болты и замок, и с протяжным скрипом дверь распахнулась.
На пороге стоял гениальный сыщик.
— Здравствуйте, господа! — весело проговорил он.
— Что это... кто это?.. — в один голос вырвалось у меня с отцом настоятелем.
— А я-с под дверью прошел. Маленький подкопец. Вот откуда он начинается.
В коридоре братских келий, у железной двери, виднелась такая же дыра-спуск. Около нее тоже были приподняты две плиты.
— Ну, а дверь я открыл моим ключом, по слепку, сделанному мною вчера ночью.
Путилин повернулся к обезумевшему от ужаса преступнику:
— Вот только куда вы, голубчик, землю от подкопа девали?
— Я... я бросал ее в отхожее место, пронося под плащом.
— Сколько времени вы изображали из себя роющую крысу?
— Семь месяцев. Когда все спали, я выходил и начинал подкоп. Но однажды недавно я чуть не попался, так как отец Герсеваний страдал бессонницей и часто выходил в коридор.
— И тогда вы решили устрашить братию, дабы ей неповадно было мешать вашей дьявольской работе. С этой целью вы придумали чертовски остроумный фокус. Вы достали большой кусок фосфора и — честное слово! — очень эффектно представили на стене страшное огненное явление.
Наш разговор в коридоре был услышан некоторыми не спящими монахами.
Двери келий осторожно, боязливо полуотворились, и из них показались испуганные лица отрешенцев от мира.
Мы все поспешно вошли в помещение отца Валентина.
— Но как, замечательный вы человек, дошли до раскрытия этой премудрости? — обратился еле державшийся на ногах настоятель к моему другу.
— Как? — со смехом ответил он, не спуская глаз с творца огненного креста. — Вот Серафим вел себя не очень опытно. Когда я спросил его, где, на каком месте стены он увидел огненное знамение, он указал мне на место, на котором оно не могло появиться.
— Почему? — живо спросил я.
— Потому, доктор, что от него не пахло фосфором, оно не было испещрено теми характерными полосами, какие оставляет после себя этот химический продукт.
— Но он мог вымыть стену.
Путилин усмехнулся:
— Тогда бы и руки его, Серафима, утром были чистыми, а между тем... крючок от моей шубы выдал его.
— Как так крючок?
— Очень просто. Помните, у меня крючок шубы зацепился за мой вицмундирный фрак? Сделал я это нарочно. Мне необходимо было посмотреть руки, обнюхать их у этого молодца. Я попросил его отцепить крючок. Один взгляд, и я многое понял: пальцы его правой руки желты. Это от фосфора.
— А как вы, уважаемый Иван Дмитриевич, посмотрели на эту загадочную надпись.
Путилин улыбнулся:
— Ключ хотите, отец Валентин? Извольте. «Года шестого, то есть настоящего; января шестого; в шесть часов утра». «Аще через злато погибель» — указание на цель запугивания — на монастырские деньги. Когда я увидел дверь, ведущую из коридора в сокровищницу монастыря, мне все стало ясно. Две плиты около двери издавали при ударе по ним ногою пустой звук. Я догадался о подкопе. На следующую ночь, когда меня чуть-чуть не изжарили в печи, я проник в него, в этот подкоп, найдя фальшивые плиты. Остальное вы знаете...