Рассмотрение этого интересного и сложного явления в данной главе спорно. Квалифицируя оценку как явление прагматическое, мы руководствовались тем обстоятельством, что оценка — это оценка говорящего, отношение говорящего к изображаемому.
Ю. Д. Апресян отмечает, что лексикографически «наиболее интересны следующие три типа оценок общая оценка, оценка по параметру количества, оценка по параметру желательности/нежелательности» [Апресян 1995: т. II, 136]. Обыгрыванию чаще всего подвергаются оценки третьего типа, оценки по параметру желательности/нежелательности.
1. Оценка — это, повторяем, оценка говорящего. Отступления от этого принципа редки и производят комический эффект, как, например, в отрывке из былины об Илье Муромце, приводимом Б. А. Успенским [1995:26]:
Говорил собака Калин царь да таковы слова:
—Ай же старыя казак да Илья Муромец! (...)
— Не служи-тко ты князю Владимиру.
—Да служи-тко ты собаке царю Калину,
Аномальность последней строки этого текста Е. В. Падучева объясняет тем, что «пейоративная номинация Калина-царя попадает в прямую речь самого Калина-царя, и он оказывается автором номинации» [Падучева 1996а: 262].
Сходную природу имеют и другие аномальные случаи, когда говорящий всё (в том числе и себя самого) оценивает с точки зрения собеседника:
(1) Лобасто в. Я жаловаться не буду, а собственными своими руками рыло твое в один момент в решето превращу» я, брат, не побрезгаю!
Прокофий Иваны ч. Допустим ли мы себя до того, чтоб ваше превосходительство ручки свои беспокоили!(Кланяется).
Прокофий Иваныч указывает на недопустимость того, чтобы Лобастов «ручки свои беспокоили», игнорируя то обстоятельство, что и его, Прокофия Иваныча, «рыло» было бы при этом несколько «обеспокоено».
2. Анна Вежбицка отмечает, вслед за другими исследователями, что русские эмоциональны и склонны к крайностям при выражении морального восторга и особенно морального осуждения (см. [Вежбицкая 1996: 79—86]). Русские и сами это осознают. Л. А. Капанадзе, исследуя русскую разговорную речь, приводит следующие (не все!) ответы, касающиеся оценки книги говорящими: Блеск! Сверх! Отличная, прекрасная вещь!здорово, настоящая, не оторваться, что надо; среднее, так себе, не очень, ничего, читать можно, во!, заезжено, нуда, заумь, серятина, мешанина, никуда, нудно, нудятина, совершенно невозможно, дрянь, глупая, подлая, ерунда, ерундятина, балда, такая гнусь [РРР 1983*. 161].
Анна Вежбицка приводит данные Частотного словаря русского языка [Засори-на 1977], согласно которым в русском языке имеется по крайней мере три широко употребительных нетабуированнных имени для выражения категорического морального осуждения (подлец, мерзавец, негодяй) с суммарной частотой 75 на миллион словоупотреблений (в английском — одно слово scoundrel с суммарной частотой 2 на миллион словоупотреблений) [Вежбицкая 1996: 80—81]. Еще одна интересная особенность русского языка: слова, выражающие обычно моральное осуждение, чаще, чем в других языках, используются для выражения морального восторга. В разговорной речи мне не раз приходилось быть свидетелем дружеских объяснений в любви типа: «Колька, скотина, люблю я тебя, черт!» Такое экзотичное употребление бранных слов нередко и в художественной речи. Говорящие обыгрывают тот факт, что в языке нет оценок абсолютно положительных или абсолютно отрицательных: универсально отрицательная оценка, передаваемая конкретными оценочными лексемами, может в определенных контекстных условиях смениться на противоположную, положительную. Приведем несколько примеров подобной «инвертированной оценки»:
(2) Перовский показывал мне Взятие Рима Гензериком (которое стоит Последнего дня Помпеи), приговаривая: заметь, как прекрасно подлец этот нарисовал этого всадника, мошенник такой. Как он умел, эта свинья, выразить свою канальскую, гениальную мысль, мерзавец он, бестия. Как нарисовал он эту группу, пьяница он,мошенник. Умора (А. Пушкин—Н. Н. Пушкиной, 11 мая 1836).
(3) Забористее всего пахнет молодой лук, когда, знаете ли, начинает поджариваться и, понимаете ли, шипит, подлец, на весь дом (А. Чехов, Сирена).
(4) -U такая, прямо сказать, к нему [встречному мальчику] нежность наступила, такое чувство—дышать нечем.
— Мальчишечка,—говорю,—сукин ты сын! Не чувствуешь, говорю, подлец, небось полного своего счастья? (М. Зощенко, Счастливое детство).
(5) — А помните Яр московский? (...) Храм! Шесть холуев несут осетра на серебряном блюде. Водочка в графинчике, и сам графинчик инеем зарос, подлец(А. Толстой, Похождения Невзорова, или Ибикус, III).
