В студии находились двое. Ведущая, молодая блондинка в ярко-розовом костюме, с волосами, зачесанными назад, и Кульбитов. Журналист сидел, развалившись в кресле, и смотрел на ведущую.
Улыбнувшись, она сказала в камеру:
– А теперь, как мы и обещали, комментарий журналиста Мирона Кульбитова по поводу премьеры спектакля «Сны Марии-Антуанетты». Спектакль оригинален и необычен. Главную роль в нем сыграла известная балерина Инга Мартинсоне. Интересно, что скажет по этому поводу наш гость?
Лицо журналиста возникло на экране крупным планом. Сальные волосы упали на лоб, и Мирон тряхнул головой.
Гнусавый голос ударил Инге в уши:
– Спектакль действительно оригинален. Но на том все его достоинства заканчиваются. Смотреть, собственно говоря, нечего. Балерина изо всех сил старалась соответствовать заданному образу, но у нее получалось плохо. Кроме осанки, в Мартинсоне нет ничего от Марии-Антуанетты. Игра – слаба. И местами складывалось впечатление, что смотришь на игру ожившего манекена из музея мадам Тюссо.
Ведущая перебила его:
– Были моменты, когда вам что-то нравилось?
– Практически нет. За исключением одного.
– Какого?
– Конца. Когда королеве отрубают голову. В тот момент невольно ощущаешь радость, что спектакль наконец-то закончился…
Инга щелкнула пультом. Вот сволочь! Руки сжались в кулаки. Если бы Кульбитов попался ей сейчас, она бы с удовольствием врезала ему по морде. Изо всех сил. Не задумываясь.
Глава одиннадцатая
Анна позавтракала по-походному. Бросила в кружку мюсли и заварила их кипятком. Потом выпила чашку кофе.
Когда здесь была Люся, она варила ей кашу. Манную или овсяную. Племянница ела их с вареньем и просила добавки. А ради себя Анна не решилась бы на такой подвиг: стоять у плиты и смотреть, чтобы каша не подгорела. Для себя ей вообще мало что надо. Поэтому люди и заводят семью, рожают детей – им нужно о ком-то заботиться. Иначе их мир рухнет. Они так привыкли. Даже одинокие заводят животных – этакий эквивалент детей. Зверюшки тоже требуют ухода, их нужно выгуливать, кормить, купать…
Может, она, Анна, в чем-то ненормальная? Ее не пугает одиночество. Если бы пугало, она сразу бы кинулась искать себе мужа и рожать детей. А она относится к их отсутствию спокойно. Почему?
Дело в возрасте? Ведь ей еще нет двадцати пяти. Вот когда стукнет тридцатник…
Для многих женщин тридцать лет – как некий рубеж. Вроде все, пора бежать за бесплатной раздачей слонов, а то чего-то не ухватишь на халяву. У Анны была одна вполне милая знакомая – Валентина Мечникова. Дама с двумя высшими образованиями и знанием трех языков. Ближе к тридцати годам она словно съехала с катушек. Меняла любовников как перчатки и выискивала среди них кандидатов на роль будущего отца. Когда Анна честно спросила женщину, от чего та так нервничает, Валя удивленно вскинула на нее глаза:
– Ты что? Мне скоро тридцать!
– Ну не пятьдесят же.
– Пятьдесят вообще все! Могила!
– Ты собираешься помирать ровно в пятьдесят лет?
– Конечно, нет. Но в этом возрасте уже ничего не надо.
– А в сорок?
Валя задумалась.
– В сорок тоже почти ничего не надо. Все позади.
– И что ты намерена делать?
– Срочно рожать. Замуж-то выйти никак не получается. Все приличные мужики давно расхватаны.
– Ты будешь рожать от неприличного? От кого попало?
– Не остри! Конечно, я найду хорошего. С хорошими биологическими данными. И – рожу.
– А ему скажешь?
– Подумаю. Наверное, да. Пусть у ребенка будет хотя бы приходящий отец. Но скажу потом.
– Не боишься?
– Чего?
– Да так…
Позднее Валя попала в жуткий переплет. Она ничего не сказала очередному мужчине о том, что собирается от него рожать. Но тот каким-то образом узнал и стал закатывать Вале ужасные скандалы. Он подумал, что любовница собирается претендовать на алименты. Валя билась в истерике. А кончилось все выкидышем. Потом Валя пыталась еще раз забеременеть. Но – опять неудачно. Доносить ребенка она не могла.
Дальнейшие следы Вали потерялись – Анна просто перестала с ней общаться. Женщина превратилась в истеричку, которая жаловалась на жизнь и на мужиков при каждом удобном случае.
Анна тогда еще подумала: не надо пытаться обхитрить жизнь. Не получится. Как оно идет, так и пусть идет. Судьбе виднее.
Тоска по Люсе только еще раз укрепила Анну в мысли, что нужно уметь смиряться с неизбежным. А когда судьба преподносит тебе подарки, воспринимай их с огромной благодарностью.
Она вспомнила вычитанное где-то изречение: «Если ты не жалуешься на судьбу – весь мир у твоих ног».
Марина Николаевна Матросова встретила ее настороженно:
– Вы нашли, кто убил Лену?
– Нет. Пока не нашли. – Анна подчеркнула слово «пока».
Женщина удрученно кивнула и пригласила в комнату.
