Густой овсяной суп с кусочками мяса и копченого сала получился на славу, и я после двух больших чашек ощутил потребность залечь в счастливую послеобеденную спячку. Но у моих спутниц были другие планы. Едва я пристроился на кошме и начал дремать, на меня упала тень.
— Вставай, русский! — велела Беа. Я глянул на ее одним глазом (открыть второй не хватило силы воли). Беа стояла надо мной в позе сержанта, держа в руке небольшой круглый щит из расписной кожи — ее собственный щит.
— Вставай! — повторила она. — Хочу кое-что тебе показать.
— Ого! — Я открыл второй глаз. — Когда женщина хочет кое-что тебе показать, это всегда интригует.
— Не то, о чем ты подумал. Пошли!
Мы отошли на десяток шагов от костра, и Беа вручила мне щит, а потом велела мне встать напротив нее.
— Хочу посмотреть, какой ты боец, — заявила она, обнажив один из своих кривых батаров. — Надевай щит на левую руку. Да, так правильно. Держи щит перед собой, ровно и смотри мне в глаза. Старайся отбить мои удары щитом. Учти, батары острые, и если ты замешкаешься, то можешь получить рану.
— Или остаться без башки, — закончил я и поднял щит.
Она не ответила и ударила батаром в щит. Я ощутил ее удар не только рукой, а всем телом.
— Больно! — простонал я.
— Неженка, — добавила Беа и нанесла еще удар.
Дальше игра шла без вариаций — Беа била в щит из разных позиций, а я отбивал. Постепенно промежутки между ударами становились все меньше, а сами удары сильнее, и мне стоило известных усилий перехватить их.
— Хорошо, — сказала Беа, сделав паузу. — У тебя неплохая реакция. Это радует. Может быть, что тебе повезет, и ты не погибнешь в первом же бою. Не напрягай руку со щитом, старайся держать щит так, чтобы оружие противника и поверхность щита в момент удара образовали острый угол.
— Ай-ай, сэр. Есть, сэр.
— Ты смешной, — сказала Беа и, обнажив второй клинок, продолжила тренировку. Я отбивал ее атаки, но батары с такой скоростью порхали вокруг меня, что я ощутил головокружение.
— Погоди! — заорал я. — Дай отдышаться…
— В бою тебе не дадут поблажек, — ответила Беа.
— Я чувствую себя не бойцом, а китаной. Без оружия как-то не так.
— Оружие? — Беа улыбнулась и протянула мне один из батаров рукоятью вперед. — Держи.
Я взял меч. Он был очень легкий, и шершавая рукоять идеально легла в мою ладонь. Отличный меч, если я, конечно, что-нибудь понимаю в мечах.
— Старайся не отбивать мои удары клинком, — посоветовала Беа. — Не хочу потом править лезвие. Готов?
— Ан гард! — крикнул я и пошел на демонессу. Однако миг спустя я понял, что обезоружен — Беа ловко выбила у меня батар. Я ощутил сильный удар по самолюбию.
— Мертвец, — сказала она, нахмурившись. — Подними оружие.
Я подчинился. Беа еще трижды выбивала у меня меч, а потом сказала:
— Хороший боец старается избежать столкновения клинков в бою. И еще, ты слишком напрягаешься.
— Знаешь, я вообще-то не мечник. И, наверное, никогда им не стану.
— До того, как учитель Рамимор занялся моим обучением, я меча сроду в руках не держала, хотя неплохо стреляла из лука. Однако кое-чему научилась. Признавая свое неумение что-то делать, ты унижаешь себя.
— Все верно. У нас в армии говорят: «Не можешь — научим, не хочешь — заставим». Правильно, так и надо.
— Ты был в армии?
— Был.
— Почему же ты тогда не владеешь мечом?
— Потому что в нашем мире армия вооружена совсем другим оружием. Вроде вашего громострела, только куда как мощнее.
— Я не люблю громострел, — с презрительной гримасой ответила Беа. — Глупое оружие, придуманное алмутами. Много дыма, много вони, много грохота, долго заряжать. Хороший доспех мягкая пуля из свинца не пробьет. Лучник или арбалетчик стреляет намного точнее, чем воин с громострелом, а мечник убьет тебя прежде, чем ты перезарядишь свое оружие.
— Мечи и луки у нас уже лет триста не востребованы.
— И чем же вы сражаетесь?
— О, у нас предостаточно разных забавных штук для уничтожения ближних. Танки, артиллерия, ракеты, атомные бомбы. А солдат у нас вооружен автоматом. Это такое устройство, которое стреляет маленькими пулями при помощи пороховых зарядов. Что-то вроде моего пистоля, но стреляет быстро-быстро и далеко. За лигу можно человека убить.
— Это подло, — нахмурилась Беа.
— Что подло?
— Убить человека на таком расстоянии. Не давая ему шанса защитить себя.
— Увы, дорогая, в нашем мире война давно ведется не по рыцарским правилам. У нас одно правило — убей врага. А как ты это сделаешь, никого не волнует. Я мог бы тебе многое порассказать про наши войны… — Тут я спохватился: не стоит подмачивать в глазах Беа имидж человечества, рассказывая о Хиросиме, газовых камерах Освенцима, террористических актах и захватах заложников. — Ну что, тренируемся дальше?
Мы тренировались, наверное, еще с час. У меня разболелось все тело, особенно левая рука, выдержавшая бессчетное количество ударов в щит. Но зато осталось ощущение с пользой прожитого дня. Потом Беа заявила, что на сегодня хватит, и нам пора ехать дальше.
