— «Стой!— прервала Муза,—вникнет В эту песнь сонм важных лиц,
И как раз тебе он крикнет-.
Цыц! цыц! цыц! (...)
Лучше пой, брат, про прелестных Дев, дев, дев.
Обратись клуне, к природе,
Пой утехи юных лет —
Ведь поёт же в этом роде Фет, Фет, Фет.
Из советских поэтов этот прием особенно часто использовал Д. Хармс, ср.:
Вдруг Сережа приходил, неумытый приходил, всех он позже приходил.
—Подавайте/— говорит,—
Чашку чая,—говорит,— мне побольше,—говорит.
Наклоняли, наклоняли, наклоняли самовар, но оттуда выбивался только пар, пар, пар.
Наклоняли самовар, будто шкап, шкап, шкап,
«о оттуда выходило только кап, ran, ran («Иван Иваныч Самовар»).
4. Иногда повторы имеют более сложный характер. Это, например, «многократные подхваты» (В. В. Виноградов в работе «К морфологии натуралистического стиля» определяет их как «двуступенчатое расположение глагольных форм» — [Виноградов 1976]):
Так и вышло—запнулся и завяз~ завяз и покраснел; покраснел и потерялся, потерялся и поднял глаза; поднял глаза и обвел их кругом, обвел их кругом и —и обмер~ (Ф. Достоевский, Двойник, IV).
5. Особенно часто и в больших концентрациях повтор встречается в пародиях, которые утрируют любой прием, в том числе и этот. Остроумно и издевательски звучит пародия Александра Иванова на стихи Цыбина:
Лирика с изюминкой
Я слышу, как под кофточкой иглятся соски твои — брусничники мои, ты властна надо мною и невластна, и вновь сухи раскосинки твои...
Владимир Цыбин
Ты вся с такой изюминкой, с грустинкой, с лукавинкой в раскосинках сухих, что сам собою нежный стих слиринкой слагаться стал в извилинкахмоих.
Писал я с безрассудинкой поэта, возникла опасёнкауж потом: вдруг скажут мне: не клюквинкали это с изрядною развесинкой притом?-
6. К шуткам с общеязыковым механизмом иногда относят также преувеличения, такие каю
(1) В комнату, путаясь в соплях, вошел мальчик (Ф. Достоевский).
(2) Взяли [в гувернантки] немку. Всё шло недурно, хотя она сильно была похожа на лошадь. Отпустишь ее с детьми гулять, а издали кажется,, будто дети на извозчике едут (Тэффи, Нянькина сказка про кобылью голову).
Приведенные шутки (1)—(2) и содержащееся в них преувеличение вполне переложи-мы на язык других форм комического, напр, на язык изобразительного искусства. Б. Дземидок пишет, что преувеличение применяется в карикатуре: «Суть карикатуры нередко сводится к гиперболизации некоторых чисто отрицательных (...) особенностей внешнего облика или черт характера» [Дземидок 1974: 67]. Тем не менее, о преувеличении в языковых шутках мы будем говорить не в данной главе, а в главе «Прагматика» — поскольку преувеличение представляет большой интерес при рассмотрении одного из основных постулатов общения —постулата истинности (искренности).
Глава II
Фонетика. Фонология. Графика. Орфография
Так называемые «низшие языковые уровни» — системы строго нормированные, определяемые жесткими правилами, нарушение которых обычно недопустимо — даже в шутке. И все-таки некоторые возможности для языковой игры имеются и здесь.
1. Сам набор звуков русского языка рассматривается говорящими как некая данность и не подвергается обыгрыванию. Исключения редки. Одно из них — многолетняя война Андрея Белого против звука (и буквы) Ы:
«Я вообще презираю все слова на «еры», в самом звуке «ы» сидит какая-то татарщина, монгольство, что ли, восток. Вы послушайте: ы. Ни один культурный язык «ы» не знает: что-то тупое, циничное, склизкое» («Петербург», II); «Я боюсь буквы Ы. Все дурные слова пишутся с этой буквы:р-ыба (нечто литературно бескровное),м-ыло (мажущаяся лепешка из всех случайных прохожих), п-ыль (нечто вылетающее из диванов необитаемых помещений), д-ым (окурков), т-ыква (нечто очень собой довольное), т-ыл (нечто противоположное боевым позициям авангарда» (Письмо Э. К. Метнеру, 17 июня 1911); «Ы—животный зародыш» (Глоссолалия. Поэма о звуке, 1922 г.).
А. Крученых не одобрял звуковое сочетаниеря\ «...все неприятное русский язык выражает звуком «ря»: дрянь, Северянин, неряха, Дурьян (Демьян Бедный?—Я С), рябой~ («Ожирение роз»).
Связь между звучанием и смыслом обыгрывается и в след, известном анекдоте:
Приезжего итальянца спросили: «Что, по-вашему, должны выражать слова: любовь, дружба, друг?» —«Вероятно, что-нибудь жесткое, суровое, может быть, и бранное»,—отвечал он. «А слово “телятина”»? — «О, нет сомнения, это слово ласковое, нежное, обращаемое к женщине» (Рус. лит. анекдот).
По свидетельству П. В. Нащокина, Пушкин заметил, что «на всех языках в словах, означающих свет, блеск слышится буква л» (В. Вересаев, Пушкин в жизни).
