558.
В 1921 – 1922 годах вышли два номера «Бюллетеня Дома искусств в Берлине»; в первом были опубликованы приветствия, которыми обменялись берлинский и петроградский Дома искусств. В ноябре 1922 года в Доме произошел раскол, поводом к которому послужила публикация в «Накануне» 29 октября памфлета И. Василевского (Не-Буквы) «Тартарен из Таганрога», в котором содержались оскорбительные выпады против Эренбурга. Часть членов Дома искусств вышла из его состава и вместе с несколькими литераторами, только что приехавшими из России, основали Клуб писателей (1922 – 1924). В правление Клуба входили М.А. Осоргин, Б.К. Зайцев, Н.А. Бердяев, секретарем был А.В. Бахрах, в заседаниях принимали участие А. Белый, Б.Л. Пастернак, Ф.А. Степун, М.О. Гершензон, С.Л. Франк, Ю.И. Айхенвальд, М.А. Алданов, И.Г. Эренбург, В.Ф. Ходасевич, В.Б. Шкловский, В.В. Набоков-Сирин, А.Я. Таиров, М.М. Шкапская, С.С. Юшкевич, Е.Г. Лундберг, В.И. Лурье и другие559.
Существовали и другие литературные группы: «Веретено» (А.М. Дроздов, В.В. Набоков-Сирин, В.Е. Татаринов, Г.П. Струве, И.С. Лукаш, В.А. Амфитеатров, И.А. Бунин и др.), «Братство круглого стола» (В.В. Набоков-Сирин, В.Е. Татаринов, Г.П. Струве, И.С. Лукаш, В.А. Амфитеатров и др.), «4+1» (четыре поэта и один прозаик: Г.Д. Венус, А.С. Присманова, С.П. Либерман, В.Б. Сосинский и В.Л. Андреев), «Кружок поэтов» (М.Г. Горлин, Р.Н. Блох, С.Ю. Прегель, Ю. Джамунов, В. Франк, В.Л. Корвин-Пиотровский, В.В. Набоков-Сирин, Н.Н. Белоцветов, Е. Рабинович и др.). Местами литературных встреч часто были кафе: самым знаменитым из них, кроме упомянутых «Леона» на Ноллендорфплац и «Ландграфа» на Курфюрстендамм, было кафе «Прагер диле» на Прагерплац.
Объединялись в группы и люди театра: в 1920 году был основан Союз русских сценических деятелей. В Берлине постоянно действовали театры «Русский романтический балет» (под руководством Б.Г. Романова), Общество русского театра, театр «Синяя птица», в котором выступал с куплетами В.Я. Хенкин (руководитель Яков Южный), «Ванька-встанька» (руководитель Н.Я. Агнивцев), кабаре «Карусель» (руководитель Б.Е. Евелинов), «Маски», «Шалаш», кабаре «Жар-птица», «Уголок поэтов, артистов и художников» и «Белый медведь», кабаре «Голубой сарафан» и другие560.
Научная жизнь русского Берлина была представлена несколькими академическими объединениями (самым известным являлась Русская академическая группа, созданная в 1920 году А.И. Каминкой), кружками и лекториями, а также двумя высшими учебными заведениями – Русским научным институтом и Религиозно-философской академией. Академия была создана в конце 1922 года Н.А. Бердяевым. Она продолжала деятельность петербургской «Вольфилы» (которая изначально задумывалась как академия). Кроме Бердяева в Академии преподавали Л.П. Карсавин, С.Л. Франк, И.А. Ильин, Ф.А. Степун, Б.П. Вышеславцев и другие. В 1924 году деятельность Академии переместилась в Париж.
Более долговечным оказалось другое высшее учебное заведение – Русский научный институт (РНИ), который был открыт в феврале 1923 года и просуществовал как университет для русских студентов до 1933 года. После прихода нацистов к власти институт был «ариизирован», переименован, получил другой статус и другие функции, но был закрыт лишь в 1943 году561. Студенты могли подать заявление на одно из трех отделений: правовое, экономическое и отделение духовной культуры. Ректором института был В.И. Ясинский, отделением духовной культуры руководил Н.А. Бердяев, правовым отделением – И.А. Ильин, экономическим – С.Н. Прокопович. Среди преподавателей (в основном ученых, высланных из Советской России) были С.Л. Франк, Л.П. Карсавин, А.А. Кизеветтер, барон М.А. Таубе, Ю.И. Айхенвальд, П.Б. Струве, Б.Д. Бруцкус, А.М. Кулишер, а также немецкий историк (специалист по Восточной Европе) Отто Хётч и уполномоченный Лиги Наций по правам человека Мориц Шлезингер.
По замыслу его основателей, Институт должен был воссоздать традиции русского высшего образования и распространять среди эмигрантов знания о России. О студентах, поступивших в европейские университеты, организаторы института писали: они «получают прекрасную научную и общую подготовку, но они будут чужды русской науке, русской традиции, они не будут иметь специальных знаний о русской действительности, не будут знать и понимать подлинную Россию»562. Слушателям института «должны быть даны специальные сведения о России, ее духовной культуре и основных направлениях ее общественной мысли. Поставлены и освещены проблемы русского права и государства с учетом опыта последних лет и, наконец, изучены важнейшие отрасли народнохозяйственной жизни до– и революционной России и сделаны неизбежные, беспристрастные выводы о современном положении России, ее духовной и материальной культуре»563.
