Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова — страница 39 из 77

— Так где же ты был все это время?

— Сегодня?

— Нет, вообще, все эти годы.

— Я блуждал… Я — как блудный сын… Точнее, я — твой блудный жених. И вот свершилось возвращение.

Все-таки двенадцать лет работы политинформатором и два года в деминформаторах сделали свое дело — язык у Выкрутасова был хорошо подвешен, и за словом Дмитрий Емельянович в карман не лез. Умел, как говорится, быстро налаживать контакт с аудиторией, знал, на какие точки давить.

— Понятно, — вздохнула, еще слегка оттаяв, льдинка. — А сегодня? Я думала, ты будешь дожидаться меня. Может быть, даже встретишь после работы…

— Сейчас ты все поймешь, Диночка. — Он встал, прошелся по комнате и произнес грозно: — Ты знаешь, кто я такой? Не исключено, что я — русский мессия.

Эффект, произведенный его откровением, оказался несколько противоположным ожидаемому — Выкрутасов увидел, как Дина вмиг оледенела, превратилась в айсберг.

— В определенном смысле мессия, — поспешил он ограничить себя, — футбольный. Вот, прочти, пожалуйста, это.

Он дал ей читать манифест тычизма. Она прочитала один раз, посидела минут пять с закрытыми глазами, потом перечитала текст заново и произнесла:

— Ты — видьядхар.

— Видео — кто? — не понял Выкрутасов.

— Видьядхар. Носитель мудрости.

Такой перевод мудреного слова Выкрутасову вполне пришелся по душе.

— Это по-каковски? — спросил он.

— Неважно, — сказала Дина. — Я чувствую, что этот текст заряжен колоссальной праной. Жизненной энергией. Он — как ураган, заключенный в прочном сосуде, готовый вырваться и сметать все на своем пути.

— Сегодня я отнес этот текст в «Текстильщик». Если у них мозги и сердца не покрылись плесенью, отсюда, из маленького Камышина, начнется возрождение русского футбола, а вместе с ним и всей России.

— Этого мало, — сказала Дина. — Ты должен вступить в ЦСХА.

— В ЦСКА? — вскинул брови Дмитрий Емельянович.

— Да нет же, не в ЦСКА, а в ЦСХА, — поморщилась она.

— А что это?

— Церковь Свами Христа Абсолюта.

— С нами?

— Нет, Свами, это одно слово, означающее высочайшую святость. Наша церковь основана на христианстве, но включает в себя все самое лучшее, что есть в других религиях.

«Час от часу не легче, сектантка!» — Лоб Дмитрия Емельяновича покрылся испариной.

— И давно ты?.. — спросил он робко.

— Вступила в ЦСХА? Очень давно. Сто семьдесят лет тому назад. Правда, в своей нынешней, седьмой и последней, жизни я лишь недавно это осознала, в позапрошлом году.

— Ты сказала: «в седьмой и последней»?..

— Человеку отпущено семь жизней. Я сейчас живу свой последний жизненный срок. И должна совершить в нем самое главное деяние. Я чувствую, что ты не случайно прибыл. Ты поможешь мне стать матерью. Я хочу стать матерью аватара. Я чувствую в себе силы стать матерью аватара. Я до сих пор девственна. Я ждала тебя. Ты — видьядхар. Знаешь, как меня зовут в ЦСХА?

— Как? — спросил Выкрутасов, чувствуя, что капля пота медленно потекла по позвоночнику.

— Меня зовут Динамисса, — торжественно объявила бедная льдинка, которой явно кто-то очень здорово заморочил голову. — По-гречески это означает «владеющая огромной силой». Во мне сила и мощь. В тебе — мудрость. Только при таком сочетании мы сможем родить аватара.

— А аватар — это кто? — покраснев, спросил московский гость.

— Аватар — высшее существо. Сын Свами Христа Абсолюта. Он может оказаться и дочерью, это не столь существенно. Даже скорее всего, что на сей раз аватар явится в женском обличье. Ну что, Видьядхар, готов ли ты взять в жены Динамиссу?

— Готов, — вымолвил Дмитрий Емельянович так, будто произносил — «да» в загсе. А в голове у него при этом все же пронеслась ироничная мыслишка: «Если только Динамисса не окажется динамисткой!»

Он подошел к ней и, не зная, как поступить, возложил ладони ей на голову. Она блаженно прикрыла глаза.

— Какие у тебя руки… — прошептала ласково. — Именно такие и должны быть у Видьядхара.

Он повел ладони вниз, по ушам и шее, затем наклонился и хотел было поцеловать Дину в губы, но она вмиг распахнула глаза и отпрянула:

— Никаких прикасаний! Прикасаниями мы губим все! Ты проделал такой долгий путь ко мне. Теперь ты должен проделать путь к последнему знанию о непогрешимом соитии.

«Нет, точно — динамо!..» — снова затосковал Выкрутасов. А ему уж начинало казаться, что она так оригинально соблазняет его. Он обиженно отошел к окну.

— Ты расстроился? — снова ласково произнесла Динамисса.

— Я всего лишь хотел поцеловать тебя, это так естественно, — пожал плечами Видьядхар Выкрутасов.

— Не огорчайся. Ты еще не знаешь, какое великое блаженство ждет тебя впереди. Но ты должен набраться терпения, мой долгожданный Видьядхар. Ты нетерпелив, и это немудрено, ибо ты живешь пока еще только вторую свою жизнь. Удивительно другое, что уже во втором воплощении ты обрел столько знания. Попробуй поцеловать меня на расстоянии. Вот смотри, сейчас я поцелую тебя, и ты почувствуешь на губах мой поцелуй.

Она умолкла, внимательно глядя ему в лицо. Потом спросила:

— Почувствовал?

— Почувствовал, — соврал он.

