Б.Л. Гершун и А.А. Гольденвейзер дали различные, но в главном, причем независимо друг от друга, сходные объяснения успеху сборов, проводившихся Тейтелем. Гершун писал:
К фактической организационной работе он не был способен, но в нем было много инициативы и способность воодушевлять других к производительной работе. Он был совершенно незаменим в важнейшей роли – по привлечению пожертвований. Он пользовался доверием и симпатиями, и отказу, когда он появлялся за сбором денег, ему не было. Среди еврейской колонии в Германии было мало богатых людей, преобладали люди среднего достатка и люди, еле сводившие концы с концами. Тейтель стал объезжать крупные центры в Европе, и тут обнаружилась его исключительная способность получать деньги там, где всякий другой встретил бы отказ. Он не владел ни одним иностранным языком, являлся с переводчиком и, тем не менее, производил неотразимое впечатление на иностранных евреев-богачей, к которым он обращался. Престиж бывшего единственного еврея-судьи в России, безыскусственная речь, простота и естественность подхода к людям, приятная внешность бодрого крепыша-старика с милой, лукавой и привлекательной улыбкой – все содействовало успеху миссии Тейтеля. Со своих набегов на еврейских благотворителей и толстосумов в Европе он возвращался с крупными суммами, дававшими Союзу возможность широко развивать свою помощь. Можно с уверенностью сказать, что благодаря Тейтелю, привлекавшему средства, и комитету, организовавшему помощь, Союз русских евреев был самым крупным и лучшим благотворительным делом не только Берлина и Германии, но и других центров сосредоточения еврейской эмиграции381.
По словам Гольденвейзера,
успех этих фантастических поездок связан еще с одним талантом, которым обладал Тейтель, – с его уменьем легко и быстро заводить знакомства и затем уже никогда не терять из виду людей, с которыми он хоть раз встретился. Единственные записи, которые Я.Л. вел аккуратно и которым придавал большое значение, были записи адресов. Его адресные книги, где тысячи имен были распределены по странам и городам, тщательно сохранялись и часто переписывались очередными секретаршами. Куда бы судьба ни занесла Якова Львовича, он везде встречал старых друзей. Притом не было человека, хотя бы мельком встреченного им 40 или 50 лет назад, о котором он при новой встрече не вспомнил бы всех подробностей: где и когда виделись, что друг другу сказали, в какое платье была одета жена и т.д. Немудрено, что эти люди тотчас же превращались в его друзей и сотрудников. Так во всех городах, куда он совершал свои налеты, Тейтель умел с молниеносной быстротой создавать группы людей, душевно ему преданных и готовых работать для его целей382.
Средства Союзу давали, конечно, не только личные вояжи Тейтеля. Упоминавшийся выше «чай для прессы» служил достаточно распространенной формой привлечения внимания общественности и потенциальных финансовых доноров к проблемам евреев-беженцев. Так, 3 мая 1927 года в берлинской гостинице «Эден» на «чай», устроенный СРЕвГ, собрались свыше 100 представителей прессы и общественных организаций, включая уполномоченного Лиги Наций по делам беженцев, генерального консула Шлезингера, директора представительства Джойнта д-ра Бернарда Кана, директора HIAS383 д-ра Бернштейна, представителей берлинской еврейской общины и главных беженских организаций, корреспондентов русских, немецких, еврейских и иностранных газет.
После речи Тейтеля, призвавшего оказывать Союзу содействие в его работе, с докладом на немецком языке выступил Гольденвейзер. Рассказав о деятельности Союза, он заключил:
С 500-ми членов и с годовым бюджетом в 132.000 марок, союз вероятно является крупнейшей из всех беженских организаций. За семь лет выданы пособия десяткам тысяч беженцев. В картотеке просителей отразилась судьба беженства – неисчислимы случаи обнищания и почти отсутствуют случаи обратного подъема. Деятельность союза выходит за пределы благотворительной. Выдаются ссуды ремесленникам и мелким торговцам на обзаведение. На курсах союза беженцы обучаются шитью, массажу, стенографии, языкам. Оказывается бесплатная врачебная и юридическая помощь. Однако во всех отраслях союз удовлетворяет лишь ничтожный процент существующей нужды. Вопрос о судьбе беженцев с каждым годом становится все острее. Он заслуживает внимания самых широких кругов384.
В 1927 году Союз русских евреев и в самом деле был, вероятно, крупнейшей из российских эмигрантских организаций в Берлине. К тому времени численность российских беженцев в этом мегаполисе заметно сократилась, составив на 1 января 1927 года 15 500 человек. Русские эмигранты составляли третью по численности группу иностранцев в Берлине, уступая австрийцам (32 000) и полякам (21 500), но опережая чехов (15 000)385. Численность еврейской части российской колонии сократилась, очевидно, в существенно меньшей пропорции. Так, если в 1920 году в Союз русских евреев входили 685 человек, то на 1 января 1930 года членов Союза, регулярно плативших членские взносы, насчитывалось 525 человек, на 1 января 1931 года – 510 человек, на 1 января 1932 года – 548 человек386.
