[446], а один из описанных им списков принадлежал окольничему А. Т. Лихачеву, который, составляя свою роспись, также воспользовался традициями польской генеалогии[447].
К 80-м годам XVII в. Посольский приказ становится учреждением, дающим авторитетные справки о происхождении отдельных лиц и семей. Здесь в ходе практической деятельности накапливается определенный опыт оформления дел о приезде дворян, практика опроса и записи свидетельских показаний представителей посольств. Вначале эти справки давались только лицам, приехавшим в XVII в.
В 80–90-е годы XVII в., когда после отмены местничества в 1682 г. в Разрядном приказе была образована Палата родословных дел и начался массовый прием дворянских родословий, сведения о выезде родоначальников по запросам Разрядного приказа систематически проверялись в Посольском. Переписка между приказами велась по определенному стереотипу. Получив роспись, авторы которой говорили о выезде предка из Польши и часто ссылались на соответствующие польские книги, Разрядный приказ посылал в Посольский запрос; ответ на него служил официальным подтверждением происхождения.
Для проверки родословий в Посольском приказе были, в подлинниках и переводах, польские книги (Хроники Стрыйковского, Бельского, Гваньини, Длугоша, «Орбис Полонус» С. Окольского, «Гнездо цноты» Б. Папроцкого и др.), содержащие сведения о происхождении польских и литовских дворянских родов за более ранний период. Была здесь и другая генеалогическая литература, знакомившая с нормами, принятыми в странах Европы. К сожалению, в фондах Посольского приказа эти книги не сохранились.
Если значение произведений Стрыйковского, Длугоша, Матвея Меховского и Кромера в жизни русского общества изучено[448], то история бытования в России польской генеалогической литературы совершенно не исследована. Есть одно упоминание А. И. Соболевского о рукописном переводе начала XVIII в. книги Б. Папроцкого «Ветроград королевский»[449]. Книги С. Окольского и Б. Папроцкого получили критическую оценку в польской литературе. Папроцкий «в описании начала родов и шляхетских семей был полностью некритичен и наивен», он бесцеремонно переиначивал источники, в частности Длугоша; книга Окольского (три тома, изданные в 1614–1645 гг.) отредактирована хаотично, «переполнена фантастическими известиями, часто даже фальшивыми»[450]. Однако в описании истории родов, современной авторам, обе книги содержат богатый фактический материал.
В подлинных росписях XVII в. сохранились первоначальные легенды и окончательные ответы из Посольского приказа, а работа по проверке сведений о выезде, содержащихся в родословных росписях, четко видна из книги «Дело о гербах», составленной Герольдмейстерской конторой в 20-е годы XVIII в.[451] Здесь скопирована переписка от 20 марта 1686 г. по 23 февраля 1687 г. между Палатой родословных дел и Посольским приказом по поводу происхождения родоначальников дворянских родов; одновременно с признанием дворянства определялась и принадлежность семьи к одному на польских гербов.
Происхождение родоначальника русской ветви в запросе Палаты родословных дел указывалось в общих чертах: «из коруны Польской». В Посольском приказе подбирался соответствующий материал: делались переводы из хроник Бельского, Кромера, Стрыйковского о происхождении того или иного герба, участии в политической жизни и битвах лиц, принадлежавших к этому гербу; давалось описание герба по книге Окольского «Орбис Полонус». Иногда Посольский приказ собирал свидетельства о происхождении у польских посольств. Эту работу выполняли переводчики Семен Лаврецкий и Николай Спафарий. Запросы из Разряда подписывали дьяки П. Ф. Оловянников, Л. А. Домнин, которые принимали росписи в Палате родословных дел. Ответы из Посольского приказа подписывали дьяки П. Б. Возницын, В. И. Бобинин, иногда Е. И. Украинцев, занимавшиеся делами о выездах.
Эти материалы четко показывают, как была организована работа по проверке росписей. Становится ясно, каковы были критерии достоверности при составлении древних частей родословий. Составленные с использованием польских хроник и традиций оформления дел о выездах, эти справки иногда выдавались польским семьям, лишь в XVII в. выехавшим на службу в Россию, но часто их получали и представители русского рядового дворянства, стремившиеся удревнить свой род, используя польские традиции. В «Деле о гербах» есть переписка о происхождении переводчика приказа Семена Лаврецкого, который выехал из Польши в 1661 г.[452]; «иноземца рейтарского строю» полковника Петра Скаржинского и др. Анализ родословных легенд из «Дела о гербах» позволяет проследить, как при создании генеалогических документов последней четверти XVII в. использовалась вся предшествующая практика Посольского приказа и традиции польской литературы.