(6) «Ну, наконец-то!— думал я.— Чичас!
Закусим, выпьем, эх, святое дело!»
(В графинчике проклятая белела!),
Лафитник выпить требовал тотчас!
(А. Иванов, пар. на Д. Самойлова).
3. Интересны случаи, когда отрицательная по форме оценка парадоксальным образом превращается в положительную при введении уточнений, ср.\ Демократия — наихудшая форма правления, если не считать всех остальных («Правда», 15 фев. 1990). Нейтральным было бы высказывание: Демократия — плохая форма правления, но все остальные еш,е хуже.
Напротив, положительно-оценочная лексика может использоваться для выражения отрицательной оценки:
(7) С у д ь я:—Это преступление было совершено настоящим мастером своего дела, и проведено оно было очень умно и тонко.
Покрасневший от смущения подсудимый:—Не надо, господин судья, вы мне льстите.
(8) Людовик XIV пригласил Буало и показал ему стихи собственного сочинения, спросив при этом его мнение. «Ваше величество,—отвечал Буало,—для вас нет ничего невозможного', вы хотели написать плохие стихи, и вам это полностью
.*■ удалось» (Музей остроумия).
(9) — Скажите, егерь, я убил зайца?
— Никак нет-с, ваше превосходительство изволили его помиловать (Журн. «Сатирикон», 1909).
4. Одна и та же оценка может выражаться словами-антонимами и антонимическими выражениями или же конверсными выражениями, где участники ситуации меняются местами:
аппетит ужасный = аппетит прекрасный;
ужасная красавица - замечательная красавица,;
Я тебе попою! (угроза)= Ты мне попоешь.
5. Многие шутки подчеркивают субъективность оценок: одно и то же явление может получать противоположные оценки —в зависимости от темперамента воспринимающего субъекта (ср. многочисленные шутки о различии между оптимистом и пессимистом), от роли субъекта оценки в описываемой ситуации и от особенностей самой этой ситуации. Ср.:
(10) Врач, осмотрев хорошенькую пациентку, говорит.
— Мадам Дюбуа, хочу сообщить вам приятную новость.
— Простите, доктор, но я мадемуазель Дюбуа!
— 0/5 таком случае, мадемуазель Дюбуа, я хочу сообщить вам плохую новость: вы беременны.
(11) Речные дома в те дни еще не достигали размера пароходов, плавающих по Миссисипи, а были совсем маленькими (...) Хозяин арендованного нами домика называл его «компактным». Тот, кому мы в конце первого месяца пытались переуступить его, охарактеризовал его как «курятник» (Джером К. Джером, Как мы писали роман, в пер. Е. Полонской и В. Давиденковой).
(12) [Женщина рассказывает подруге о своих детях]—Сын женился, да так неудачно! Жена такая лентяйка! Утром он встанет, кофе ей в постель несет. А она развалится, как корова! А вот дочери повезло. Муж такой хороший, такой заботливый. Утром кофе ей в постель несет. А она лежит, как куколка!
В (12) и некоторых других шутках обыгрывание субъективности заключается в доведении ее до абсурда, когда двум тождественным событиям (а то и одному событию) даются противоположные оценки. Интересна в этом отношении след, старинная восточная притча:
(13) Однажды восточный властитель увидел страшный сон, будто у него один за другим выпали все зубы. В волнении он призвал толкователя снов. Тот выслушал властителя и сказал с тревогой: «Владыка, я должен сообщить тебе печальную весть. Ты потеряешь, подобно зубам во сне, одного за другим всех своих близких». Разгневанный повелитель приказал бросить в тюрьму злополучного толкователя снов и позвать другого. Тот выслушал сон и сказал: «Я счастлив сообщить тебе радостную весты ты переживешь всех своих родных». Властелин обрадовался и щедро наградил толкователя. Недоумевающим придворным толкователь объяснил. «Мы оба одинаково истолковали сон. Но важно не только то, что сказать, но и то, как сказать».
в. Говорящие справедливо указывают на связь оценки с профессией и социальным статусом, ср.:
(14) [Разговор о только что вышедшей книге]—Нет, Патрик, ты не можешь по-настоящему оценить ее. Ведь ты лично не написал ни одной книги.—«Ну и что!— парировал Патрик.—Я яиц тоже не несу, но могу лучше судить о качестве омлета, чем любая курица!»
В отличие от научной работы, произведение искусства предполагает две оценки, причем профессиональная, писательская оценка не может считаться более правильной, чем оценка читателя.
7. Ранее мы (точнее, говорящие) отмечали, что одно и то же событие может получать противоположные оценочные характеристики. Иногда, наоборот, одна оценочная характеристика может, в зависимости от контекста, получать разный
СМЫСЛ:
(15) Триолет Лизете
«Лизета чудо в белом свете,—
Вздохнув, я сам себе сказал,—
Красой подобных нет Лизете)