После привала у башни дорога через топь стала безопаснее, это было заметно даже на глаз. Ноги не так вязли в жирной торфяной грязи, опасные участки попадались реже, и Беа, в конце концов, села в седло и нам разрешила ехать верхом.
— Мы проехали топи? — спросил я.
— Нет еще, но дальше дорога не так опасна. Только не позволяйте лошадям сходить с тропы, идите за мной след в след.
Интересная дамочка, подумал я, глядя в спину Беа. Уверенная в себе, крепкая, боевая. Такая бы в нашем мире наверняка преуспела. Стала бы успешной бизнес-леди или политиком. Умеет заставить людей делать то, что ей надо, а главное — сама знает, что и как правильно делать. А может, наоборот, со своими представлениями о чести и благородстве оказалась бы в полном пролете…
— Чего замолчал? — не оборачиваясь, спросила Беа.
— Спрашиваю себя, что бы ты делала, окажись ты в моем мире.
— Ну и?
— Так и нашел ответа. Вот Флавии у нас нашлась бы работа, — я подмигнул девушке, ехавшей чуть позади меня. — Стала бы медиком или травницей знаменитой. У нас сейчас модно натуральными продуктами лечиться.
— Ты говорил, что был в армии, — ответила Беа. — А почему ушел?
— Потому что у нас не всю жизнь служат, а только некоторое время. Отслужил свое и ушел на гражданку.
— И чем занимаешься? То, что ты не земледелец и не маг, я уже поняла.
— Я…. Как бы это правильно сказать? Я помогаюлюдям, у которых есть товар, выгодно продать его. А другим людям помогаю выбрать хороший товар.
— Ты купец?
— Можно и так сказать.
— У тебя есть жена?
— Была. Мы в разводе. То есть, вместе не живем — она живет с другим мужчиной.
— Вот как? — Беа все же обернулась и посмотрела на меня. — И ты это терпишь?
— В нашем мире немного другие законы.
— Странные законы. А дети у тебя есть?
— Дочка. Анастасия Максимовна. Красавица моя золотая. Ей уже десять лет. — От воспоминания о Настенке у меня вдруг защипало в глазах и носу. — Она теперь там, в России, а ее папашка черте где шатается.
— Может быть, однажды ты обнимешь свою дочь.
— Беа, не надо давать мне надежду. Это жестоко.
— Надежда есть всегда.
— Зачем ты все это мне говоришь?
— Хочу узнать тебя получше. Мы, как-никак, один отряд.
— Было время, когда ты без раздумий отрубила бы мне голову.
— Это в Аранд-Ануне? — Беа засмеялась. — Наверное, ты прав. Тогда ты был для меня никто. Просто чужак, которого я не знала. Сначала я приняла тебя за земляка, потом поняла, что ты лишь по облику эльф. Но ты дерзко отвечал Кулоту и не побоялся биться с Ханнесом. Это было… необычно. Потом я видела, как ты дрался с ашарди и как убил Кулота Нанна. Это расположило меня к тебе. Я поняла, что ты необычный, не такой, как все. Оказалось, я не ошиблась — ты фейн, и кто-то из Первосозданных наделил тебя своей силой. Может быть, в Аранд-Ануне мы начали путь, который сможем пройти только вместе.
— Это что, признание в любви?
— Нет. Я не так легко влюбляюсь. Хоть ты и выглядишь, как эльф, но с тобой что-то не так. Душу круглоухого не спрячешь.
— Ты не любишь людей?
— У меня нет причин их любить. Сиды и люди живут в Аркуине уже не одно тысячелетие, и все это время между ними нет согласия. — Беа вздохнула. — Хотя, как говорят легенды, в древности было все иначе.
— Может, вы сами виноваты в том, что люди вас не любят?
— Мы были самым первым цивилизованным народом в Аркуине, — начала Беа с презрительной гримаской на лице. — Когда предки круглоухих бегали в звериных шкурах и жрали сырое мясо, у нас были большие города, прекрасные сады и плодородные поля. Мы выращивали фрукты, делали вина, строили дворцы и купальни, писали стихи и играли на музыкальных инструментах. У нас были праздники, во время которых в небе расцветали созданные из огня цветы, и тысячи костров горели в лесах, освещая наши танцы со светляками и духами! И мы учили людей вместе с Первосозданными. Люди очень многое у нас переняли. А потом отплатили нам злом за добро. Люди разрушили наше древнее царство, а ныне пытаются отобрать у моих сородичей наши последние земли — Эленшир. Ты сам говорил, что твой народ, русские, очень ценят справедливость. Где же тут справедливость, Сим?
— Был в моем мире один поэт по имени Редьярд Киплинг. Он писал о Бремени Белого Человека. О том, что цивилизованные народы должны помогать всем остальным племенам идти вперед, ни ожидая от них ни благодарности, ни даже хорошего отношения. Может быть, он был прав. Знаешь, один мудрый человек сказал: «Сильнее всего люди ненавидят тех, кому они обязаны лучшим, что имеют».
— Иногда ты говоришь как учитель Рамимор, — Беа фыркнула. — Не будем спорить. Если честно, мне на все это плевать.
— Как скажешь. — Я повернулся к Флавии. — Как ты?
— Хорошо, — мрачно буркнула девушка и отвернулась. Мне показалось, что я услышал издевательский смешок Беа.