Она качнула головой и отошла.
Всех попросили в зал. Началась церемония вручения премии. На сцене двое ведущих – Игорь Ураганов и хрупкая блондинка Татьяна Марно.
Церемония длилась два часа. Она разбивалась музыкальными и танцевальными номерами.
Когда Инга уже шла к выходу, невдалеке от него она разглядела Мирона Кульбитова, бравшего интервью у Тамары Ложечкиной. Краем глаза увидела, что журналист тоже заметил ее, и прибавила шаг. Балерина не хотела с ним сталкиваться. Лучше держаться от Кульбитова подальше. Но тот рванул ей наперерез. Вместе с оператором.
– Здравствуйте, Инга!
Она ничего не ответила. Мирон двинулся рядом с ней.
– Я хочу взять у вас краткое интервью.
Инга приостановилась:
– Я с вами не общаюсь.
Кульбитов широко ухмыльнулся.
Инге так и хотелось вмазать ему по физиономии, жирной, как у тюленя.
– Я хочу задать вам единственный вопрос. Зрители часто звонят к нам в студию и спрашивают: «За что из Большого театра выгоняют Ингу Мартинсоне? Она так бездарна? Или здесь что-то другое?» Поясните, почему ваш балет сняли с репертуара? Вы стали никому не нужны? На вас не ходят зрители? И поэтому вы будете играть в драматическом спектакле? Надеетесь на успех? Ну ответьте! По просьбам зрителей!
– Сволочь… – резко выдохнула Инга. – Не приближайтесь ко мне!
И она чуть не бегом бросилась к двери.
Слез не было. Она только жалела, что не владеет боевым искусством. А то бы врезала мерзавцу как следует. Изо всей силы. Жалкий урод!
Инга вновь позвонила Лене и договорилась с ней встретиться. Около метро «Маяковская», перед Театром сатиры. Девушка немного помялась, услышав предложение, но согласилась.
Инга сразу узнала Лену – та стояла в голубой курточке и джинсах и смотрела по сторонам. Подъехала ближе. Опустила стекло.
– Привет!
– Здравствуйте!
Инга вышла из машины.
– Я не очень опоздала?
– Нет.
Лена старалась не смотреть на нее.
– Я предлагаю сходить посидеть в кафе.
– Как хотите.
– Здесь неподалеку есть французское кафе. Называется «Эйфелева башня».
– Не была.
– Вот и сходим.
Инга поставила машину на сигнализацию.
– Сюда. В переулок.
Лена шла рядом.
– Как дела? – задала вопрос Инга.
– Нормально, – хмуро бросила девушка.
– У меня тоже.
Наступило молчание.
Они подошли к кафе. Инга потянула тугую дверь на себя.
– Проходи…
Дизайн кафе был сделан или маньяком, или дальтоником. Диваны обиты ядовито-зеленым бархатом. Столы и стулья – ярко-оранжевые. Стены – красные. На них – снимки Эйфелевой башни в разных ракурсах.
– Н-да… – обронила Инга. – С цветом дизайнер явно перебрал.
– Не знаю, – с вызовом сказала Лена. – Я не шляюсь по кафе, мне сравнивать не с чем.
Они сели за столик друг напротив друга.
– А по мне, так красиво! – Лена откинулась на диване.
Инга сняла кожаную куртку и повесила на вешалку рядом.
– А… тут раздеваться надо? – посмотрела на нее исподлобья девушка.
– Да.
Тогда Лена небрежно стянула куртку и положила рядом.
– Что ж, и я не буду париться.
Она напоминала затравленного зверька. Спутанные светлые волосы падали на лицо, и она нервно поправляла их рукой.
Официант сразу принес меню. Инга протянула его спутнице.
– Выбирай.
– Ой, сколько тут вкусностей! – Лена быстро листала меню.
Инга подозвала официанта.
– Заказывай.
– Телячьи котлеты с грибным соусом и зеленым стручковым перцем. Пармскую ветчину с шалфеем. И два куска торта «Наполеон».
– Мне кофе «латте» и пирожное «Венский лес», – сказала Инга.
Официант захлопнул блокнот и удалился.
– Вы в такие кафешки каждый день ходите?
– Нет, не каждый.
– Дома готовите?
– Сейчас – да. Раньше готовила домработница.
– У вас еще и домработница? – усмехнулась Лена.
– Была.
– А почему сейчас нет?
Инга помолчала. Ей не хотелось вспоминать о неприятной истории.
– Она взяла у меня несколько вещей. В том числе бабушкину брошь, которая мне дорога.
– Понятно… – протянула Лена. – Ясненькое дело… А вы что, совсем не готовите? Не умеете?
– Почему не умею? Готовлю. Сейчас я, например, сама готовлю.
– И что вы готовите?
– Полуфабрикаты разные. Стоять у плиты времени нет.
– Ну, когда есть деньги, утруждать себя не стоит.
– Когда есть время, я готовлю свое любимое блюдо: гречневую кашу с помидорами и луком.
– Кашу? Я думала, вы устрицы с омарами едите. Скоро еду принесут? А то я уже голодная.
– Потерпи немного.
– Ладно, потерплю.
Лена оперлась локтями о стол.
– А как у вас дела? Все танцуете?
– Нет. Не только. Скоро будет премьера драматического спектакля. «Сны Марии-Антуанетты».
– Из Большого поперли?
– Давай без грубостей.
Принесли еду. Лена с жадностью накинулась на нее.
– М-м-м… классная жрачка…
Инга отпила кофе и посмотрела на Лену. Девочка с трудным характером. Еще с каким трудным!