— Теперь ты понимаешь, о чем я?

— Понимаю.

— Наверное, на сегодня хватит. Я сегодня изнуряла себя постом. Сегодня постная пятница наложилась на Петровский пост, а в такие дни мы, прихожане ЦСХА, не вкушаем пищи вообще. Мне надо отдохнуть. Спокойной ночи, Видьядхар.

— Извини за один вопрос. Телевизор никак нельзя посмотреть? — спросил все же Дмитрий Емельянович. — Я вчера пробовал его включить, но он не работает, а сегодня первые четвертьфиналы.

— Он работает, — сказала Динамисса. — Но не в обыденном понимании. Вот гляди, я сажусь напротив него и смотрю. И вижу на экране все, что захочу увидеть.

— И можешь увидеть любой город Франции?

— Если очень захочу. Или если ты очень захочешь.

— В таком случае… — Выкрутасов отыскал свою книжечку с расписанием чемпионата мира. — В таком случае постарайся увидеть город Нант, футбольный стадион. Что там? Кто играет?

Она некоторое время молчала, потом пожала плечами:

— Кто-то играет.

— Футболки и трусы какого цвета? — нетерпеливо спросил Дмитрий Емельянович.

— Красные… белые… — через некоторое время пробормотала Динамисса.

— У одних красные и белые, а у других?

Вновь она долго молчала. Наконец вымолвила:

— У одних красные майки и белые трусы, у других, наоборот, — белые майки и красные трусы. Прости, я очень устала, хочу пойти отдохнуть. Не сердись на меня, ладно?

Когда она ушла, он стал расхаживать взад-вперед по комнате. Мысли у него путались. Уехать прямо сейчас? Или все же дождаться понедельника, ответа из «Текстильщика»? А может, она и впрямь лишь играет с ним, мстит за столь долгое его отсутствие? И может быть, сегодня она придет к нему ночью? Красно-белые и бело-красные… Кто же это с кем играет? Допустим, с одной стороны датчане, а с другой? Хорватия? Норвегия? Чили?.. Да нет, она ему морочила башку, а он теперь мучается! Ужасно, что огромный чемпионат мира протекает мимо! Проклятый Гориллыч! А тут еще и ЦСХА! Нет, надо бежать, а то еще принесут в жертву своему Свами-Абсолюту! А что, нет? Запросто! Динамистка! А может, все-таки не динамистка?

Так он ходил по комнате, сплошь увешанной иконами, а в далеком городе Нанте вне его созерцания проходил второй четвертьфинальный матч. Хоть волком вой, хоть снова запей! Вот тебе и трезвость, вот тебе и чистота, вот тебе и тишина камышинская, получите, Дмитрий Емельянович!

Кое-как успокоившись, он лег спать. Хотелось есть, но идти на кухню он стеснялся. Это было мучительно. Полночи бедный Выкрутасов крутился в девичьей кроватке Динамиссы — душно, голодно, мысли распирают… Временами он чутко прислушивался, не идет ли она к нему, но она все не шла и не шла, и он горестно шептал: «Динамит, дрянь такая, динамит!» И заснул, бедняга, уже когда стало светать.

Глава двадцать перваяВПОЛНЕ СПОРТИВНЫЙ ЛОХОТРОН

В том злополучном финале на «Олимпиаштадионе» «летучие голландцы» по всему должны были победить, но футбольный бог поступил с нами, как мошенник-наперсточник.

Йоханн Кройф

Проснувшись, он сразу увидел ее. Она сидела около его кровати и смотрела, как ему показалось, влюбленным взглядом. Но от этого ему не стало легче.

— Доброе утро, — сказала она. — Уже десять.

— Мне плохо спалось, я поздно уснул, под утро, — проворчал Дмитрий Емельянович.

— Еще бы! — улыбнулась она. — Ведь я приходила и была с тобой до самого утра.

— Приходила?..

— Конечно. Незримо. Бесконтактно. Должна тебе сказать, что с тобой очень легко. Я быстро установила связующий мост. Вставай, я пойду приготовлю завтрак.

Она ушла. Завтрак… Это уже что-то нормальное. Выкрутасов выбрался из постели и отправился умываться.

Бодрое настроение, с которым он явился на кухню, где его ждали Дина и Ирина Викторовна, мгновенно подпортилось, когда выяснилось, что на завтрак будет подано по стакану свежего свекольного сока и по тарелке свежих ростков сои. Перед вкушением пищи Дина произнесла несколько молитв и только после этого стала медленно, росток за ростком, поглощать свой завтрак. Дмитрий Емельянович съел пяток ростков и спросил:

— Я там вчера ветчинки, колбаски купил, все ж есть в холодильнике?..

— Сегодня у тебя торжественный день вступления в ЦСХА, — строго ответила Динамисса. — Вечером мы это отпразднуем более существенным ужином, а сейчас ты должен лишь подкрепить силы.

Но, проглотив соевые ростки и выпив стакан свекольного сока, Выкрутасов не почувствовал себя подкрепившим силы, и когда они уходили, он умудрился тайком вырвать из холодильника и заглотнуть пару кусков колбасы. Оставалось позавидовать Ирине Викторовне — уж она-то, когда они уйдут, явно не растеряется.

Поскольку разговор шел о церкви, Дмитрий Емельянович, идя рядом с Диной, ждал увидеть храм, но так и не дождался. Минут через пятнадцать они пришли к какому-то большому кирпичному строению, вошли в черную металлическую дверь и очутились в спортзале, стены которого были увешаны различными иконами и символами. На стене красовался огромный темно-синий крест, с виду христианский, но на вершине креста располагалось буддийское кругово «инь-ян», по бокам поперечины слева — мусульманский полумесяц, справа — шестиконечная звезда Давида, а в подножии — череп и кости.