Очевидно, основная работа по сбору и обработке росписей была проделана под руководством дьяка В. Г. Семенова: его имя чаще других встречается на росписях, от его имени шли запросы в другие учреждения. Кроме того, в отличие от Л. А. Домнина и П. Ф. Оловянникова, которые ездили с дипломатическими поручениями, В. Г. Семенов постоянно находился в Москве.
Хотя эти материалы еще не позволяют подробно осветить работу Палаты родословных дел, они все же расширяют наши представления и о деятельности русских генеалогов XVII в., и о работе приказных учреждений.
Хронологически сохранившиеся росписи распределяются следующим образом. Из 162 дел 49 единиц хранения не имеют дат; у 13 даты дефектные, где нельзя определить год; две росписи – 1648 и 1680 гг. – не связаны непосредственно с деятельностью Палаты.
В марте 1682 г. подано 7 росписей (4-го, 5-го, две росписи 11-го, 47-го, 22-го, 24-го числа), в 1682/83 г. подана роспись Хованских, но эта дата, сделанная цифрами, вызывает сомнение.
Основная масса датированных росписей падает на декабрь 1685 г. (3 росписи: одна 12-го и две 24-го числа) – декабрь 1686 г., всего 61 роспись. Среди них в январе-феврале подано 8 росписей, в марте – 19 (из них 6 – 26-го и 4 – 29-го), в мае – 19 (4 – 19-го, 7 – 22-го и 3 – 23-го), в июне, июле, сентябре, декабре – по 2, в октябре – 1, в ноябре – 3 росписи. В 1687 г. подано 16 росписей: 9 – в январе, 3 – в марте, по одной – в октябре и ноябре; две росписи датированы только годом. В 1688 г. подано 6 росписей (по одной в феврале, мае, июле, октябре, 2 – в марте). И от 1690–1694 гг. сохранилось по одной росписи. 3 росписи имеют даты 1685/86 и 1686/87 гг.
Эти данные не позволяют делать четких хронологических выкладок, но дают ясное представление об интенсивности подачи росписей в разные годы. Росписи стали подаваться практически сразу после выхода указа об отмене местничества, разрыв между ним и первой росписью менее двух месяцев. В 16 8 6 г. вышел ряд указов о порядке составления родословных книг и подаче росписей, на первую половину этого года падает основная масса датированных росписей. Очевидно, к концу года уже собралось достаточно материала для составления родословной книги, что и было определено соответствующим указом.
Практически после мая 1688 г. новых росписей не подавалось (если исходить из датированных). Дела 1690–1694 гг. – это решение спорных вопросов, приписки новых ветвей к уже поданным росписям. Основная масса датированных росписей относится к тем пяти годам, которые прошли от издания указа 1682 г. об отмене местничества до составления Бархатной книги.
Обратимся к количественному составу родословных росписей.
Среди 162 дел мы видим указ 14 ноября 1686 г. (158), челобитную в Разряд Парамона Бегичева с просьбой дать справку о службе его отца (153), ответ из Посольского приказа на запрос из Палаты о происхождении Корбышевых (86), копии грамот Корякиных (149), переписку с Лондоном о происхождении Бестужевых (156). Ряд дел практически не содержит росписей, эта родословия лиц, чья служба в Москве началась в середине XVII в. Таковы запись о выезде Водорацких в 1634 г. из Польши (110) запись Григория Баушева, чей отец был взят в плен в 1653 г. под Шкловом и после служил в России (95); Яков Биев (21) выехал в 1654 г. из Турции в Астрахань при воеводе Иване Петровиче Пронском. Леонтий Грос (70), переводчик Посольского приказа, взят в плен в Ку кон ау зе, где он жил во время своего путешествия, попал в Москву, стал служить в Посольском приказе. Карапиперовы (135) выехали в Москву из Турции в 1638 г. Михаил Петрович Колдычевский взят в плен под Мстиславлем в 1658 г., а с 16 63 г. служил по московскому списку (78). Краевские остались служить в Смоленске в 165 4 г., они указывают на свою принадлежность к гербу Ясень. Скрепы на этой челобитной написаны по-русски, но латинским алфавитом (80). Роспись Хованских (163) также охватывает лишь XVII в. и в основном определяет участие отдельных членов этой семьи в стрелецком восстании. Родословие Эверлаковых (49) начинается с выезда в 1651 г. в Москву «из Немец» шляхтича Романа Яковлевича Эверлакова, но в ней описано пленение его предка в XVI в. при Иване IV.
Роспись Белозерских (162) составлена 8 августа 1648 г. и, как и дело Парамона Бегичева, очевидно, попала в делопроизводство Палаты из Разрядного приказа.
Среди остальных росписей 36 совпадают в своей ранней части с соответствующими росписями родословных книг XVI в., а 88 являются оригинальными. Анализу этих новых росписей и посвящена настоящая работа, по-скольку остальные, совпадая текстуально с родословными книгами, не дают принципиально новых известий о генеалогических знаниях XVII в.
Родословные росписи XVII в. состоят из легенды о происхождении семьи и поколенной росписи, доведенной по составу лиц до последней четверти XVII в. Начиная с XVI в. часто записываются биографические сведения о службе и земельных владениях отдельных лиц, причем, в отличие от росписей XVI в., эти сведения, как правило, подтверждаются отсылками на соответствующие документы (грамоты, разрядные записи, писцовые книги и др.). Заголовки к росписям имеются не всегда. На обороте листов идут скрепы лиц, подавших росписи, иногда дьяческие записи.