– А чем ты сейчас занимаешься?
– Вы о чем?
– Учишься или работаешь?
– Ни то, ни другое.
– Ты училась?
– Ну да. – Лена говорила с набитым ртом. – В швейном. Только бросила его.
– Почему?
– А чего горбатиться? Все равно потом бабки не светят. Кому нужны швеи-мотористки?
– Можно устроиться в модельную фирму. Сейчас наши модельеры выпускают неплохие вещи. Слышала об Игоре Бачурине?
– Да.
– Я с ним знакома. Он говорит, что хороших швей у него мало. Ты могла бы потом найти неплохую работу.
– Могла бы… Только никто точно не знает.
– А работать не пробовала?
Лена отодвинула тарелку.
– Где? Где можно устроиться без блата и мохнатой лапы? Подскажите. Кругом – свои. На хорошую работу с улицы не сунешься. Тем более без образования.
– Ты же не захотела учиться.
– Не захотела. Да, не захотела, потому что потом перспектив никаких. Понятно? – Лена повысила голос.
– Я просто интересуюсь.
– Я же в вашу жизнь не лезу.
– Ты можешь спросить меня о том, что тебя интересует.
– Правда? Вот здорово! Тогда скажите, как вы распорядились наследством моего отца. Мне чего-нибудь там причитается? Как-никак родная дочь.
Инга подумала, что Андрей был, наверное, прав. Лена раскатала губу на наследство. Поэтому он ее и отшил. Но Инга все же должна попытаться наладить с девушкой контакт. Ради отца. Ради его памяти. Достучаться до Лены. Хотя это трудно. Но если есть хотя бы один шанс из тысячи, она должна использовать его. Не отступать от намеченного. И Валдис говорил: нужны терпение, внимание и забота. Его слова всплыли в памяти Инги.
– Мы поговорим об этом после, не сейчас, – мягко сказала Инга.
– В другой раз? – насмешливо спросила Лена.
– Твоему отцу не понравился бы такой тон.
Лена вздрогнула, как будто ее ударили.
– А я не видела его. Не знала. Он умер, когда я еще не родилась.
– Я знаю. Он был… замечательным человеком.
Инга запнулась. Если бы ей предложили сказать об отце в двух словах, она не смогла бы. О такой многогранной личности, таком ярком разностороннем человеке просто нельзя рассказать кратко.
– Я понимаю, тебе тяжело, Лена. Ты его не знала. Но он бы тебе понравился. С ним было легко. Он умел понимать с полуслова. Когда отец готовил роль принца Альберта в «Жизели», он часто повторял: «Альберт – это я». В нем был романтизм. Накал чувств. Он был… как принц из сказки.
Лена исподлобья смотрела на нее.
– Я читала… он любил эту роль.
– Очень. И старался каждый раз играть ее по-новому. В зависимости от настроения. Его герой на разных спектаклях был разным. Отец никогда не танцевал механически. В танец он вкладывал свою душу.
Инга умолкла.
Она смотрела перед собой расширенными глазами. Перед ней возникла картина-видение: отец, танцующий Альберта. Легкий, воздушный. Вот он танцует с Жизелью, стараясь очаровать ее… А потом падает на тело мертвой Жизели, как орел, у которого подрезали крылья… На лице отца целая гамма чувств: от восторга и обожания до горя и отчаяния. Арвид Мартинсоне не танцевал, а проживал жизнь своего героя.
– Он говорил, что Альберт более сложный персонаж, чем кажется на первый взгляд, – сказала Лена.
– Верно. Откуда ты знаешь? – Инга вспомнила, что отец писал об этом в одной из статей.
– Я читала. Он впервые показал Альберта страдающим. Не пустым соблазнителем, а живым человеком.
– Да.
Инге вдруг показалось, что Лена как бы кружит около нее. Ходит кругами. Она знает много, в подробностях о жизни и творчестве ее отца, о его размышлениях. Как старательная ученица, она все записывала и заучивала.
– А ваша любимая балерина – итальянская прима Карла Фраччи.
– Да, – Инга от неожиданности даже вздрогнула. – Ты и это знаешь?
– Тоже читала, – усмехнулась Лена. – Интересно же узнать о творчестве своей сестры.
Инга молчала.
– И вы очень любите цветы фрезии. А еще белые розы.
– Да.
Инга ощутила приступ внезапной тошноты. Она была будто под колпаком. Ее жизнь просвечивалась, как ренгеном.
– А знаете, что я хочу вам сказать?
Лена приблизила свое лицо к ее.
– Нет.
– Я вас ненавижу! Всех! Вы высокомерные идиоты. Отгородились от всех славой, деньгами и думаете: так и должно быть. А все остальные для вас – быдло. Заботитесь вы только о себе, о том, чтобы лишний раз мелькнуть на страницах газет и журналов. Больше вам ничего не надо. И общаетесь вы со мной только потому, что боитесь.
– Я? Боюсь? – Инга непонимающе посмотрела на Лену.
– Конечно, – усмехнулась та. – Вы боитесь, что правда обо мне выплывет наружу. И все узнают, что у вашего отца есть еще одна дочь, не вашего клана. И тогда вам придется делиться.
– Чем? – машинально вырвалось у Инги.
– Всем!
В кафе на них стали обращать внимание. Инга оглянулась.
– Ага! Вам страшно, что нас кто-нибудь услышит, – продолжала девушка. – Так вот! Я плевать хотела на вас. И подачками вы меня не купите. Я все расскажу про вас. Все! Я дам информацию в газеты, на телевидение. Вы у меня еще попляшете!