Анна села на стул около стола. Матросова – в углу дивана, накрытого старым, вытертым пледом. Помолчали. Затем хозяйка подняла глаза на гостью:
– Вы что-то хотели мне сказать?
– Да. Хотела. Марина Николаевна, ведь ваша Лена – дочь Арвида Мартинсоне?
Анна задала вопрос в лоб. Так было лучше.
Снова наступило молчание. Было слышно, как где-то внизу поругиваются соседи.
– Это мое личное дело, – наконец выдавила из себя Матросова.
– Никто не спорит. Но некоторые факты указывают на то, что ваше прошлое тесно связано с настоящим.
Марина Николаевна нахмурилась. В ее глазах появились льдинки.
– Что вы хотите сказать? – высокомерно спросила она.
– Я хочу сказать, что вы… Кстати, вы лично контактировали с вашими родственниками?
– Какими?
– С детьми Мартинсоне.
– Конечно, нет. Зачем мы им? У них – своя жизнь, у нас – своя. Где – они и где – мы…
– И вы никогда не делали попыток познакомиться с ними?
– Зачем?
Анна замолчала.
Марина Николаевна держала глухую оборону. И расколоть ее было не так легко.
– Лена знала, чья она дочь?
Марина Николаевна вздернула голову.
– Да, знала. Я рассказала, когда ей исполнилось пятнадцать лет.
– И как она отнеслась к этому?
– Нормально.
– Она не задавала вопросов об отце?
– Задавала. И я рассказывала ей о нем. О его карьере, жизни.
– Простите за вопрос личного характера… А как вы с ним познакомились?
Какое-то время Марина Николаевна молчала. Потом нехотя сказала:
– В Большом. Я работала в костюмерном цехе. И помогала шить ему костюм к роли Базиля в «Дон Кихоте». Во время примерки костюма разговорились. В общем, слово за слово… У него тогда был кризис. Творческий и личный. В семье его не понимали.
– Это он вам говорил?
– Да. Потом его уволили из Большого. Он работал в других театрах в разных городах. Когда возвращался в Москву, часто останавливался у меня. Он хотел уйти из семьи. Если бы не его смерть, мы бы поженились.
Анна подумала: а вот этого никто не знает. Говорить о жизни в сослагательном наклонении – дело неблагодарное. Может быть, Арвид Мартинсоне и ушел бы из семьи, а может, пережив кризис, окончательно в нее вернулся. Собственно говоря, он и не уходил из семьи. Просто у него была вторая семья, на стороне. Среди мужчин такое часто практикуется. Тем более в моменты личного кризиса.
– Лена никогда не высказывала мысль, что хочет встретиться со своими родственниками?
– Нет. – В голосе Марины Николаевны проскользнуло возмущение. – Она не стала бы этого делать.
– Почему?
– Потому что мы находимся на разных полюсах. Они – знаменитости. А мы – простые люди. Я старалась жить ради детей, дать им образование. Старший сын выучился, стал самостоятельным. Я и Лену старалась пристроить. Дать ей образование, профессию.
– Но Лена могла захотеть поближе сойтись со своими единокровными братом и сестрой. Познакомиться, побеседовать.
– Никогда. Ей этого не надо было.
– А ваш сын?
– Что сын?
– Он тоже знал, что Лена – дочь Арвида Мартинсоне?
– Знал.
– Как он относился к данному факту?
– Нормально.
Анна подумала, что следует открыть глаза Марине Николаевне. Лена активно интересовалась своими родственниками. Их биографией, творческой жизнью.
– У нас другая информация.
– Какая?
– Ваша дочь посещала интернет-кафе, где черпала данные о балете. В том числе об Инге и Андрее Мартинсоне.
– Не может быть! Она бы мне сказала!
– Тем не менее это так.
– Вы что-то перепутали.
– Я ничего не перепутала, Марина Николаевна. Наше дело – установить все факты и обстоятельства. Мы и работаем в этом направлении.
– Лена бы сказала мне. И я бы ее отговорила от близкого знакомства с этими людьми.
– Почему?
– Потому что они – опасные люди. И лучше к ним не приближаться.
Фраза женщины об Инге и Андрее Мартинсоне, к которым лучше не приближаться, засела в голове у Анны. Когда она шла в интернет-кафе, слова Матросовой все время вертелись в ее мозгу. Что хотела сказать Марина Николаевна?
В интернет-кафе на месте сотрудника сидел симпатичный темноволосый юноша. Рядом с ним стояли две девицы в коротких куртках. Анна подошла ближе.
– Левон?
– Да. Левон Галсумян. А вы из милиции?
– Да. Анна Зарубина. Тебе уже сказали, что я приду и о чем буду спрашивать?
– Да.
Парень сделал знак девушкам отойти в сторону. Те переглянулись и, смеясь, вышли из помещения.
– Что ты можешь сказать о Лене Матросовой?
– Ходила она к нам часто. Сидела в Интернете.
– За помощью обращалась?
– Первое время. Потом освоилась.
– Она хорошо ориентировалась в компьютере?
– Плохо. Дома у нее компа не было.
– Откуда ты знаешь?
– Я спросил, она ответила.
– Что ты еще можешь сказать?
Левон пожал плечами.
– Девушка как девушка. Тихая. Незаметная. Что-то свое искала.
– Она интересовалась информацией о балете?
– Да. Смотрела сайты и ссылки на Мартинсоне. Есть такие балетные люди.