В фокусе учебных программ была Россия, ее прошлое и настоящее. В отчете о деятельности института в 1924/1925 годах говорилось: «Экономическое прошлое России представлялось необходимейшей и важнейшей частью курсов экономического отделения… первый семестр работы экономического отделения если не дал всего того, что хотелось бы дать слушателям, то все же дал необходимейшее и во всяком случае возбудил жажду познания народного хозяйства России»564. Иными словами, Русский научный институт был обращен к прошлому, что роднит его с организациями эмигрантской взаимопомощи – не случайно многие из его преподавателей были также деятелями этих организаций. Поддерживался и принцип персональной преемственности: как и в Земгоре и Союзе русской присяжной адвокатуры, в члены которых принимались те, кто мог доказать свое членство в дореволюционном Земгоре или свою принадлежность к сословию присяжных поверенных, профессорами РНИ могли быть «академики, профессора и доценты существовавших до 1918 г. вузов в России». Первое требование, предъявлявшееся к студентам РНИ, – также преемственность по отношению к дореволюционной университетской системе: «…в число студентов РНИ могут быть зачислены… бывшие студенты всех российских вузов, принятые в число студентов не позднее 1918 года…»565
Расцвет русскоязычной культуры Берлина приходится на начало 1920-х годов. После массовой реэмиграции 1923 – 1924 годов культурная жизнь русской колонии обеднела, число выставок и концертов резко сократилось. В конце 1923 и в 1924 году из-за стабилизации марки, удорожания типографских услуг и отъезда потенциальных читателей терпят убытки и закрываются многие русские издательства. «Для них мало благоприятны были и все прочие условия – бедность основного и оборотного капитала, неустойчивость покупательских книжных фирм, трудности взыскания причитающихся платежей, изменчивость беженских духовных интересов в сторону постепенного понижения уровня, материальное обеднение эмиграции и т.п. И с той волшебной скоропалительностью, с какой они возникали, они, как потешные ракеты, стали лопаться и, подобно бумажным деньгам гражданской войны, сотни тысяч книг возвращались в котлы писчебумажных фабрик для переварки», – со знанием дела писал И.В. Гессен566.
Не следует, однако, думать, что культурная жизнь русской колонии в Берлине после 1923 года шла только на спад. Отдельные «всплески» наблюдались и позднее: в 1932 году открылся «Русский дом», концертно-театральные клубы «На чердаке», «Во дворе, во флигеле», но размах 1922 – 1923 годов остался в прошлом.
Приведенный выше краткий (и весьма выборочный) обзор литературной, художественной и интеллектуальной жизни русского Берлина, разумеется, ни в коей мере не является исчерпывающим. Надеемся, однако, что он дает определенное представление о той среде, в которой существовала и развивалась русско-еврейская культура в изгнании.
Говоря о русско-еврейской культуре в межвоенном Берлине, следует иметь в виду, что она как бы подразделялась на две части, два «сегмента»: один – это евреи в русской культуре (собственно, в этом случае этнические евреи были деятелями русской культуры и ничего специфически еврейского в их работах, как правило, не было), второй – это особая еврейская культура (русско-, идише– и ивритоязычная) в веймарском Берлине. Следует также иметь в виду, что непреодолимой стены между этими «сегментами» не было.
Евреи по происхождению составляли значительную часть «культурной колонии» русского Берлина (мы не разделяем уже «определившихся» эмигрантов и людей с советскими паспортами: некоторые из них отправились впоследствии на восток, другие – на запад). Среди литераторов назовем Б.Л. Пастернака, И.Г. Эренбурга, В.Б. Шкловского, М.А. Алданова, Сашу Черного, М.О. Цетлина, Л.Н. Лунца, Н.М. Минского, Ю.И. Айхенвальда, среди художников – Л.О. Пастернака, а также многих участников Первой русской художественной выставки: Д.П. Штеренберга, Н. Габо, А. Певзнера, М.З. Шагала, Эль Лисицкого; среди ученых – А.И. Каминку, Б.Д. Бруцкуса. В ученый совет Русского научного института входили Ю.И. Айхенвальд, Б.Д. Бруцкус, С.И. Гессен, А.И. Каминка, А.М. Кулишер, Л.М. Пумпянский, А.А. Эйхенвальд. Среди слушателей (581 человек) института в 1924/1925 учебном году 276 были иудеями по вероисповеданию (православных было 240 человек, лютеран – 44, представителей армянской церкви – 9, католиков – 5)567.
Русские евреи, в силу хорошего владения многими из них немецким языком и старых связей, установившихся или в годы учебы в германских университетах, или «по линии» еврейских организаций, оказывались в Берлине посредниками в русско-немецком культурном диалоге. Среди них были И.В. Гессен, А. Штейн, А. Элиасберг (редактор и переводчик), И.С. Гурвич, писавший на русские темы в германские еврейские газеты, А.И. Каминка и Ю.И. Айхенвальд. Русская музыка на берлинских сценах была в значительной степени представлена исполнителями-евреями: скрипачами Яшей Хейфецом и Натаном Мильштейном, пианистом Владимиром Горовицем, виолончелистом Григорием Пятигорским