Этот сон, атмосфера Крыма, пронизанная одним общим вдруг воскресшим сознанием, рефреном повторяемыми словами «Мы — русские!», перевернули душу Николая. Он внезапно осознал, что Родина — это не стеллажи прочитанных тобой книг по её истории, не высокопарные речи и статьи, не даже иконы с затепленными под ними разноцветными лампадами в твоей комнате, а то, за что здесь и сейчас ты готов отдать жизнь, что соединяет тебя со многими тысячами таких не похожих на тебя людей, но, несмотря на всю несхожесть, живущими тем же неизъяснимым чувством — любви к своей Родине. Мудрецы скажут, что это лишь призрак, Летучий голландец, которого нет в природе, скажут потому, что сердца их очерствели для жертвы, а человек, не способный к жертве во имя своей Родины, не достоин её, сам себя отлучил от неё, как отлучает себя от Бога утративший веру в него. Что проку от многочисленных знаний о Родине без знания самой Родины? Рабочий парень, «ватник» по-ихнему, прочитавший несколько книг и просто и безыскусно отдающий свою жизнь за Россию, знает её, себялюбец, презирающий свою страну, не знает её вовсе, сколько бы книг ни прочёл. Точно так же, как простой мужик-лапотник, не знающий грамоте, знает Христа сердцем, а учёный богослов, знающий всё о Христе, Христа не знает, потому что не имеет веры и любви, заставляющей гореть сердце чистым, святым пламенем. Некогда знающие букву и возносящие хвалы Богу своего Закона фарисеи распяли Христа, а простые рыбаки взяли на плечи крест и пошли по стопам Спасителя. И ровно так теперь знающие букву и воспевающие Россию своего Идеала («которую мы потеряли») произносили смертный приговор своей Родине, тогда как простые русские люди несли на плечах русский крест, служа ей.
Потрясённый контрастами, Юшин написал сразу целый цикл статей о Крыме. После публикации последней он встретился со своим давним приятелем, Ромой Томилиным, с которым подвизались они в рядах одного исторического клуба по восстановлению мемориалов и захоронений, уничтоженных большевиками.
Холёный, в элегантном костюме и при галстуке, Рома смотрел на Николая с выражением недоумения и сожаления. Странно, отчего это лишь теперь заметилось, сколь надменно лицо этого не по летам рано располневшего «молодого учёного с большими перспективами»? Может, и у самого такое же? В сущности, доселе во всём ведь сходились… Надо бы в зеркале своё отражение подробнее изучить. Носить столь надменную мину, в конце концов, дурной тон.
— Я удивляюсь тебе, Николай, — Рома заказал себе кофе по-турецки и устало вздохнул. — Как ты можешь поддерживать этот крымский аншлюс?
— За языком следи, — нахмурился Николай. — Какой ещё аншлюс? Там всё население поголовно за возвращение в Россию! Причём уже без малого четверть века с тех пор, как эта сволочь Ельцин их там оставил.
— А вот по-моему…
— Ром, ты там был? Не был. А я там две недели торчал — весь Крым исколесил. И ты мне сейчас будешь впаривать, что ты тоже «дочь офицера» и «там не всё так однозначно»?
— Мне не нравится твой тон.
— Мне тоже много чего не нравится. Ты, может, предпочёл бы, чтобы там сейчас резня была с поездами дружбы имени товарищей Яроша, Музычки и Фарион?
— Может, ты всё-таки позволишь мне высказаться? — Рома досадливо поджал губы.
— Валяй, — разрешил Николай, откупорив минералку.
— Давай посмотрим на дело строго прагматично.
— Давай.
— Чего мы достигли, присоединив Крым? Удовлетворили национальные амбиции. Подняли рейтинг «любимой» власти. Восстановили, допустим, историческую справедливость. Избавили наш флот от арендной платы и не допустили на его место флот НАТО. Я ничего не упустил?
— Упустил. Спасли от резни тысячи жизней русских людей.
— Спорный вопрос.
— Однозначный и перевешивающий любые доводы против.
— Тем не менее, я их приведу.
— Валяй.
— Мы поспособствовали сохранению в Крыму советского наследия и менталитета. Мы глубоко оскорбили Украину своим вмешательством в её дела, и теперь вместо доброго друга и соседа обрели вековечного врага. Вместо того, чтобы улаживать проблемы дипломатическим путём, мы нарушили территориальную целостность суверенного государства. Мы настроили против себя весь мир. Мы подставили под удар свою экономику, которой ваш Крым влетит в копеечку. Наконец, вместо недорогого, но приличного украинского курорта наши граждане обретут дорогущий и безобразный российский типа какой-нибудь Анапы со всеми «совковыми» прелестями. Крымчан же быстро начнут осваивать наши воры, и спасённые от растерзания злыми бандеровцами граждане скоро взвоют, узнав размах отечественного беспредела. Между прочим, присоединять что-либо к путинской России, тем самым укрепляя режим — это само по себе огромная ошибка. И, наконец, прежде чем впрягаться за русских на чужой территории защитите их на своей. На Ставропольщине, например. Нужно сперва у себя дома наводить порядок, а уже потом лезть к соседям! Ну, что скажешь? Я не прав?
— Не прав, — покачал головой Николай, — потому что не утруждаешь себя отделением мух от котлет.
— А если тезисно?