Жизнь русско-еврейского Берлина как будто била ключом. Вот, наудачу, несколько событий середины – второй половины ноября 1927 года. 14 ноября доклад Б.Д. Бруцкуса «Еврейское местечко при советской власти», 19 ноября в отеле «Кайзергоф» – традиционный бал Союза еврейских студенческих организаций в Германии. «В программе принимают участие лучшие художественные силы», – говорилось в объявлении о бале. В тот же день в клубе имени Шолом-Алейхема С.Л. Рафалович читал доклад на тему: «Перспективы южноамериканского еврейства». 30 ноября в «Кайзергофе» пресс-конференция деятелей ОРТ, в тот же день – концерт в пользу Общества помощи евреев-врачей эмигрантов387.
Обратимся теперь от благотворителей к их подопечным.
Образовательный уровень просителей был весьма различен. Среди них заметную часть, видимо, составляла интеллигенция, люди с высшим образованием или студенты. Однако их долю среди всех подопечных Союза по прошениям оценить достаточно трудно: в этом отношении прошения представляют не слишком репрезентативную выборку. Насколько можно судить, прошения от людей, обладавших низким уровнем грамотности, заполнялись секретарем в бюро Союза, и большая их часть не сохранилась. Руководство Союза старалось представить своих клиентов определенным образом: это русскоязычные евреи, получившие хорошее образование, носители русской культуры, в прошлом состоятельные, обедневшие в эмиграции и стыдящиеся обратиться за помощью.
Наиболее красноречиво свидетельствует об этом фрагмент выступления Я.Л. Тейтеля в 1928 году:
Эти люди, жившие прежде в полном довольстве, иногда предпочитают теперь умереть с голоду, чем обращаться за помощью к городским или еврейским благотворительным организациям. Лишенные права работать и потому не имеющие никаких источников дохода, они, в большинстве случаев, даже от собственного своего Союза не хотят принимать какой-либо поддержки… Всюду, во всем мире переживаем мы теперь печальное явление – следствие войны и годов инфляции: старые, почетные, культурные поколения принуждены уступать место тупым, неразвитым духовно выскочкам. Мы, евреи, никогда не поклонялись деньгам, мы всегда презирали всяких «парвэню», необразованных «богатеев»… Тем более надлежит нам охранять от падения те еврейские слои, которые олицетворяют собой «фин флер» европейской культуры388.
Приглашенный на «чай для прессы» в 1929 году Арнольд Цвейг в своей речи подчеркивает элитарность СРЕвГ: его клиентов он описывает как «15 000 интеллектуалов, писателей, профессоров, врачей, адвокатов, ученых разных направлений, торговцев, инженеров и т.д.»389 Отметим, что торговцы помещены в конце списка, состоящего из названий интеллектуальных профессий. На праздновании 80-летия Тейтеля, совпавшем с 10-летием СРЕвГ, главный юбиляр, отвечая на поздравительные речи, сказал: «Меня прозвали “королем шнорреров390”, и я с удовлетворением принял это звание. Но мое королевство, увы! Чудовищно разрастается и, к моей горькой скорби, среди моих подданных я вижу тысячи лучших представителей былой русской интеллигенции с их семьями и детьми»391.
Знакомство с прошениями, адресованными в финансовую комиссию Союза, показывает, что сконструированный руководством Союза образ довольно далек от действительности. Тема былого благосостояния и стыда жить впроголодь и обращаться за помощью действительно присутствует в прошениях: «Я сын Петербургского Потомственного почетного гражданина и купца 1-й Гильдии Виктора Мойсеевича Йосселе, который был в течение 20 лет общественным деятелем и делал много пожертвований. В настоящее время я очутился в безвыходном положении благодаря своей продолжительной болезни и не имею даже комнаты»; «Пребываю в Берлине свыше 3-х лет с женой и двумя взрослыми детьми… Работал здесь как Courtier т.е. посредником по продаже драгоценных вещей, пользовался всеобщим доверием, жил прилично, не нуждаясь в ничьей помощи. С середины 1923 г. эта отрасль совершенно замерла за отсутствием продавцов (частных лиц, продававших свои драгоценности), и с того момента я стал все меньше и меньше зарабатывать, хотя мог еще держаться в надежде на скорое улучшение положения. Мои надежды, к сожалению, не оправдались, и даже наоборот, с 1-го дек. 1923, с началом стабилизации Марки дела вообще настолько затихли, что с того момента по сегодняшний день я не мог даже заработать на нашу повседневную жизнь, и приходится жить с семьей впроголодь и большими лишениями»