2. Известно, что аллитерация (повторение согласных звуков, преимущественно в начале слов) — основной элемент фоники (см. [ЛЭС, 20]), который блестя-4*
ще использовали многие поэты, в том числе Пушкин (вспомним хрестоматийные: Шипенье пенистых бокалов и пунша пламень голобощ Пора, перо покоя просит...). Охотно используют аллитерацию и поэты XX в. Ср.:
Бараны, бараны Стучат в барабаны!
Сычи-трубачи
Трубят!
Грачи с каланчи Кричат!
Летучие мыши На крыше
Платочками машут И пляшет
(К. Чуковский, Тараканище).
Однако, это — некоторая аномальность, и злоупотребление этим (слишком уж популярным) приемом вызывает обратный эффект и дает богатую пищу пародистам. Вот два примера — пародии А Иванова на стихи П. Вегина и Виктора Сосноры:
Ночь во Флоренции
Фонари — словно реплики в споре
фокусника и философа Флоренция. Фонарь. Фортуна. Фанты.
Петр Вегин. «Фонари Флоренции»
Фи! Фонтан фраз
на фронтоне филиала Флоренции
как фото франта Фомы во фраке философа,
как фальцет форели,
фетр в футляре флейты,
фунт фольги, филателия фарфора,
фехтование ферзём.
Но вот
из сфер фальцетом Фантомас:
—*0, Фегин, фы фелик! Я поздрафляю фас!
Но я за фас трефожусь — фдруг Андрюфа Фознесенский фыркнет: <<Фу-ухГ»
(А. Иванов, Феерическая фантазия)
Крик рака
Я ли не мудр.- знаю язык — карк врана,
я ли не храбр: перебегу ход рака...
Виктор Соснора
Добряк в дерби—бродягам брод: суть всуе,
и брадобрею гибрид бедр — бром с бренди.
У Вас зразы (и я созрел!)
Псом в Сопот.
А языкается заплетык— пак тадо.
В разговорной речи также охотно используют аллитерацию для создания комического эффекта, ср.:
(1) Четыре черненьких, чумазеньких чертенка Чертили черными чернилами чертеж.
(2) [Начало коллективного рассказа подмосковных туристов, где все слова начинаются звуком с]:
Седые сосны сухо скрипели: <<Сукин сын, сукин сын~». Саша скинул стостволку со спины. «Сволочь!» — сказал старый сыч. «Стрелять старого сыча!» — сообразил Саша. И т. д.
3. В интеллигентской речи (чаще всего в речи блюстителей чистоты и правильности русского языка—лингвистов) встречаются резкие намеренные нарушения орфоэпических норм [см. РРР 1983: 177—179]. Несколько примеров: как-чество, коликнество,рупъ, надотъ, поэт, чавой-та, о'кэй-от нажми (при работе на компьютере), Што такоэ? и т. д. Иногда встречается обыгрывание акцентологии, ср.: Тщательнее надо работать и задорнее! Понравилось мне ваше пеньё (примеры из [Гридина 1996])^ Хамелеонное словцо — доллары, доллары, доллара. (В. Набоков, Подвиг, XXXIII).
4. Интонация (и отражающая ее пунктуация) обыгрываются достаточно редко, ср. след, анекдот о жизни советских людей:
20-е годы: «Как вы живете?»
Начало 30-х: «Как вы?Живете?»
Конец 30-х: «Как?!Вы живете?!»
5. Паронимия — обыгрывание частичного сходства звукового облика слов (Осип охрип,, а Архип осип), казалось бы, не имеющая отношения к фонологии (и рассматриваемая нами в другой главе, см. с. 292—297), представляет определенный интерес и в этом аспекте. Во-первых, в паронимии четко проявляется противопоставление гласных фонем согласным. В. П. Григорьев справедливо отмечает, что для паронимии необходим минимум в виде двух тождественных согласных, совпадение гласных не является необходимым [Григорьев 1979: 264]. Это связано, видимо, с большей информативностью согласных сравнительно с гласными. Другое интересное наблюдение Григорьева состоит в том, что при паронимии твердые и мягкие согласные (б и б", в и в' и т.п.) не различаются.
В.П.Григорьев заключает отсюда, что паронимия определяется на орфографическом уровне [Григорьев 1979: 264]. С этим заключением согласиться трудно: ведь паронимия такого типа возможна и в устной речи (например, в фольклоре), т. е. на фонетическом уровне. Нанаш взгляд, дело здесь втом, что для языкового сознания оппозиция фонем по твердости-мягкости менее резка, менее ощутима, чем другие фонологические оппозиции в согласных,— что и позволяет сближать слова, содержащие твердую и мягкую согласную. (Изображение этих согласных одними и теми же буквами — лишь другое следствие этого факта).
1. Игры с графикой, орфографией, пунктуацией несколько более часты, чем обыгрывание фонетики и фонологии. Николай Кульбин говорил о «букве-мухе»: «Я восхищаюсь ею, я восхищаюсь ими, этими мудрыми двухкрылыми! Смотрите на нее, смотрите на них: они перелетают от одного слова к другому, от одного языка к другому, такие точные, такие легкие!» (цит. по: Юрий Анненков. «Дневник моих встреч. Евгений Замятин»). В. Набоков неоднократно обращался к этой теме, а в романе «Другие берега» не только дает полное шутливосерьезное описание букв русского алфавита, но и сравнивает русский алфавит с латинским. Этот экскурс довольно обширен (притом что Набоков обещал «ограничиться только несколькими словами»!), но он достаточно интересен и мы приведем его