Наиболее ярко польское происхождение отразилось в росписи Колдычевских. Ее подал Михаил Колдычевский, попавший в плен под Мстиславлем в 1658 г. и с 1663 г. перешедший на русскую службу[453]. Он написал о своем происхождении и условиях перехода на русскую службу. Эта роспись по кругу сведений близка к делам о приезде и родословиям XVI в., поскольку она начинается с основателя русской ветви польской семьи и дает лишь необходимые факты о его происхождении. В тех случаях, когда приписка к польским родам служила лишь удревнению родословных, как правило, есть большой хронологический разрыв между выехавшим на Русь предком и лицом, с которого начинается роспись.
Это видно из дела Нелединских (1689). В «Деле о гербах» сохранились выписки, где приведены сведения из книг «Орбис Полонус», Б. Папроцкого и М. Кромера по истории рода Мелецких, от которых пошли Нелединские[454]. Кроме этого, в подлинном деле XVII в. Бестужевых-Рюминых, составленном в Палате родословных дел, есть черновики ответа Посольского приказа о происхождении Нелединских. В черновиках много вставок, вычеркнутых мест, исправлений, практически это не систематизированные записи о происхождении семьи.
По этим записям, предок Нелединских Станислав Мелецкий, в крещении Михаил, приехал на Русь к великому князю Василию Васильевичу и получил «в удел многие вотчины»[455] в Городецком уезде, где потом был поставлен Николаевский Антонов монастырь. Текст о получении вотчин в удел в документе вычеркнут и заменен выписками из двух жалованных грамот; по одной (1425) великий князь Василий Васильевич пожаловал боярина Михаила Яновича Мелецкого городом Вологдой, а по другой (1442) Михаилу и его сыну великий князь дает в Углицком уезде Копскую волость[456]. В выписках из книги «Орбис Полонус», на которую ссылались Нелединские, есть сведения, что у их родоначальника Станислава Мелецкого в 1432 г. родился сын, а в 1461 г. он сам умер. Это последнее известие в деле XVII в. вычеркнуто. Именно сопоставление выписок из грамот и польских книг, подобранных в Посольском приказе к росписи Нелединских, показывает, что их приписка к польскому роду была фальшивой. Их предок, Станислав Мелецкий, по русским грамотам с 1425 г. служивший в Москве, по польским источникам жил и умер в Польше. Вообще, в последней четверти XVII в. Нелединские развили активную генеалогическую деятельность. Кроме росписи, для них был составлен разрядно-родословный сборник. В его основе лежит одна из ранних редакций разрядных и родословных книг, к которым приписано родословие и грамоты Нелединских[457].
Обращение к иностранным авторам для подтверждения происхождения иногда было излишним, так как необходимые сведения содержались в русских документах. Так, для Титовых в Посольском приказе была сделана выписка из Гваньини: «В некое время Борис Титов, муж звания честного, воевода старицкий, к великому князю, после обеда за столом седящему, пришед по обычаю бес шапки, поклонился ниско…»[458]. На основании этих сведений Титовым было выдано свидетельство о том, что Борис Титов был воеводой в Старице, хотя для доказательства их происхождения можно было использовать разряды.
На составлении справок Посольским приказом отразилась особенность переводной генеалогической литературы, где было указание только на предка какого-либо человека без поколенной росписи, соединяющей предка и потомка.
Таким образом удревнили свой род Лихачевы (роспись окольничего М. Т. Лихачева)[459], приписавшиеся к гербу Ясенчик. В справке, выданной Посольским приказом и скрепленной Е. И. Украинцевым, где представлена подборка сведений из книг Окольского и Папроцкого о деятельности лиц разных фамилий герба Ясенчик, нет конкретных сведений, позволяющих связать Олега Богуславовича Лиховца, их родоначальника, с Лихачевыми, известными по русским источникам. Напомним, что брату М. Т. Лихачева принадлежала одна из рукописей XVII в. перевода Хроники Стрыйковского, и он призывал к широкому использованию иностранных материалов для русской истории[460].
На родство с Лихачевыми по гербу Ясенчик (в Польше Лиховские), «что по старому выезду из Польши в Московское государство пишутца Лихачевы, и ныне той нашей фамилии и роду нашего околничие Алексей Тимофеевич да Михайло Тимофеевич Лихачевы», сослались в своей росписи Краевские[461].
Краевские стали служить царям после присоединения Смоленска, в их росписи (1688) упоминается переход на русскую службу, крещение в православную веру, пожалования – круг сведений, восходящих к делам о выезде. Кроме того, подавая роспись, они представили соответствующие документы из Польши. Происхождение Краевских сомнений не вызы