— Изволь, — Юшин поставил бутылку и принялся загибать пальцы. — Нет России путинской, ельцинской или чьей-нибудь ещё. Есть наша Россия, тысячелетняя, в которой жили наши предки и, если мы не будем поколением предателей и трусов, будут жить наши потомки. Правители приходят и уходят, а Россия остаётся. В Крыму менталитет гораздо более русский, чем где бы то ни было, и гораздо менее советский, чем у большевиков-перевёртышей, щеголяющих теперь флагами УПА. А остатки советизма изживутся тем скорее, если мы, носители белой идеи, будем со своим народом, ощущая себя частью его, а не надменно возвышаться над ним, кичась мнимым избранством и внушая лишь отторжение от себя, а главное от наших идей. Вы своим скулежом про аншлюс Белой Идее нанесли такой урон, какой никакие слившиеся с исторической сцены коммунисты нанести никогда бы не смогли! Никогда Белые не братались с петлюровцами, а вы, занимаясь этим сегодня, предаёте наши знамёна, мараете их и плюёте на память героев, павших в борьбе с этой нечистью, вторыми нашими врагами после большевиков. Про оскорбление Украины — бред. Западенцы никогда нам не были друзьями, а Восток разделяет мечты Крыма. В сущности, твоя Украина органически не способна быть государством, что и доказывают ежегодные майданы и прочие театрализованные представления. По уму, эту несчастную землю нужно просто поделить по исторической справедливости, между теми, кто ей владел прежде. Тогда есть шанс, что хоть подобие порядка у них будет. Европа в отношении нас всегда была столь же невежественна, сколь и не благодарна, как говаривал Александр Сергеевич, а потому об их неудовольствиях и вовсе говорить нелепо. Насчёт того, что русских надо защищать везде — без сомнения. Только тут никакого противоречия нет. Про то, что порядок наводить надо сперва у себя — тоже без вопросов. Всё это я понимаю не хуже тебя. Но когда в соседнем дому начинается пожар, то дико говорить: погоди, пока я сделаю у себя генеральную уборку. Пойми, Ром, вопрос территорий меня волнует в последнюю очередь. Если бы на Украине каким-то чудом установилась достойная власть, и жизнь бы устроилась, как должно, для чего там есть все ресурсы, то я бы нисколько не стремился оторвать от неё часть территорий и присоединять к нашему бедламу, как это делали Советы, аннексируя Бессарабию и Прибалтику накануне войны. Пускай бы жили, как люди — и дай Бог им счастья! Да и они бы отнюдь не стремились в материнские объятия… Но тут-то совсем другое дело. А про вопрос денег и курортов заикаться — стыдно для человека идейного.
— И нисколько нестыдно, — насупился Рома. — Это ваша горячность — глупа. Ведь уже наши добровольцы наводняют восточные регионы! Русских защищать!
— И что в этом плохого?
— Ничего. Просто люди с правильными идеями не должны собой разбрасываться, но беречь себя для будущего Отечества. Учиться, работать, зарабатывать…
— Хорошо есть, пить, спать, шляться по заграничным курортам…
— Ты превращаешься в… упоротого «ватника»! — возмутился Рома. — Даже твой лексикон!
— Поскольку тебе не нравится мой лексикон, я не стану сообщать тебе, в кого обращаешься ты. Когда мои предки уходили на Дон и в Сибирь — сражаться за Отечество, они почему-то не думали себя беречь. И никто из наших вождей и славнейших деятелей нашей истории — также. Нужно не себя для Отечества беречь, а само Отечество. А ты… «Работать, зарабатывать…» Это, друг мой, идеология мещанства, а не Белой армии.
— Что, может, тоже поедешь — советское «отечество» защищать? Смотри, как бы оно тебя за это по затылку не отблагодарило!
— Опять путаешь, Рома. По затылку даёт власть, а не Отечество. И, кстати, да, я поеду его защищать. Потому что меня уже тошнит от всей нашей болтовни, в которой две трети подлости, лжи, самолюбования и фиглярства! От ряженых в чужие мундиры дезертиров тошнит! От девальвации святых понятий из-за напыщенных витийств безответственных бездельников!
— Вот бы твой предок-генерал тебя сейчас услышал, — усмехнулся Рома.
— А он и слышит. И одобряет. Он против России никогда не воевал. А за неё — в трёх войнах. Хочется быть достойным его памяти.
— Я думал ты умнее, — с сожалением констатировал Рома.
— Прости, что не угодил. Но уж лучше я при своей дурости останусь, чем при твоём уме.
— Каждый выбирает по себе.
— Ром, ответь, пожалуйста, напоследок, ты русский?
— Чего?
— Я спросил: ты — русский?
— Да как будто не еврей!
— Не похож ты на русского, Рома.
— Это почему ещё?
— А потому что русский не может оставаться равнодушным, когда убивают русских, и шире ещё — славян. Не может резонёрствовать, когда попирается справедливость, когда гибнут невинные. Не может беду, боль своих братьев и сестёр не ощущать всецело своей! Русский — это не тот, кто просто любит Россию, но тот, кто во всякую минуту готов пожертвовать собой ради неё!
— Сам придумал?
— Не придумал, а понял, когда вспомнил о том, что сам я — русский. А лишь потом Белый. Россия выше окрасов, попытайся понять это.