Как правило, родословные легенды росписей сохраняют форму, присущую легендам XVI в. В них записан выезд предка (в Москву, Тверь, Рязань), сообщается о его крещении, иногда говорится о пожалованиях, сделанных великим князем, дальше начинается роспись.
В 44 росписях записаны легенды родословных книг XVI в., из них в двух случаях использованы «чужие» легенды: Барыковы (58) взяли легенду родословных книг XVI в. о выезде в Тверь Марка Демидова (легенда Коробовых XVI в.) и, изменив одну из фамилий росписи XVI в. (с Бабкиных на Бабрыкиных), показали себя потомками младшего сына Марка. В подтверждение достоверности своего происхождения они сослались на «выезжую книгу» Посольского приказа. Грековы (62) приписали себе родословную легенду Ласкиревых, чья роспись была в Государеве родословце 1555 г.
В 10 росписях легенда утрачена или неразборчива из-за дефектов рукописи.
Безо всяких легенд о выезде подали росписи Бехтеевы (50), Боучаровы (32), Борисовы (60)[284], Веревкины (13), Волоховы (37)[285], Голенкины (54), Горины (27), Казначеевы (82), которые записали только, что они «выезжие»; Колупаевы (96), Коротневы (148), Кошелевы (72).
Угличскими вотчинниками со времен Дмитрия Донского назвали себя Брюхатовы (103), Голосовы (116); суздальскими – Каблуковы (53).
Выходцами из Рязани (без легенды о выезде) записаны Белелюбские (17), Буковские (47), Ворыпаевы (73). Бузовлевы указали, что их предком был татарин Чепчуга прозвищем Бузовлев, служивший рязанскому князю Федору Ольговичу (81).
Ряд легенд выводит родоначальников из Новгорода. В росписях XVII в. эта легенда приобретает иную окраску, чем в книгах XVI в. Если раньше из Новгорода происходили родоначальники старомосковского боярства: Морозовых, Кобылиных, Свибловых, Кутузовых, служившие еще Александру Невскому, то в XVII в. Кузьмины-Караваевы (128, 88) и Савеловы (19, 142, 152) написали, что их предками были новгородские посадники, естественно, в свое время выехавшие из Пруских земель, как этого требовала традиция XVI в. Баскаковы (84) назвали своим предком баскака Амрагана, осевшего в Новгороде; из этого рода вышел и Пафнутий Боровский. Бобынины (104) переселились в Новгород из Чернигова после «литовского разоренья», а Андреевы и Колотиловские (104) просто назвались новгородскими вотчинниками. В доказательство своего происхождения многие ссылаются на писцовую книгу Дмитрия Китаева (1500 г.).
В традиционной форме XVI в. «выехал из Немец из Пруские земли муж честен в Великии Новгород» создана легенда Вараксиных (40), из «Немец» в Новгород выехал также предок Григоровых (23), а к Дмитрию Донскому – предки Гиневлевых (118) Михаил Ильич и Глебовых (11) Облагиня.
Группа легенд связана с выездом из Литвы, но, как и предыдущие легенды, она носит несколько иной оттенок, чем аналогичные легенды XVI в. В родословиях XVI в. выходцами из Литвы записаны, как правило, бывшие тверские боярские роды, перешедшие на службу в Москву. Переезды из Литвы в Тверь, затем в Москву связаны с образованием единого Русского государства и его сношениями с Великим княжеством Литовским. Основная масса легенд XVII в. говорит о выезде при московском великом князе Василии III, во время правления которого велись войны с Литвой и переезжали литовские князья. В первой четверти XVI в. сказались выехавшими на Русь Ближевские (121), Борщовы (35), Клишковы (36), Протасьевы (59). В легенде Бухваловых (102) указан выезд предка к царю Ивану IV, но с датой 1522 г. Только Бунаковы (122) и Владычкины (48) записали, что их предки выехали в 1408 г. с литовским князем Свидригайло. В ословном это семьи, служив-шие дмитровским и волоцким князьям.
Родоначальник серпуховских помещиков Козловых (71) Дмитрий Немиров сын Козлов назван в росписи «шемятичевским». Болотниковы (157), служившие по Вяземскому уезду, также сказались выходцами из Литвы, но ни имени предка, ни времени выезда указать не смогли. Без указания даты записан и выезд Венцеслава Корсакова – родоначальника Римских-Корсаковых (38, 39).
Сопоставима с родословными книгами XVI в. и группа легенд о выезде из Крыма и Золотой Орды.
Приехавшими из Крыма записались Баранчеевы (130), указав своим предком Василия Баранчеевича Киятова и сославшись на легенду Киятовых в родословных книгах. В родословиях XVI в. князья Убо-Кияты названы предками Глинсках[286]. К тому же известие о князе Кияте в росписи относится к XIV в., а служба его ближайшего потомка – к 1524 г.; за весь XV в. предки Баранчеевых не записаны. Бахметевы (140) сказались татарами, выехавшими в XV в. в Москву с царевичем Касимом; Гайтуровы (83) выехали из Крыма при Василии Темном, тогда же приехал родоначальник Елизаровых (76) царевич Егул. Карауловы указали своим предком Ямурчея Караула, посла к Ивану III.